Жизнеописание Петра Степановича К. - Анатолий Вишневский

– Заспівай, Вітя!

Все замолчали, и он тоже немного помолчал, а потом, как-то выпрямившись на стуле и плотнее опершись на его спинку, запел:

Ой з-за гори кам'яноїОй з-за гори кам'яноїГолуби літають,Не зазнала розкошоньки,Вже літа минають…

Запрягайте, хлопці, коніКоні воронiї,Та й поїдем доганятиЛіта молодiї.

Догонили, наздогналиНа кам'яновім мості,Ой верніться, літа мої,До мене хоч в гості!

Не вернемось, не вернемось,Немає до кого,Не вміла нас шанувати,Як здоров'я свого.

Ой верніться, ой верніться,Літа молодії,Буду я вас шанувати,Літа золотії…

Хорошо пел Виктор, а кто о чем думал, пока он пел, мы не знаем. Любовь Петровна, например, плакала, да и Петра Степановича, видно, подпирали слезы, но он сдержался.

IV

В Куйбышеве среднего сына Петра Степановича определили на завод, привели к рабочему-фрезеровщику и сказали ему: «Это твоя смена». Через неделю парень уже работал самостоятельно, толковый оказался. Получал рабочий паёк, дали ему и место в общежитии – живи и живи. Может, он бы и задержался в этом Куйбышеве, но тут нежданно-негаданно вернулся отец из заключения и стал его разыскивать. У среднего сына Петра Степановича снова появилось что-то вроде дома, и он стал тосковать по отцу, по братьям, по Задонецку Волга тоже, конечно, хорошая река, но до Донца ей далеко. Он так и написал отцу: хочу вернуться домой.

Петр Степанович сразу понял, что средний сын попал в Куйбышев незаконно, не по годам, и отправил ему нужные документы. Средний сын Петра Степановича пошел с документами на прием к директору. Тот отослал его к заместителю по кадрам – лейтенанту НКВД. А заместитель мог принять его только через неделю. Парень решил, по легкомыслию, что дело уже сделано, перестал ходить на работу, настроение было чемоданное. Заместитель же – лейтенант НКВД – трудился под лозунгом «все для фронта»! Так что он принял через неделю среднего сына Петра Степановича, выслушал его, а потом взял за шкирку, вывел на улицу и сказал: «Иди работай!».

Появление среднего сына Петра Степановича перед своим учителем-напарником, фрезеровщиком, очень того удивило, но он же и подсказал решение: «Тебя судить за прогулы будут. Получи продовольственные карточки за месяц и беги». Повторять второй раз ему не понадобилось, несмотря на свои 15 лет, средний сын Петра Степановича был толковый малый, начитанный. Он получил и продал карточки и вскочил в последний вагон какого-то поезда, едущего на запад. В этом военном товарном поезде, в вагоне с саперами, он добрался до Ростова, они его еще и кормили.

На вокзале в Ростове его чуть было не задержали. Милиция проверяла документы, он попытался пристроиться к путевым рабочим, как будто он – один из них, но милиционеры его как-то вычислили и стали махать ему руками, дескать, ну-ка иди сюда! Он сделал вид, что идет к ним, усыпил их бдительность, нырнул под вагон и замешался в толпе. Выждал, когда поезд тронулся, снова запрыгнул в последний вагон и так добрался до Мариуполя. Здесь порядка было уже (или еще?) меньше, никто никого не трогал, и он довольно спокойно пересаживался с поезда на поезд, пробираясь на север – до Сталино, а потом и дальше.

Все путешествие длилось недели две, деньги кончились, и средний сын Петра Степановича научился немного подворовывать на чужих огородах, а то и на пристанционных базарах. Его ни разу не поймали, хотя в Харькове он чуть не попал в облаву, и в конце октября 1944 года он, наконец, добрался до Задонецка.

Не зная, куда идти, средний сын Петра Степановича явился к отцу в контору – она находилась в том же доме, что и до войны. Петр Степанович в это время излагал своим двоим сослуживцам, с которыми он сидел в одной комнате, идеи Лютера Бербанка, по его мнению, недооцененные. Когда кончится война, говорил он, они буду очень полезны для восстановления нашего сельского хозяйства. Вы представляете, американцы…

В это время открылась дверь, все трое подняли глаза от бумаг и увидели на пороге подростка с изможденным землистым лицом, в кепке, в промасленном ватнике и таких же ватных штанах. Петр Степанович не сразу понял, что перед ним – его сын, и чуть было не сказал ему, что он ошибся дверью…

Средний сын Петра Степановича ничего не знал о переменах в отцовской жизни и был немало удивлен, когда отец привел его к дому Любови Петровны, памятному ему по тем дням, когда он прибегал сюда звать тетю Любу к умирающей матери. Они вошли во двор, и он еще раз удивился, увидев прилипшую к оконному стеклу физиономию своего младшего брата: тот с любопытством глазел на отца, появившегося в неурочное время, да еще в сопровождении какого-то незнакомого парняги.

Петр Степанович не впустил среднего сына в дом, а попросил посидеть на бревнах, лежавших неподалеку от ворот. Сам же поспешно растопил печь, мотанулся с двумя ведрами к колонке за водой, и стал наполнять поставленную на плиту выварку. Внезапно Петр Степанович хлопнул себя по лбу, достал из погреба глечик с молоком, отлил из него молока в зеленую эмалированную кружку, заполнив до краев, отрезал большой ломоть хлеба, все это отнес среднему сыну, как-то безучастно сидевшему на бревнах, и попросил его еще немножко подождать.

Ноябрь в наших местах обычно холодный, а в октябре еще бывает тепло. Не так, как летом, но тепло. И в тот день стояла хорошая, солнечная погода. Но все же Петр Степанович пошел в огород за домом, расчистил небольшое место среди бурьянов и зачем-то стал разжигать там костер. Когда костер разгорелся, Петр Степанович позвал, наконец, среднего сына, посадил его на стоявший вблизи костра широкий пень и, выразив сожаление, что у него нет машинки для стрижки волос, удалил с головы своего сына столько волос, сколько позволила его техника владения ножницами. Голова получилась немного полосатая, но волос на ней практически не осталось.

После этого Петр Степанович с помощью специального ковшика налил в ведро горячей воды из выварки, разбавил ее холодной из другого ведра, отнес воду в огород, и велел сыну раздеться донага, что было несложно, потому что, как выяснилось, промасленная ватная одежда среднего сына Петра Степановича была надета прямо на голое тело. Эту одежду Петр Степанович тут же бросил в костер, куда до этого попали и все состриженные волосы. Сунув палец в ведро с водой, Петр Степанович убедился, что вода горячая, но терпимая, вручил сыну кусок хозяйственного мыла и стал поливать его из ковшика, следя за тем, чтобы сын везде хорошо намыливался, особенно в тех местах, где у него еще остались волосы, чтобы не пришлось состригать и их.