Токио - Мо Хайдер

— У нас только чай да несколько лепешек от вашей жены, Лю Рунде, — сказал я. — К сожалению, больше ничего предложить не можем.

Он кивнул.

— Нет нужды объяснять.

В папке у него была подробная карта Нанкина. Должно быть, он работал над ней последние дни. Когда чайник был на столе и чашки наполнены, он разложил передо мной карту.

— Это, — сказал он, поставив кружок за Чанчжоу, — дом старого приятеля. Он очень богатый человек — торгует солью. Дом у него огромный, богатые кладовые, на участке имеется колодец со свежей водой, гранатовые деревья. Место неподалеку от Пурпурной горы. А это, — он поставил крестик в нескольких ли от прежнего места, — ворота Тайпинг. Ходят слухи, что стена в этом месте сильно разрушена при обстреле. Вряд ли японцы, устремившись на запад, станут оставлять здесь много людей. Если мы сюда проникнем, то по закоулкам сможем выйти к Чанчжоу и двинемся по реке в северном направлении. Город Чанчжоу не имеет для японцев стратегического значения. Если нам повезет, найдем лодку, переправимся в глубь страны и затеряемся в провинции Аньхой.

Некоторое время мы сидели молча. Каждый беспокоился за семью. Словно отвечая на мои невысказанные сомнения, Лю кивнул.

— Да, знаю. Все зависит от того, останутся ли главные японские силы в районе Сянгана и Мейтана.

— По радио говорят, на днях будет объявлено о создании комитета самоуправления.

Он посмотрел на меня очень серьезно. Такого отрешенного взгляда я у него не припомню.

— Милый, милый мастер Ши. Вы не хуже меня знаете, что если останемся здесь, то уподобимся крысам в сточной канаве. Будем сидеть и ждать, пока японцы нас обнаружат.

Я приложил к голове пальцы.

— Да, — пробормотал я. Глаза мои неожиданно наполнились слезами, и мне не хотелось, чтобы Лю их заметил. Но он стар и умен. И тотчас понял, что был не прав.

— Мастер Ши, не вините себя слишком сильно. Я и сам действовал не лучшим образом. И тоже обвиняю себя в гордыне.

По моей щеке пробежала слеза и упала на стол, в глаз дракона. Я тупо на нее уставился.

— Что я наделал? — прошептал я. — Что я сделал со своей женой? С ребенком?

Старый Лю наклонился и накрыл мою руку своей ладонью.

— Мы совершили ошибку. Мы все ошиблись. Проявили невежественность, только и всего. Мы оказались невежественными — вы и я.

48

Иногда люди забывают посочувствовать. Вместо этого начинают во всем обвинять тебя, даже за поступки, которые ты совершил, не сознавая, что они были неправильными. Когда я рассказала о том, что произошло в доме, Ши Чонгминг первым делом захотел узнать, не завалила ли я его расследование. Не рассказала ли о том, что он ищет? Я выдала ему отредактированную версию того, что сделал Джейсон, и о последствиях этого поступка — приходе медсестры. Даже после этого Ши Чонгминг не выразил сочувствия. Он хотел знать больше.

— Что за странный поступок! О чем только ваш друг думал?

Я не ответила. Если бы я рассказала ему о Джейсоне, о том, что происходило между нами, повторилась бы та же история, что и в больнице. Тогда люди шептались о моем аморальном поведении и, глядя на меня, думали о грязных дикарях, спаривающихся в лесу.

— Вы меня слышали?

— Постойте. — Я поднялась со стула. — Объясню все подробно.

Подошла к окну. На улице по-прежнему шел дождь. Вода с деревьев капала на сложенные в штабель соломенные маты.

— То, что вы попросили меня сделать, оказалось очень, очень опасным. Один из нас мог погибнуть. Я не преувеличиваю. А теперь хочу рассказать что-то очень важное… — Невольно вздрогнув, я стала растирать гусиную кожу на руках. — Это гораздо серьезнее, чем вы могли себе представить. Я кое-что обнаружила. Невероятные вещи.

Ши Чонгминг неподвижно сидел за столом, лицо его было напряжено.

— Я слышала, — сказала я, понизив голос, — что мертвые человеческие тела разрезают и используют как лекарство. Потребляют. Понимаете, о чем я? — Я перевела дух. — Каннибализм. — Сделала паузу, чтобы он вник в то, что я говорю. Каннибализм. Выговоренное мною слово, казалось, проникло в стены и впиталось в ковер. — Вы, наверное, скажете, что я безумна. Знаю, что скажете, впрочем, я привыкла, и мне плевать. Заявляю: то, что вы ищете, профессор Ши, является человеческой плотью.

Лицо Ши Чонгминга выразило чувство страшной неловкости.

— Каннибализм, — повторил он. Его пальцы задвигались. — Я не ослышался?

— Да.

— Поразительное предположение.

— Я и не думала, что вы мне поверите. Я хочу сказать, что если бы об этом услышали в Гонконге, то…

— У вас, как я понимаю, имеется доказательство.

— Я повторяю то, что слышала от людей. Фуйюки управлял черным рынком. Вы когда-нибудь слышали о дзанпане? В Токио говорили, что студень, которым торговали на рынке, был…

— Сами-то вы что видели? А? Может, видели, как Фуйюки пьет кровь? Может, он источает зловоние? А кожа у него красная? По этим признакам узнают людоеда, вы это знали? — В его голосе звучала горечь. — Интересно, — сказал он. — Интересно… Наверное, его квартира напоминает ужасную кухню «Речных заводей»note 80. И там повсюду свисают конечности. А на стенах, вместо обоев, человеческая кожа?

— Зачем вы меня дразните?

На его лбу выступила испарина. Под высоким воротником мандарина ходил кадык.

— Не дразните меня, — сказала я. — Пожалуйста, не дразните.

Он вздохнул и откинулся на спинку стула.

— Нет, — сказал он сдавленным голосом. — Конечно, я не должен. Не должен.

Он отодвинул стул, поднялся, подошел к раковине, открыл кран и набрал в рот воды. Постоял, повернувшись ко мне спиной, посмотрел на текущую воду. Потом завернул кран, вернулся к столу и сел. Лицо его немного разгладилось.

— Прошу прощения. — Некоторое время смотрел на свои бледные руки, лежащие на столе. Они подергивались, словно жили собственной жизнью. — Итак, — сказал он наконец, — каннибализм? Если это правда, представьте мне доказательство.

— Что? Вы не можете требовать от меня большего. Я сделала все. Все, что вы просили. — Я думала о доме, окнах, разбитых дверях. Думала об украденных деньгах. Думала о тени медсестры на Соленом здании, о том, что она сделала с Джейсоном. Зверь с двумя спинами… — Вы не держите своего слова. Вы нарушили обещание. Снова нарушили обещание!

— Мы заключили соглашение. Мне нужно доказательство, а не рассуждения.

— Вы не это говорили! — Я вытащила из угла проектор, содрала пластиковый чехол и оглянулась в поисках тайника. — Мне нужен фильм. — Подошла к полкам, стала вытаскивать книги, бросать их на пол. Засовывала руки в открывшиеся полости. Швырнула на пол пачки бумаг, отдернула занавески. — Куда вы его положили? Где он?

— Пожалуйста, сядьте. Давайте поговорим.

— Нет, вы не понимаете. Вы лгун. — Я сжала кулаки и возвысила голос. — Вы лжец.

— Фильм находится под замком. У меня при себе нет ключа. Мы не сможем достать его, даже если бы я сам этого захотел.

— Отдайте его мне.

— Довольно!

Ши Чонгминг вскочил на ноги. Его лицо раскраснелось. Он тяжело дышал.

— Хватит! — закричал он, указав на меня тростью. Его грудь вздымалась и опускалась. — Не оскорбляйте меня. Вы не понимаете, с чем имеете дело. Сядьте.

— Что? — спросила я в замешательстве.

— Сядьте. Сядьте и внимательно меня выслушайте.

— Я вас не понимаю, — прошептала я, вытирая лицо рукавом и указывая на Чонгминга пальцем. — Вы. Я вас не понимаю.

— Конечно, не понимаете. Ну, а теперь сядьте. Я села, трясясь от злости.

Ши Чонгминг, тяжело дыша, тоже уселся. Было видно, что он старается взять себя в руки. Он оправил одежду, разгладил ее. Этим движением он словно бы убирал свой гнев.

— Вам следует знать: иногда нужно принять во внимание вещи, которые до поры до времени ускользают от вашего понимания… — Он утер лоб. — А теперь позвольте мне сделать вам небольшое признание.

Я нетерпеливо вздохнула.

— Не надо мне вашего признания. Я хочу…

— Послушайте. — Он поднял дрожащую руку. — Мое признание… состоит в том, что я признаю вашу правоту. Вернее, вы почти правы. Когда предполагаете, что Фуйюки потребляет… — Он сунул носовой платок в карман и выложил на стол руки. Посмотрел сначала на одну, потом — на другую. Вероятно, это помогало ему сосредоточиться. — Когда вы предполагаете… — Он сделал паузу, затем сказал твердым голосом: — … каннибализм, вы почти правы.

— Не «почти»! Я вижу это по вашему лицу. Я права, признайтесь.

Он снова поднял руку.

— В некоторых отношениях вы правы. Но не во всем. Возможно, правы в том, что верите этим ужасным слухам — торговле человечиной на токийских рынках! Боги знают, что якудза творила ужасные вещи в умирающем от голода городе, и найти в Токио труп было простой задачей. Но каннибализм в медицинских целях? — Он взял скрепку и стал рассеянно ее скручивать. — Это уже нечто другое. Если такие вещи происходят в японском преступном мире, тогда, возможно, в некоторые слои общества это проникло несколько веков назад и возобновилось в сороковых годах после войны. — Он придал скрепке форму журавлика и, положив на стол, внимательно на нее смотрел. Затем сложил руки и взглянул на меня. — Поэтому вы и должны внимательно меня послушать. Я хочу сказать, почему не могу пока дать вам этот фильм.