Отель сокровенных желаний - Антон Леонтьев

— Почему так нужно? — спросил отец, чувствуя, что тревога внезапно заполнила его сердце, а Тоня заявила:

— Потому что мы любим друг друга, папочка! И кстати, ты ведь позволишь нам устроить на выходных в «Петрополисе» небольшую вечеринку по поводу этого радостного события? Никакого белого платья, никакой фаты, это все давно неактуально! Прием для избранных в нашем ресторане…

Отец вздохнул и сказал:

— Пользуешься служебным положением своего отца, Тоня…

Дочь, вырвав у него согласие, упорхнула, Роберт Ильич же сидел за столом и тяжело дышал, у него прихватило сердце. С трудом поднявшись, он вышел в коридор. Умереть в «Петрополисе», как матушка, разве может быть что-то лучше?

Но умирать в данный момент он не собирался.

Один из младших швейцаров, высокий кудрявый черноволосый молодой человек, с темными глазами и задорной улыбкой, которая тотчас сменилась озабоченной миной, когда он увидел держащегося за сердце директора, бросился к нему.

— Роберт Ильич, я вызову «Скорую»! — заявил он.

— Нет, Ильфат, прошу тебя, сейчас все пройдет… — сказал Величай, но молодой человек, студент, который подрабатывал в «Петрополисе», настоял на своем. Врачи констатировали сердечный криз, сделали инъекцию и хотели увезти в больницу, но Роберт Ильич наотрез отказался.

Ни о каком прописанном постельном режиме и речи быть не могло — Роберт Ильич никогда не болел, отпуск проводил в «Петрополисе» и не мыслил жизни без отеля, которым руководил после трагической смерти своей матери летом 1940 года.

От дочери приезд «Скорой» Величай решил скрыть и велел всем, кто стал свидетелем, в первую очередь Ильфату Зюльмиеву, держать язык за зубами…

— Вы должны подумать о себе… — попытался возразить молодой человек, но директор был неумолим. Наконец Ильфат дал слово, что ничего Тоне не скажет, а Роберт Ильич, провожая его взглядом, вдруг подумал, что если его девочке и нужен был муж, то именно такой, как этот Ильфат: надежный, добрый и готовый всегда защитить и прийти на помощь.

Но теперь у Тони уже имелся супруг, и вероятность того, что она разведется и выскочит замуж за Ильфата, была не просто ничтожна, а из разряда минус-величин.

…Западная музыка была чересчур громкой, а время уже позднее. Роберт Ильич вышел из-за стойки администратора и, заметив спешащего к нему одного из администраторов по этажам, произнес:

— Знаю, сейчас позабочусь, чтобы уменьшили звук.

Администратор благодарно закивал и сказал:

— А то жалобы уже поступают… Кстати, поздравляю вас с замужеством Антонины Робертовны!

Роберт Ильич только вздохнул и отправился в ресторан отеля, который с шести вечера был закрыт для посетителей, ибо там шло празднование бракосочетания Тони. Она и ее новоиспеченный супруг в самом деле решили отмечать сие событие крайне нетрадиционно.

Молодая пара пригласила на торжество исключительно своих приятелей и знакомых, сплошь представителей так называемой «золотой молодежи», и ни одного родственника. Тоня заявила, что отец Вити не может приехать из Москвы в Питер, а матушка находится в престижном пансионате в Карловых Варах.

— Но я-то здесь! — не выдержал Роберт Ильич во время того разговора, а дочка, поцеловав его, проворковала:

— Папочка, ну зачем тебе молодежная свадьба? Тебе скучно будет и неинтересно!

Зал ресторана тонул в грохоте и слепящих лучах цветомузыки, Роберт Ильич зашел и оторопел: на одном из столов танцевала полуголая особа, несколько парочек тискали друг друга в объятиях на танцевальной площадке, кто-то блевал в углу, кто-то размахивал кулаками.

Заметив патлатого типа, который производил какие-то подозрительные манипуляции с белым порошком, Роберт Ильич вырвал у него из рук пакетик, бросил на пол и растоптал содержимое ногами.

— Эй, старик, ты что, оборзел! Этот кокс знаешь во сколько мне обошелся? — проревел патлатый и бросился на директора, но его отстранил плотный молодой субъект с короткой стрижкой и набыченным взором. Кажется, кто-то из шапочных знакомых дочери…

— Извините его, Роберт Ильич, — произнес тот, подавая руку. — Михаил Прасагов.

Кажется, Миша Прасагов — это был отчисленный за неуспеваемость студент, который подрабатывал теперь фарцовщиком, вспомнил Величай рассказы дочери.

— Я хотел бы узнать, можно ли мне будет организовать для нескольких постояльцев вашей гостиницы небольшую закрытую презентацию кое-каких западных товаров… — начал он, но Роберт Ильич, не дослушав его, отправился на поиски дочери.

И только потом вспомнил — ну конечно же, Прасагов! Не тот ли это Прасагов, чьим предкам «Петрополис» когда-то принадлежал? Интересно, если это так: теперь этот субъект здесь дефицитом подторговывает и спекуляцией занимается. Судьба, как знал Роберт Ильич, обладает изощренным чувством юмора.

Тоня сдержала слово — она была не в свадебном платье с фатой, а полосатом одеянии, ужасно походившем на шкуру зебры, правда, с юбкой, которая больше открывала, нежели закрывала.

Ее обнимал и целовал смазливый темноволосый тип, ее новый супруг, Виктор Сипливый, который при появлении тестя напрягся и бросил:

— Tony, твой предок нарисовался!

Девушка взглянула на отца затуманенным пьяноватым взором, и Роберта Ильича охватила злость.

— Не называйте мою дочку этим идиотским американским именем! — возмутился он. — И что здесь происходит? Тоня, ты пьяна?

Но зятек лишь ухмыльнулся:

— Она совершеннолетняя, имеет право делать все, что хочет, и к тому же Tony моя законная жена, и я буду звать ее как хочу!

Роберт Ильич сначала не нашелся что ответить, но после паузы мрачно проговорил:

— Это факт, но никто не дает вам права устраивать шабаш в моем отеле. К тому же за мой счет!

— Ну папочка! — начала, глупо хихикая, дочка, а Величай, схватив ее за локоток, заявил:

— Убирайтесь все прочь! Вы мешаете постояльцам спать! И вообще, финита ля комедия! Точнее, ваша собачья свадьба подошла к концу!

Кто-то из гостей, услышав это, завопил пьяным голосом на весь ресторан:

— Пиплы, нас предок Tony выбрасывает! Что делается, ни в сказке сказать, ни вслух произнести!

В этот момент раздался громкий вопль — гологрудая особа, устроившая стриптиз на ресторанном столе, сверзилась вниз.

Стеная и охая, она позволила сразу нескольким молодым людям поставить себя на ноги. Внезапно около нее возник тощий вертлявый блондинистый тип, произнесший:

— Яночка, поедем, детка, ко мне!

Та, повиснув у блондина на шее, завопила:

— Стивен, мальчик мой, конечно! Едем все к Стивену, нашему заморскому ангелу!

Толпа хлынула из ресторана, а Роберт Ильич попытался задержать дочку.

— Тонечка, ты сделала большую ошибку, этот человек тебе не пара. Он элементарно использует тебя… Подумай о своем будущем! О «Петрополисе». О всем том, что связывает нас с ним…

Тоня холодно ответила:

— Папа, ты ничего не понимаешь! У меня все на мази. А твой «Петрополис» со всей своей жуткой историей у меня в печенках сидит!

И новоиспеченный зятек увлек за собой Тоню, бросив на ходу:

— Не мешайте нашему счастью, Роберт Ильич!

Величай, наблюдая, как эта пестрая нетрезвая толпа стекает вниз и вываливается на ночную улицу, горько подумал, что не мешал бы, если бы был уверен, что его дочь ожидает счастье. Он и так потерял двух своих кровиночек в блокаду, не хватало еще и теперь, много лет спустя, потерять единственную дочку, которую забрал какой-то прохвост…

— Я за ней присмотрю, Роберт Ильич, — услышал он тихий голос и, обернувшись, заметил прежнего поклонника своей дочери, Станислава Можейко, аспиранта юридического факультета ЛГУ.

— Да уж прошу! — заявил в сердцах родитель. — И чего она нашла в этом сопливом? Пардон, Сипливом? Что они делают? Эта безобразно пьяная блондинка залезает на иномарку и прилюдно трясет бюстом! Господи, сейчас нагрянет милиция…

Можейко тихо сказал:

— Как нагрянет, так и отгрянет. Это же Яночка Ставрогина, горячо любимая дочурка первого заместителя министра обороны СССР. Стерва и, уж вы извините, потаскуха первостатейная. Всемогущий папочка от греха подальше отослал ее из Москвы в Ленинград учиться в аспирантуре. Вы видите, как она учится! Милиция ее уже знает и не вмешивается, кому же охота связываться с протеже Леонида Ильича…

К счастью, блондинку быстро утихомирили и запихнули в серебристый «Мерседес», в который залезло еще не меньше шести человек. И машина, пронзительно сигналя, покатила прочь.

— И куда они сейчас? — осведомился Величай.

— На дачу Стивена, — пояснил Можейко. — Ну этого, белобрысого. Он же американец, но с русскими корнями. Какой-то там князь или граф… То ли Собакин, то ли Кошкин… Атташе по культуре при американском консульстве! Только вместо культуры предпочитает попойки, закрытые вечеринки и угощает всех, — но это страшный секрет, — отборным кокаином прямиком из Колумбии! Извините, но мне пора!