Имам Шамиль - Шапи Казиев

Среди них Сухум, одна большая в центре шапсугов, две крепости в Лабе. Остальные все на берегу моря. Их названия не находят соответствия в нашем языке, поэтому я не стал их упоминать здесь".

Письмо было скреплено печатью с надписью "Кто потерпит, победит. Раб возвещающий Мухаммадамин".

Скоро уже и Порта сочла необходимым вести дела с Магомед-Амином. Тем более что к этому ее подталкивала Англия, откликаясь на горячие просьбы польского правительства в изгнании.

Чарторыйский сумел организовать несколько десантов в Черкесию. Когда к Магомед-Амину прибыли польские военные специалисты с партией оружия, их уже ждал здесь целый отряд беглых поляков.

Дело шло к тому, что Магомед-Амин мог вскоре открыть на северо-западе Кавказа второй фронт.

НАБЕГ ХАДЖИ-МУРАДА НА ТЕМИР-ХАН-ШУРУ

В конце марта 1849 года Аргутинский вернулся в свою главную резиденцию Темир-Хан-Шуру, чтобы отдохнуть и залечить рану, полученную под Салта. Он был человек немногословный, но среди веселья по случаю успешного завершения военной кампании несколько расслабился и дал волю чувствам. Награждая своих героев, он позволил себе нелестно отозваться о шамилевских наибах, а Хаджи-Мурада и вовсе выставил трусом.

Мнение Аргутинского очень скоро сделалось известным гордому наибу. Хаджи-Мурад подозревал, что мнение генерала разделяют и многие горцы, считая его виновным за ахтынский неуспех, и решил на деле показать кто есть кто.

В ночь на 14 апреля Хаджи-Мурад с пятью сотнями отборных удальцов появился у стен Темир-Хан-Шуры.

Крепость быстро обрастала поселениями и уже превратилась в большой город, который был обнесен рвами и валами с орудийными редутами и считался совершенно неприступным. Вокруг города стояли кавалерийские полки, дозоры и сторожевые башни, между которыми сновали многочисленные патрули.

В Шуре был дом самого Аргутинского, здесь же располагалась штаб-квартира Апшеронского полка и жил его командир князь Г. Орбелиани, который как раз в тот вечер давал в своем доме бал. Постоянный гарнизон Шуры насчитывал больше четырех тысяч человек.

Следуя своей излюбленной тактике, Хаджи-Мурад оставил половину отряда в засаде, а остальные начали осторожно подбираться к крепости. Их заметили дозорные, но успели сделать лишь несколько выстрелов, как были смяты нахлынувшей волной горцев.

Оказавшись в городе, мюриды обнаружили, что их проводник из местных исчез. Они не знали Шуру и действовали наугад. Завидев большой дом с освещенными окнами, они бросились туда, полагая, что это дворец самого Аргутинского, и рассчитывая захватить если не его самого, то хотя бы генерала Орбелиани с полковой казной и знаменами. Они ворвались в здание и тогда только поняли, что ошиблись - это был полковой госпиталь. Больные солдаты заперлись в столовой и подняли тревогу, стуча кастрюлями и разбивая окна.

Шура была разбужена криками и загрохотавшими в ночи сигнальными барабанами. В суматохе солдаты принимали за горцев своих же кавалеристов, те бросались на солдат, началась беспорядочная пальба, и никто не мог отыскать самих налетчиков.

Не найдя заносчивого генерала, Хаджи-Мурад исчез так же внезапно, как и появился, успев лишь разорить по пути армянские лавки.

Дерзкий набег Хаджи-Мурада внушил всем, что на Кавказе нет безопасных мест и что каждое необдуманное слово по-прежнему отражается в блеске кинжала и имеет вес пули.

Но еще больше" шуму смелое предприятие Хаджи-Мурада наделало в столице. Император, увидевший дела в Дагестане в совершенно ином свете, чем это следовало из рапортов наместника, был весьма обеспокоен за судьбу своих завоеваний на Кавказе.

Воронцов оправдывался, как мог, ссылался на неизбежные в войнах неожиданности, обещал отбить у горцев охоту к подобным вылазкам, но совершенно успокоить императора так и не сумел.

БОИ ЗА ЧОХ

Шамиль начал возведение новых крепостей. Одну из самых сильных он решил возвести в Чохе - большом селе неподалеку от Кази-Кумуха и почти по соседству с царским фортом в Цудахаре.

Узнав об этом, Воронцов решил помешать имаму.

Взятие Чоха было поручено Аргутинскому. Генерал, получивший выговор от императора за визит Хаджи-Мурада в Шуру, горел желанием сурово проучить беспардонных горцев.

Опыт прежних экспедиций, ничего не прибавлявших в плане ослабления власти Шамиля, был забыт. Жажда мщения гнала Аргутинского в горы. Тем более что лазутчики донесли о пребывании в Чохе и самого Хаджи-Мурада.

Войска Аргутинского, включавшие 14 батальонов, 4 роты стрелков и саперов, 4 эскадрона и несколько сотен кавалерии, 38 орудий и всю дагестанскую милицию, двинулись к Чоху.

18 июня Аргутинский подошел к аулу, который возвышался на горе, окруженной глубокими оврагами. Генерал опоздал. Гигантская цитадель глядела на Аргутинского правильными рядами бойниц и амбразур. Аул был превращен в крепость и готов к обороне. Инженеры Шамиля постарались на славу, воздвигнув стены необычайной высоты, сложенные из камня на крепком известковом растворе и связанные бревнами. Новыми были и круглые башни для фланговой обороны. На далеких подступах зияли рвы и высились завалы. То, что ждало нападавших за стенами, Аргутинский мог легко представить, помня недавние сражения в Салта и Гергебиле.

Несмотря на внушительность чохского сюрприза, Аргутинский не желал возвращаться ни с чем. В дело вступила его осадная артиллерия, но только через десять дней удалось взять лишь первый завал на пути к крепости.

Шамиль наблюдал за битвой с вершины соседней горы, готовый при необходимости атаковать Аргутинского с фланга. Он верил в своих инженеров и надежность крепости, но некоторым наибам доверял уже не совсем. Отдать крепость имам считал делом совершенно недопустимым, а потому предупредил ее защитников, что не оставит чалмы на их головах, если они забудут о мужестве и посмеют отступить. А коменданту крепости наибу Мусе клятвенно обещал проломить голову и набить ее солью, если тот сойдет с башни, возвышавшейся над крепостью.

Разрушив часть укреплений, Аргутинский сумел блокировать крепость, но штурм ее все еще представлялся ему делом безнадежным.

Тем временем наступил месяц Рамазан - время строгого поста, когда мусульмане не принимают пищу от рассвета до заката. Ослабленные горцы держались, отбивая атаки днем и отстраивая разбитые укрепления ночью. Сверх того они решались и на вылазки, разрушая осадные траншеи и редуты Аргутинского. А если у кого-то сдавали нервы и он говорил, что генерал все равно возьмет Чох, то ему просто-напросто зашивали рот

Пушки Аргутинского приближались к крепости все ближе и уже били прямой наводкой с соседних высот Ядра достигали и лагеря Шамиля, так что приходилось несколько раз переносить его палатку.

В ответ Шамиль бомбардировал лагерь Аргутинского и нападал на его отряды.

Хаджи-Мурад, бывший среди защитников Чоха, умышленно оставил проем в стене, надеясь заманить Аргутинского в аул и разгромить его войска в узких улочках Чоха

Но Аргутинский на штурм не решился. Израсходовав все снаряды и не найдя возможности решить дело в свою пользу до генерального штурма, Аргутинский ранним туманным утром 21 августа оставил свои позиции Не обнаружив утром противника, защитники Чоха воздали хвалу Всевышнему

Воодушевленный Хаджи-Мурад бросился следом за отступавшими Горцы почти настигли Аргутинского и даже успели отбить часть обоза. Но основные силы генерала перешли Казикумухское Койсу, сожгли за собой висячий мост и укрылись в форте Цудахар.

Чох устоял. Общие потери сторон составили около трех тысяч человек

Велев восстановить Чох, Шамиль в новой славе и неоспоримом могуществе вернулся в Ведено, чтобы заняться государственными делами.

БОЕВОЕ КРЕЩЕНИЕ ЦЕСАРЕВИЧА

Осенью 1850 года на Кавказе ожидали визита наследника престола Александра II Николаевича За год до того, после кончины великого князя Михаила Павловича, наследник стал командующим гвардейским и гренадерским корпусами, шефом воевавшего на Кавказе 44-го драгунского Нижегородского полка и начальником всех военно-учебных заведений.

После разгрома Венгерского восстания 1849 года "малая" война на Кавказе оставалась единственной большой проблемой царского командования Цесаревич отправился в инспекционную поездку, намереваясь поднять патриотический дух воинства и разобраться в ситуации на месте

Как главный наказной атаман всех казачьих войск, он пожелал сначала посетить земли Донского, Кубанского и Терского казачьих войск.

Цесаревич давно уже мечтал отправиться на Кавказ, но получил разрешение отца только теперь, когда все более-менее успокоилось.

Кавказское начальство, помня визит императора и его тяжелые последствия, деятельно готовилось к встрече Его Высочества.

Воронцов хотел сделать Его Императорскому Высочеству и необычный сюрприз. Как человек впечатлительный и увлекающийся, он вздумал отыскать на Арарате остатки Ноева ковчега. Была послана большая экспедиция во главе с начальником триангуляции полковником Ходзько. Экспедиция достигла вершины Ноевой горы, провела множество научных изысканий, но самого ковчега не обнаружила. В то же время обследовался и Эльбрус, вершина которого, по преданиям, сделалась двуглавой после того, как ее задел ковчег. А на горе Казбек искали подтверждения легенды о сохранившемся на нем шатре Авраама, в котором якобы еще обретаются ясли Спасителя. После неудачных поисков Воронцову сообщили, что искать надо в пещерах, ведущих будто бы в подземное царство, в котором хранятся несметные сокровища и обитают вечно обольстительные девы. В доказательство были представлены самородное золото, серебро и алмазы. Но Воронцов отослал их в геологическую комиссию, а для цесаревича велел приготовить коня, бурку и кубачинскую саблю.