Венецианская маска - Розалинда Лейкер

В своем ярком платье и с цветками граната в волосах Мариетта покинула Пиету под аплодисменты девушек и учителей, которым предстояло смотреть с окруженной канатом части Рива-делла-Скьявони. Венеция была наиболее красивой в праздничные дни. Гобелены и шелковые знамена алого, пурпурного, изумрудного и охряного цветов с вплетенными позолоченными и серебряными нитями реяли обвитые цветочными гирляндами. Огромная герцогская баржа с красным бархатным балдахином стояла у набережной около дворца дожа. Ожидая возможности сопровождать ее, рядом находилось так много маленьких лодок, что казалось, будто вышитое покрывало из шелка было наброшено на воду. Люди заняли все доступные места обзора, многие забрались на отдельно стоящую колокольню, где уселись заранее на выступах в сотнях футов от земли.

Мариетта, заняв свое место на борту вместе с музыкантами, улыбнулась, слушая, как все колокола Венеции ликовали в этом ежегодном праздновании дня, который был одновременно церковным и имперским праздником. Еще больше аплодисментов раздалось из толпы, когда дож и его свита поднялись на борт, и он сел в свое позолоченное кресло в самой высокой части палубы. Пушки прогрохотали с кораблей в лагуне, и длинные ряды сотен весел начали двигаться вперед-назад в неторопливом ритме, ведя «Бучинторо», баржу государства и символ империи, через усыпанную цветами воду в направлении к Лидо.

Представляя голос Венеции как невесты, Мариетта пела для Адриатики, напоминая ей и всем нациям, что Ла-Серениссима — Венецианская республика — со своей красотой и богатством, морским могуществом и военными сражениями всегда распространяла свое величие по бушующим волнам. Многие из сопровождающих лодок слышали, как голос Мариетты далеко разносился по воде. Когда баржа прошла через канал Лидо, дож подошел к носу судна и бросил обручальное кольцо в море.

— Мы брачуемся с тобой, о море, — низко прозвучал его голос, — в знак нашего вечного владычества.

Никто не слушал Мариетту более внимательно и не наблюдал за ней более пристально, чем Доменико Торриси, который в своей сенаторской красной одежде был на борту с герцогской свитой, потому что он снова занял свою должность в Большом Совете со времен возвращения в Венецию.

Если его глаза оценивали красоту девушки в алом платье с цветками граната в сияющих волосах, то выражение его лица было сформировано другими чувствами. Это была странная смесь нетерпеливого ожидания, гнева, недовольства и — в такой особенный день — неприязни. Когда морской бриз играл ее волосами, а атлас низко вырезанного лифа обнажал полную очаровательную грудь, Доменико испытывал — как осознавал, с тех пор как она уловила его взгляд, — неистовое влечение, которое было далеко от любого более возвышенного чувства. Когда она просила его не выдавать ее властям Пиеты, он мог надавить на нее, чтобы сделать ее участницей ночных встреч. Вернувшись из путешествия, он обнаружил поджидающий его отчет о ней, который был организован Анжелой и который он забыл отменить. Из него он узнал, что француз, с которым он ее видел, был Алекс Десгранж, сын пожилого торговца шелком из Лиона. Также из Франции сообщали, что фабрика Десгранжа находилась на грани банкротства и, несмотря на усилия молодого человека по его возвращении и денег д'Уанвиль, которые были инвестированы в дело, фабрика испытывала большие трудности. Было мало вероятности, что молодой человек снова посетит Венецию в ближайшем будущем, даже если он все еще хочет этого. Тем не менее действия француза нельзя было предсказать, и Доменико решил, что ввиду определенного обязательства, которое было наложено на него его покойной женой, он должен сделать шаг, чтобы устроить будущее Мариетты.

Для него оказалось шоком обнаружить среди бумаг Анжелы письмо, которое она написала ему за десять дней до того, как барнаботти атаковали их на Гранд-Канале. В письме говорилось:

«У меня есть предчувствие, что я не переживу мою теперешнюю беременность. Это будет означать, что тебе снова нужно будет жениться, мой любимый супруг, и я прошу тебя, чтобы ты позволил мне выбрать для тебя женщину. Я хочу, чтобы у тебя была молодая жена, которая будет искренне любить тебя, как любила я, и дала тебе сыновей, которых я не смогла родить. Женись на Мариетте из Пиеты. Я видела сама, что она может быть храброй, когда возникает необходимость. Она уже доверяет тебе полностью, точно так, как я всегда доверяла, и когда она поет, в ее голосе так много души, что я знаю: ее чувства глубоки, как море. Это не имеет никакого отношения к молодому французу, хотя она может считать, что это так. Любовь научила ее осознавать саму себя, и, если ты сможешь покорить ее своей любовью, все будет хорошо. Я, обогатившая свою жизнь нашим браком, хочу завещать тебе счастье».

В тот момент письмо только усилило его горе. Для него было ужасно, что Анжела испытывала уверенность в своей преждевременной смерти, не подозревая, что она придет к ней иначе, а не при родах. Он обвинял себя за все, что случилось: за то, что не успел заметить вовремя приближающихся барнаботти, за незнание того, что эта беременность вызывала у нее такое душевное страдание, и даже за то, что упустил возможность поговорить с ней. Вместо того ей пришлось писать ему письмо. Не было ничего, за что бы он не нес ответственности, поэтому он чувствовал, что вынужден выполнить ее последнее желание. Она всегда знала, когда другие женщины привлекали его, но была уверена в его верности, и в этом он ни разу не подвел ее. Так почему она не была способна увидеть, что сексуальная привлекательность Мариетты вызвала в нем не больше интереса, чем в любом мужчине при виде особенно очаровательной женщины, будь она девушка из Пиеты или куртизанка?

Не было ничего необычного в том, что женщина, которая любила своего мужа, пожелала выбрать свою преемницу. Его собственная бабушка также просила об этом. Конечно, в аристократическом сословии это не было принято, потому что мало браков основывалось на чем-либо ином, кроме материального преимущества, но он не сомневался, что среди крестьянства это случалось гораздо чаще. И это было так типично для Анжелы с ее великодушным сердцем, что даже перед лицом смерти она заботилась о нем.

Но он был еще не готов к таким переменам. Его физиологические потребности удовлетворяли безымянные женщины в масках, ищущие развлечения и приключения на несколько ночных часов, желая от него только того, чего он хотел от них. Он женится на Мариетте в подходящее время, а пока она может продолжать петь для Пиеты.

Мариетта заметила Доменико в Лидо, где все сошли на берег после церемонии бракосочетания с морем, чтобы пройти в церковь, но он не смотрел на нее. Она увидела его снова на большом банкете в герцогском дворце, где пела после этого, но он был далеко от нее за длинным столом в форме подковы. И старая враждебность по отношению к нему, которую она никогда не понимала, зашевелилась в ней снова.