Рабыня страсти - Бертрис Смолл

Она кивнула, не вполне еще понимая смысл его слов, но по опыту зная, что он со временем все ей объяснит. Она отвинтила серебряную крышечку и понюхала содержимое хрустального флакона. Пахнуло свежими розами.

— Что это?

— О, это особенная жидкость! Я дам Оме рецепт. Снадобье это будит страсти, разжигает кровь — разумеется, когда в этом есть необходимость. Ведь калиф уже не юноша, Зейнаб… Посмотри, в корзинке должна быть чашечка. Так, а теперь налей себе глоточек. Думаю, тебе это вряд ли понадобится, но я хочу, чтобы ты на себе испытала его действие.

Она послушно выпила.

— Хорошо. А теперь достань то, что на самом дне корзинки.

Зейнаб держала в руках черный кувшинчик из оникса, наполненный густым кремом без какого-либо запаха. Девушка отставила его:

— Странная мазь… Скажи лучше, что это там, розовенькое в алебастровом сосуде? Пахнет моими любимыми гардениями…

— Это для того, чтобы кожа стала еще чувствительнее к ласкам, — ответил Карим. — Дай-ка я разотру тебя немного, цветочек мой. Калифу приятно будет умащивать твое нежное тело — одновременно он сам будет распаляться страстью. Видишь, запах нежный, но средство очень эффективное. В его состав входят особые травы, потом я скажу Оме, какие именно, чтобы она смогла постоянно тебя ими снабжать.

Он принялся растирать бледно-розовый крем по светлой, словно светящейся изнутри, коже — Зейнаб чуть не замурлыкала от удовольствия.

— А тот, другой крем? Ну, в черном кувшинчике? — томно спросила она.

— А, там просто смазка для дилдо. Она помолчала, наслаждаясь касаниями его сильных рук, а потом поинтересовалась:

— А для чего эти изящные цепочки, мой господин?

— Для игры, — спокойно объяснил Карим. — Калиф — большой охотник до любовных игр. Вскоре я начну учить тебя их правилам. Может быть, калифу захочется разыграть спектакль, будто он захватил тебя в плен в битве. Ты должна будешь сопротивляться, бороться, но он опутает тебя цепями и силою принудит отдаться ему. А может, в роли пленного раба захочет выступить он сам… Мужчины в возрасте особенно любят такие представления. Это помогает им не утратить любовного аппетита, Зейнаб.

Он перевернул девушку на спину и, налив еще немного розовой жидкости себе на ладонь, принялся нежно массировать ее грудь и живот.

— Тебе приятно?

— М-м-м-м-м-м, я чувствую покалывание и тепло, мой господин…

— Во всем теле? — шепнул он, поглаживая ее стройные ножки.

— Да, во всем теле! — согласилась она, слегка поеживаясь, — прикосновения его рук отчего-то стали невыносимо сладкими.

— Перевернись на животик. Так. А теперь подожми ножки. Хорошо. Выгни спинку. Глубже, Зейнаб! Плечи должны быть как можно ниже. Голову положи на сложенные руки. Великолепно! Вот в таком положении ты должна находиться, когда калиф захочет войти в твое тело через Содомские Врата. А теперь не двигайся — я подготовлю дилдо.

Он окунул инструмент в кувшинчик со смазкой, и, встав на колени, приготовился его ввести.

— Не пугайся. Ощущения будут совершенно другими. Если станет неудобно, просто выгнись сильнее.

Он решительно раздвинул двумя пальцами дивно очерченные ягодицы, обнажив маленькую розовую розеточку. Головкой дилдо осторожно надавил — и почувствовал, как поддается нежная плоть его усилию. Головка слегка углубилась в напряженное тело девушки.

Зейнаб ахнула. Нет, дело было не в боли. Какое же неприятное ощущение — просто на редкость! Так она ему и сказала, как всегда, напрямик:

— Зачем ты делаешь это со мною, господин мой? Это.., это же неестественно!

— Для некоторых, сокровище мое, но не для всех, — сказал он. — Рабыня Страсти должна уметь доставить господину все возможные наслаждения. Ты уже научилась принимать мужскую плоть в два из трех отверстий твоего тела. В гареме для тебя не должно быть ни сюрпризов, ни откровений. Ты должна стать совершенством во всем, Зейнаб! — Он ввел дилдо еще глубже, но тут девушка попыталась вырваться, и Кариму пришлось одной рукой крепко схватить ее за шею.

— Послушание во всем! — сурово напомнил он.

— Отвратительно! — закричала она. — Омерзительно! Железная ладонь давила на ее шею, а дилдо вошел в нее уже на всю глубину. Тогда Карим наполовину извлек его, но лишь затем, чтобы втолкнуть снова. Он начал двигать игрушкой в резком отчетливом ритме…

Бороться с ним было девушке не под силу. Ей омерзительно было то, что делает он с нею, и вдруг, к величайшему своему ужасу, она почувствовала, как истома наслаждения постепенно охватывает ее напряженное тело. Теперь она сама делала задом встречные движения…

— Ненавижу тебя за это! — воскликнула она, но тело ее уже извивалось в пароксизме страсти несмотря на то, что Карим уже извлек игрушку…

— Сам я не люблю подобных забав, — сказал он равнодушно. — Но ты не должна забывать, что я тренирую тебя для калифа, а не для себя. А, как мне известно, Абд-аль-Рахман время от времени предается таким утехам. И когда он пожелает тебя так, ты должна быть готова его удовлетворить. Дважды в неделю твое тело будет принимать дилдо таким манером, чтобы вполне приготовиться.

Зейнаб не отвечала. Перевернув девушку на спину, Карим увидел, что щеки ее мокры от слез — а ведь она не издала ни стона! Он принялся нежно сцеловывать каждую слезинку, затем ласково заключил ее в объятия. И она не вынесла…

— Как это ужасно! — зарыдала она. Гнев охватил ее, она закричала:

— Ненавижу тебя! — и принялась изо всех сил молотить кулачками по его груди:

— Ты сделал мне больно!

— С каждым разом боль будет все слабее, — он обхватил ее запястья, лишив возможности драться. — А со временем тело твое настолько расслабится, что примет дилдо без труда.

Его могучее тело придавило девушку к матрацу, он искал ртом ее губы, лишая дыхания, возбуждая еще пущую злость…

— Больно — не больно, наплевать! Не в этом дело?

Это омерзительно! — завизжала она, оскалив в гневе острые зубки, И он потерял контроль над собой… Впился в этот оскаленный рот жгучим поцелуем. Будь она проклята! Будь проклята! Такой потрясающей женщины во всем свете не сыщешь — и он любит ее! Но не должен… Не смеет… Не имеет права!

Зейнаб почувствовала, что его напряженный член уперся ей в бедро. Поцелуй становился все нежнее, и злость сама собою улеглась. О, почему она так любит Карима-аль-Ма-лику? Он же всего-навсего холодный, жестокий и бесчувственный дрессировщик, обучающий ее, словно какое-нибудь животное, удовлетворять чувственный аппетит великого владыки! ..Она прерывисто вздохнула, отвечая на его поцелуи…Все равно! Если Судьба подарила ей столь краткое счастье — что ж, она своего не упустит, она вцепится в него со всею силой! Какая разница? Такого никогда не было у Сорчи Мак-Дуфф. А у Груочь и подавно никогда не будет!..