Величие и проклятие Петербурга - Андрей Буровский

Для сравнения — в Москве в 1900 году 146 тысяч рабочих, из них 38 тысяч железнодорожников. Холостой рабочий в Москве был таким редким исключением из правила, что его и сыскать было трудно.

Но это, так сказать, низы общества. Хотя ведь и рабочим при их совсем неплохих доходах никто не мешал искать подходящих невест в провинции, хотя бы в своих собственных деревнях. А ведь искали не все.

В холостяках ходили и люди образованные, ярко выраженные «русские европейцы», в том числе и довольно богатые. «Полугорожане» встречались порой даже в среде крупных предпринимателей или чиновников первых нескольких рангов. Живет человек в Петербурге всю жизнь — а его семья живет в деревне или маленьком городке.

Было много и холостяков, большой процент петербуржцев высшего слоя общества так и умерли бездетными. Самые известные из них, наверное, — знаменитый дипломат, князь Горчаков, и писатель Гончаров, автор «Фрегата «Паллады», «Обыкновенной истории», «Обрыва» и «Обломова».

Один из результатов — чудовищное преобладание смертности над рождаемостью. По данным на 1888 год, в Петербурге умерло около 29 тысяч человек и родилось 22 тысячи. При этом ведь многие уезжали умирать на родину, в свои деревни и маленькие городки, цифры смертности наверняка на самом деле выше.

Кто живет в Санкт-Петербурге?

Пертурбации 1918–1920 годов не могли не отразиться на самосознании жителей Петербурга. Из двух с половиной миллионов человек к 1920 году осталось всего восемьсот тысяч. Возник жуткий город В. Шефнера, где вечерами стреляют в переулках, а людей стало так мало, что их не хватает, чтобы населить уже имеющиеся квартиры.[114]

Число не вернувшихся после Гражданской войны, выгнанных из города «за происхождение» вряд ли когда-нибудь установят точно, хотя бы до сотен человек. Главное — до миллиона человек, бывших петербуржцев, понесли петербургский менталитет, питерское беспокойство по России. А пустота Петербурга стала наполняться новыми людьми… Получалась удивительная вещь — коммунисты боялись и не любили Петербурга, но они сделали все необходимое, чтобы Петербург «работал» на всю страну, и как можно с большим эффектом.

Малоизвестная деталь — в 1930-е чаще «забирали» и высылали немцев, шведов и эстонцев. По закону коллективной ответственности они оказывались как бы виновными за то, что в Эстонии, Германии и Швеции не особо жалуют коммунистов и строй в этих странах буржуазный. Еще в 1920-е годы финны в основной своей массе выехали в Финляндию. Город по составу населения становился все более и более русским… и восточным: городом татар и кавказцев. Тем более что во время Второй мировой войны не только погибли миллион человек, а часть выехавших из города не вернулась. Высылали немцев, эстонцев, шведов, а оставшиеся практически не пережили блокады.

После блокады старались не пускать в город евреев, выехавших по Дороге Жизни. Сохранился анекдот: генерал проверяет списки эвакуантов, подлежащих возвращению. «Так… Иванов… Пусть едет. Петров… Пусть едет. Сидоров… Пусть едет (генерал ставит галочки возле фамилий). Рабинович… Гм… Рабинович… Ну, этот и сам приедет!» И генерал вычеркивает Рабиновича из списка.

В результате за годы войны и сразу после нее Санкт-Петербург окончательно утратил свое языковое и национальное многообразие.

Было бы любопытно узнать: какой процент из современных пяти миллионов петербуржцев родились в Петербурге? Имеют отцов, которые в нем родились? Дедов? Прадедов?

Но независимо от цифр, факты вопиют: в XX веке огромное множество петербуржцев оказались вне своего города. А сейчас в Петербурге живет в основном новое население. Большинство его жителей еще не успели превратиться в петербуржцев.

Да, и еще — инородцы самого разного происхождения. Чеченцы, азербайджанцы и курды, прожив в городе три поколения, обязательно сделаются петербуржцами, но пока-то они ими не сделались.

Плавильный котел Петербурга превращает многонациональную массу в местный вариант русского народа. Делает он это медленно, а в это, далеко не упревшее «варево» все время подбрасывается новое и новое «топливо»…

В Петербурге XIX века было много немцев (8–9 % всего населения). Теперь примерно столько же «лиц кавказской национальности».

Петербург в начале 3-го тысячелетия — город не менее сложный по составу населения, чем город начала XX века. Но состав этот другой, и только в одном — совпадение. И тогда и теперь большинство населения Петербурга составляют те, кто еще не стал петербуржцем.

Действительно, хорошо ли жить в Петербурге? Или, скажем так: лучше ли жить в Петербурге, чем в Ярославле или во Пскове?

Ответим сразу: в материальном отношении, конечно же, жить в Петербурге было хорошо. Хорошо там жить и сейчас. Петербург начала XXI века по уровню жизни приближается к городам Германии. Псков и Новгород недотягивают даже до Польши.

Но насколько уютно в Петербурге в смысле материальном, настолько же неуютно в плане душевном. Порой просто поразительно неуютно. Жизнь в Петербурге чревата напряженностью, страхом, неуверенностью, тревогой. В этом смысле жить в Петербурге намного менее комфортно, чем в Ярославле или во Пскове. Или, скажем, в Ростове-на-Дону.

Источники напряжения жителей Петербурга очень разные, и часто на одного человека действует по нескольку причин одновременно. Каково тем, кто поселился, сам того не ведая, в ультрапатогенных районах?!

Ну, Петербург как зона естественного отбора действует ведь не на всех. Есть все же в городе не только ультрапатогенные, но и геоселюберогенные области. Причем геоселюберогенные даже преобладают по площади. Но ведь и обитателям вполне комфортных мест ненамного лучше: на их глазах происходит распад людей буквально на соседней улице. С генетическим шлаком в виде убийц, проституток, воров, идиотов, хипповствующих разного сорта приходится иметь дело и им самим, и их детям.

Но даже если повезло, если семья сыграла с Питером в рулетку — и выиграла. То есть если живет она вне всяких патогенных зон — и на эту семью обрушиваются все явления, связанные с северным положением Петербурга. Эти явления особенно сильно обрушиваются и особенно остро воспринимаются недавними выходцами из глубины России: а их ведь большинство в каждом из поколений жителей Санкт-Петербурга. Кто сказал, что русские только ОДИН РАЗ пережили шок от того, что попали на север?! Эти первые, основатели и строители города, их потомки — малая толика, исчезающе малая часть жителей Санкт-Петербурга.

Повторюсь: точно такой же шок переживала БОЛЬШАЯ ЧАСТЬ обитателей Санкт-Петербурга в КАЖДОМ из населявших его поколений.

«До тех пор (то есть до приезда в Санкт-Петербург. — А.Б.) я никогда так ясно не представлял себе, что значит северное положение России и какое влияние на ее историю имело то обстоятельство, что центр умственной жизни на севере, у самых берегов Финского залива…» — писал князь Кропоткин в своих «Записках революционера».

«Как известно, Петербург — единственный из крупных городов, который лежит в зоне явлений, способствующих возникновению и развитию психофизиологического «шаманского» комплекса и разного рода неврозов».[115]

Ну, допустим, Петербург не единственный в истории крупный город, лежащий в зоне «этих явлений» — Стокгольм, Хельсинки, Копенгаген, Упсала и Осло тоже находятся не совсем в тропиках. Но Санкт-Петербург — единственный в истории город, в который постоянно приходит новое население. Причем население из мест, где «таких явлений» не бывает. Население, которое испытывает шок от столкновения с севером. Те, кто переселяется в Стокгольм из деревень Смоланда или маленьких городков провинции Скараборг, родились и выросли на той же широте. Для них-то никакого шока не происходит.

Петербург — это еще одна граница. Граница средней полосы, умеренной зоны, и севера. Санкт-Петербург — это место, в котором люди средней полосы постоянно, из поколения в поколение, сталкиваются с севером.

Кроме того, переселенец оказывается в напряженном поле идей. Каждое сооружение, каждый памятник несет что-то свое… Насколько сложным, противоречивым, многоплановым может быть каждый памятник, мы рассматривали на примере Медного всадника. А ведь примеры можно умножать до бесконечности.

Нового петербуржца обступают воплощенные идеи. Даже если он ничего не знает ни о самих идеях, ни об их воплощениях, эти идеи — пусть искаженные, пусть частичные — все же проникают в его подсознание. А чем образованнее человек, тем сильнее действуют на него эти идеи, заставляя все время думать, осмысливать, переживать.

К тому же идеи, среди которых живет петербуржец, — разнообразны. Огромен диапазон мнений, суждений, оценок, и ничто не остается бесспорным или абсолютно точно установленным. Взять хотя бы оценку Петра I, основателя города, в мифе массового сознания. От «Бог он, Бог он твой, Россия» и до Антихриста. Пойди разберись…