Чужая жизнь - Валерий Геннадьевич Шмаев

В ответ раздался щелчок бойка – красный от гнева и возмущения политрук нажал на курок. Я неспешно прошёл оставшиеся метры, взялся за ствол винтовки и резко дёрнул оружие на себя. Ослабевший политрук вцепился в винтовку, как утопающий хватается за спасительную соломинку, и я почти выдернул его из телеги, но чтобы не отдирать политрука от оружия, несильно ткнул Яковенко пальцем в горло. Политрук бросил винтовку и, выпучив глаза, рухнул в телегу.

– Что стоим, красноармеец Уздов? Лошадку в сторонку отведи и напои, не распрягай пока. Раз не сохранил свою винтовку, больше оружия у меня не получишь. В бою добудешь, а бой у нас с тобой у околицы деревни дожидается.

Артиллерия! Марш мыться и приводить себя в порядок. И не кукситесь. Помоетесь, поедите, чем хозяйки поделятся. Голодный боец – не боец, а недоразумение, но и выглядеть он должен, как боец, а не как пугало ходячее.

Пока я так со всеми нянькался, подтянулись Стёпка с Шатуном, а с ними ещё двое кряжистых мужичков. То ли бывших полицаев, то ли тех, кто у них сидел, но явно местных. Растёт отряд. Всякой твари по паре. Осталось только немцев наловить, и будет полный комплект.

– Ничего не говори, Шатун, – с ходу поприветствовал я подошедших. – Ты их привёл, тебе и ответ за них держать.

Степан подобрался – от такого моего тона он уже успел отвыкнуть.

– Да ладно тебе, командир! Мне отвечать не привыкать. Делать что будем? – не сильно испугался Шатун.

– Накрывайте на стол во дворе, поедим и поговорим. Степан, пообщайся с политруком. Объясни ему, что к чему, с самого начала, а то он меня уже расстрелять пытался. И скажи ему, что он здесь, как и все остальные, простой красноармеец. А если его что-то не устраивает, то он может в сарае или подполе посидеть, а будет вякать и своими командирскими полномочиями трясти, то я его пристрелю не задумываясь. Не хватало мне ещё и на него свои силы тратить.

Отдав такие немудрёные приказания, я опять упал на скамейку у стены. Мне срочно требовалось отдохнуть. Головёнка у меня вела себя прилично, но появился какой-то неясный шум. Этот шум то усиливался, то чуть стихал, то был вообще еле слышен, но я прекрасно понимал, что слышу его только в одно лицо.

Глава 11

Проснулся я оттого, что кто-то потянул у меня автомат. Хорошо сразу очередь не дал, а чуть глаза приоткрыл. Сбоку от меня стоял Степан и слегонца теребил ремень моего автомата.

– Саш! Пойдем, поедим. Все тебя ждут.

Чуть в сторонке сидели бывшие пленные и политрук с ними. Жена и дочка нашего хозяина постелили какую-то тряпку и выложили на неё котелок картошки, варёную рыбу и кусок хлеба. Причём рыбы было раза в три больше, чем всего остального. Ну, это и понятно – рыба здесь основная еда. Я картошке удивился – она в этих местах не вызревает. Местные стояли чуть поодаль вместе с Шатуном и его женщинами.

– Нет, Стёп, пленные пусть едят, и сам с ними посиди. На голодный желудок не разговор. Давай зови местных. Мне с ними поговорить в первую очередь надо.

Стёпка понятливо кивнул и направился к Шатуну, а потом – к бывшим пленным. Хозяин дома с компанией подошли сразу.

– Присаживайтесь, – без предисловий пригласил я подошедших ко мне людей.

Мужики сходили к дровам за чурбаками, и все расположились около меня. Шатун – мужчина под пятьдесят, выше среднего роста, кряжистый и, видимо, очень сильный. Его жена – миловидная женщина немного за сорок лет, коренастая, но не полная, с обветренными лицом и руками, привыкшими к тяжёлому рыбацкому труду и ко всему тому, что его сопровождает. Дочка – девушка лет восемнадцати. Такая же коренастая, как и мать, понятно, что красивее, но она тут же спряталась за отца, а я не особо настойчиво её разглядывал. И двое похожих друг на друга мужиков лет тридцати с хвостиком, но один явно постарше другого. Наверное, братья.

Расположившись, Шатун оглянулся на Степана и остальных и спросил у меня:

– А они что ж? Потом с ними говорить будешь? Зря это. Вместе всяко проще.

Мне тоже подобный расклад не нравился, но деваться пока некуда.

– А им у меня доверия нет. Кроме Степана и ещё пары человек. Сейчас они поедят, и уберём их всех в подпол вашего дома. Выпустим только, как договоримся. Со всеми.

Недоумение проскочило по лицам моих собеседников. Чёрт! Как же одному проще! Ну, по крайней мере, со Стёпкой и Ристо. С этой толпой я и не знаю, как управляться. Мой потолок – грамотное сбалансированное отделение, а в такой разрозненной толпе мне здорово не хватает знаний. Причём в городе мне было бы намного проще, а здесь я всех только к немцам выведу. Ну или к финнам, что разница для всех нас небольшая.

Я чуть помолчал, собираясь с мыслями, и начал без особенных предисловий:

– В общем, штука такая. Надо нам дойти до линии фронта и перейти её. По возможности по-тихому.

Как только я закрыл рот, один из братьев хмыкнул.

– А что мешает? Берите лодку – и на тот берег, а там лесами к дороге и вдоль неё к фронту. Долго, что ли?

Второй брат только усмехнулся, да и остальные посмотрели на меня снисходительно. Как на убогого.

– Недолго. Были бы мы вдвоём со Степаном, уже к линии фронта подходили бы, и лодка бы не понадобилась. Рванули бы напрямую, где по лесам, где по трупам немцев, но у нас на той стороне озера две женщины, девчонка молоденькая, четыре ребёнка и раненый. И немцы, разыскивающие нас уже почти две недели.

Мы их всех спрятали в старой охотничьей избушке, а сами загонщиков в другую сторону увели, но максимум через четверо суток немцы нашу группу найдут. Они уже прочесали окрестности двух озёр и сколько-то километров лесов и болот и немного злы на нас со Степаном.

Да и отстреливаем мы их потихонечку, а они к такому не привыкли. Если фрицы нас поймают, мы со Стёпкой простым расстрелом или повешением не отделаемся. Для нас что-нибудь интересное придумают, а они такие затейники…

Немцы эти непростые, специальная рота. Есть у них такие подразделения. Егеря называются. Они по лесам ходят как бы не лучше всех вас, вместе взятых. У них даже местных финнов нет, свои следопыты имеются. Ребятки они опытные, но излишне самоуверенные. Нас за людей