Величие и проклятие Петербурга - Андрей Буровский

Особенность Санкт-Петербурга как урочища провоцирует скорость развития культуры в любом направлении. Хоть в направлении совершенства, хоть в направлении маразма.

Это свойство урочища — ускорять развитие культуры, по своему смыслу такое же, как любое свойство любого участка Земли. Оно не плохое и не хорошее. В Африке у людей черная кожа; на острове Гренландия не растут ананасы, зато в морях вокруг Гренландии водятся киты и тюлени; на Кубани хорошо вызревает подсолнечник и много подсолнечного масла. В одном ряду с утверждениями такого рода стоит и это: «Петербург по своей планировке полицентричен и эксцентричен, и это его большое отличие от моноцентричной и концентрично расположенной и концентрически организованной Москвы. В силу этих особенностей в Петербурге развитие культуры идет ускоренно».

Часть VII

ЧЕЛОВЕК В САНКТ-ПЕТЕРБУРГЕ, ИЛИ ГОРОД СПЛОШНОГО ЭКСТРЕМУМА И ПРИВИДЕНИЙ

А вокруг старый город Питер,

Что народу бока повытер

(как тогда народ говорил), —

В гривах, в сбруях, в мучных обозах,

В размалеванных чайных розах

И под тучей вороньих крыл.

Глава 1

КТО ЖИЛ И ЖИВЕТ В ПЕТЕРБУРГЕ

Псковский да витебский — народ самый питерский.

Кто жил в Петербурге?

Представление о том, что Петербург — «вторая столица» так же привычно сегодня, как и уверенность — Москва всегда была и более крупным, более населенным городом. Ничего подобного. Был период, в течение которого Петербург был городом большим, нежели Москва, — с конца XIX века до Второй мировой войны.

Москва всегда была более стабильным, более постоянным городом — это точно. В Москве никогда не было таких резких перепадов числа жителей — особенно если не считать времени средневековых эпидемий и татарских нашествий. Но последнее татарское нашествие затронуло Москву в 1571 году. В этот страшный год крымский хан Дэвлет-Гирей взял Москву. Число убитых называют разное — от 50 до 500 тысяч. Колоссальное различие в оценках доказывает одно — никто, как всегда, не считал. Москва выгорела полностью, и только одно обстоятельство позволяло ее быстро восстановить — обилие пока не вырубленных лесов в верховьях Москвы-реки. Материальный и моральный ущерб просто не поддается описанию.

Но в XVII–XVIII века Москва не знала иноземных нашествий, а других причин для исчезновения людей и не было. То есть Москва запустела осенью 1812 года, когда почти все ее жители ушли перед нашествием Наполеона. Но уже весной — летом 1813 года город опять стал наполняться людьми. Тот, кто осознавал себя москвичом и хотел жить в Москве — как правило, вернулся, и быстро. В целом население Москвы росло поступательно, без особенных рывков.

Не то в Петербурге… Число городских жителей в нем тоже росло, он даже обогнал Москву, но росло число жителей не постепенно и неуклонно, а рывками.

Первые жители Петербурга, не по своей воле переселенные Петром в свой ненаглядный «парадиз», разбегались еще и при жизни Петра. А не успел скончаться Антихрист, как бегство началось уже массовое. Не меньше 15 тысяч человек из 40 тысяч всех жителей города убежали в 1725–1729 годах. В 1729 году Петр II велел ловить этих петербургских беглецов и силой водворять их обратно. Успеха этот указ не имел, да и иметь не мог. Тем более действовал юный царь не очень последовательно: одной рукой ловил беглецов из Санкт-Петербурга, другой сам же переносил столицу из Петербурга в Москву, и множество дворян сбежало из Петербурга вполне легально.

Вот стоило окончательно утвердить Санкт-Петербург как столицу, сделать в ней выгодным кормление около военных частей и чиновников — и население стало расти. Добровольно.

Впрочем, большую роль сыграла «канавка невская», как ласково называли в народе Ладожский канал, соединивший Свирь и Неву в обход Ладожского озера. Частые бури в Ладожском озере мешали навигации, а тем самым — подвозу продуктов. Теперь продовольствие подвозили регулярно, цены на все резко упали.

С 1735 года Петербург перестал быть дорогим городом. «Четверик (26 кг) гречневых круп стоил 34–40 копеек, гороха — 40–55 копеек, овса — 15 копеек, пуд (16 кг) ржаной муки — 26–27 копеек, крупичатой — 75–80 копеек, масла коровьего — 1 рубль 25 копеек фунт (около 400 г.), говядины — 1 рубль 34 копейки, гусь с печенкой — 12 копеек, солонина — 3 копейки, баранина — 2 и 3 копейки за фунт и т. д. В сравнении с XX веком цены эти кажутся просто невероятными».[112]

В XXI веке цены эти не стали более «вероятными», но в XVIII веке в других городах России цены на еду были или примерно такими же, или чуть ниже. А возможностей заработать в Санкт-Петербурге было больше. С 1735 по 1750 год в город въехало больше людей, чем сволокли силой за все годы правления Петра I. В 1750 году в Санкт-Петербурге жили 95 тысяч человек, тогда как в 1730-м оставалось от силы тысяч 25 от переселенных Петром 40 тысяч.

Квартиры и продовольствие к 1750 году вздорожали, жилья сильно не хватало — а ведь в конце 1720-х годов в Петербурге стояло много заколоченных домов, иные разваливались от сырости и отсутствия ухода.

Что это доказывает? Да всего-навсего то, насколько выгоднее решать любые вопросы добром, чем батогами. Пока двухметровый царь с головой меньше собственного кулака надрывался и орал, размахивал легендарной дубинкой, сек кнутами и угонял в Сибирь за ослушание — Петербургу было быть пусту. И даже при Петре строить город удавалось, только нарушая нормы карательно — полицейской «экономики».

А как стало в Петербурге жить выгодно — ручеек переселенцев не иссякал. К 1800 году в Петербурге жили уже 220 тысяч человек. В XIX век Петербург вступил, уже обогнав Москву, — к 1811 году, перед нашествием Наполеона, в ней жили порядка 175 тысяч человек. В 1862-м москвичей стало 358 тысяч, к 1897 году число их перевалило за 1 миллион.

В Петербурге же в 1853-м жили порядка 500 тысяч человек. Сразу после раскрепощения 1861 года толпы людей ринулись в Петербург, и в 1900-м в нем жили уже порядка 1,5 миллиона человек. Из них 718 410 человек были вчерашними крестьянами, прибывшими из 53 губерний Российской империи. Петербуржцы первого поколения.

В 1917 году — около 2,5 миллиона человек. Петербург сделался по-настоящему большим городом; в 1900 году он был четвертым по населению городом мира. Только Лондон, Париж и Константинополь были больше Санкт-Петербурга.

Разница в том, что Москва росла постепенно и естественно, как город, заполняющийся сельским людом, который постепенно становится горожанами, москвичами. В третьем поколении внук переселенца из подмосковного села становился москвичом — сохраняя акающий «гаварок» и многие бытовые привычки.

Жители же Санкт-Петербурга далеко не поголовно стали петербуржцами. Конечно же среди жителей города были и «настоящие» петербуржцы. Те русские европейцы, которые жили в городе по три, по четыре поколения и начали довольно сильно отличаться от остальных русских людей. Те, кого стремились уничтожить и коммунисты, и нацисты.

Но весь XIX век Санкт-Петербург удивительным образом сохранял черты города недавних переселенцев, военного города на осваиваемых вновь землях. Уже в 1897 году женское население составляло всего 31 % населения Санкт-Петербурга. Треть населения города были бездетные холостяки. Почему?!

Да не источит читатель слезы жалости о судьбе эксплуатируемых бедняков. То есть было и это: в Санкт-Петербург шли на заработки. Чем лучше становились дороги, тем легче становилось приехать в Петербург — в том числе приехать надолго. Человек жил в городе годы, десятилетия, но семьи как-то не заводил, или заводил не в Петербурге.

Это очень напоминает мне историю, рассказанную профессором Л. Б. Алаевым, — про индуса, и не из бедных: «горожанина, правительственного чиновника среднего ранга. Но, к моему удивлению, семья его — жена и дети — до сих пор жила в родной деревне… Таких «полугорожан» в Индии очень много».[113] Россия совсем недавно перестала быть страной крестьян, деревенских жителей. Еще при советской власти, до 1960-х годов, у нас тоже «деревни окружали города», а в царской России горожан было меньше, чем в Индии сегодня. В Петербурге «полугорожане» встречались даже в рабочей среде.

В 1861 году в Петербурге жили 20 тысяч рабочих; в 1890-м — 150 тысяч, в 1900-м — 260 тысяч, в 1917-м — 500 тысяч. Из них порядка 100 тысяч не имели семей; были ли это просто молодые люди, не успевшие обзавестись семьей, «убежденные холостяки» или все те же «полугорожане» — мне неизвестно.

Для сравнения — в Москве в 1900 году 146 тысяч рабочих, из них 38 тысяч железнодорожников. Холостой рабочий в Москве был таким редким исключением из правила, что его и сыскать было трудно.

Но это, так сказать, низы общества. Хотя ведь и рабочим при их совсем неплохих доходах никто не мешал искать подходящих невест в провинции, хотя бы в своих собственных деревнях. А ведь искали не все.