Чудо поцелуя - Ронда Дьюпорт

В мозгу возникло четкое видение — набитый негодующими людьми зал. Он явственно припомнил пронзительные взгляды зрителей и занудный кашель какого-то старого бедолаги. Присяжные выходили из комнаты совещаний. Он слышал шарканье их подошв, потом смотрел, как они рассаживались на своей стороне зала на двух рядах обтянутых черной кожей кресел. Затем выстрелом прозвучал возглас судебного пристава:

— Всем встать!

— Жюри присяжных признало вас, Джозеф Уоткинс, виновным в умышленном убийстве при отягчающих обстоятельствах… — Голос судьи рвал ему душу. Он боялся, что закричит от боли. Вид адвоката, бесстрастно взиравшего на судью, убеждал, что он не должен этого делать…

Долой наваждение! — приказал себе Джо, стараясь вернуться к реальности. Это лес шумел, как зал суда. И не судья, а Нэнси что-то говорила, но он не различал ни единого ее слова.

Дрожь, зародившаяся в ногах, распространилась по всему телу. Он никак не мог унять ее. Неужели он заболевает? — подумал Джо на удивление спокойно. Ему смутно послышалось, что кто-то выкрикнул его имя. Сквозь нахлынувший озноб он ощутил прикосновение теплой руки к своей груди. Нэнси! Ее лицо словно проявилось с волшебного солнечного негатива.

— Что с тобой, Джо! Очнись! — сквозь слезы восклицала она.

Он заморгал и потряс головой. Ноги, кажется, опять обрели твердую почву. Еще один проклятый гипертонический криз, вызванный стрессом, так ему говорили в тюремном медпункте. Они у него уже случались. Особенно после смерти отца. И еще сразу после суда. Такая внезапная потеря самообладания очень пугала его.

— Тебе плохо, Джо? Отвечай мне!

— Мне очень хорошо, Нэнси…

— Не надо фиглярствовать, Джо. У тебя рана на голове, всякое может быть…

— Я утверждаю, все в порядке!

Чтобы окончательно убедиться, что самообладание вернулось, он грубо схватил ее за руку и привлек к себе.

— Это будет наша последняя супружеская ночь, — с усмешкой сказал он, довольный, что добился твердости в голосе. — Так что давай вынесем за рамки твоего очерка более интимные подробности.

Когда она рванулась и попыталась освободиться, он еще крепче схватил ее за руки и накрыл ее рот нахальным поцелуем. Она заслужила такое обращение, оправдывал он себя. Сама охотно трахалась с ним, а потом предала. Пусть в последний раз потерпит его тюремные ласки.

— Нет, Джо, — отшатнулась она, когда получила возможность вздохнуть. — Так поступить с собой я не позволю.

— Не поздно ли для «нет», а? Тем более что ты сколько раз твердила — я люблю тебя. В конце концов, я тебе с самого начала давал понять: все, что мне было нужно от тебя, — это секс, — рассмеялся он ей в лицо. — Это то, что мне нужно сейчас.

Гнусная, мерзкая ложь. Джо в этот момент ненавидел себя. Даже теперь, несмотря на его хамское поведение, ему мучительно хотелось последний раз прикоснуться к ее желанному телу, испытать то животворное чувство, которое так много дало ему и которое он хотел запомнить на весь остаток жизни.

Его дерзкие слова и такие же поступки горечью отзывались в душе Нэнси. Но его руки крепко обнимали ее, как она того всегда хотела, и ей ничего не оставалось, как прильнуть к нему, отвечая на эти дерзкие поцелуи. Они не могли так сразу стать неприятными, ибо она всем своим существом осознавала безысходность. Никогда она не будет млеть больше в его объятиях, не почувствует яростного его желания, не услышит сладостных его стонов. Когда она потеряет его, останутся только бесплотные воспоминания.

Горячий порыв перехватил ее дыхание. Она встрепенулась и запустила ему пальцы в густую шевелюру. А он грубо сорвал с нее юбку и кофточку и повалил на землю. Он перестал быть нежным и обходительным. И ей это было не нужно. Она слишком отчаянно его любила.

Уже на траве он дернул ее трусишки так, что лопнула резинка, и навалился на нее, словно сексуальный маньяк. Рот его исказила странная гримаса не то боли, не то торжества. Она извивалась под ним, как эпилептичка и вопила будто оглашенная. Ее руки и ноги сомкнулись вокруг него, словно она хотела удержать его в себе навсегда…

Джо, тяжело дыша, свалился ничком на холодную сырую землю. Ах, как хорошо было ему с ней! Он ударил кулаком по траве. Потом услышал ее приглушенный всхлип и приподнялся на локте.

— Прости, — прошептал он сквозь стиснутые зубы, не совсем понимая, за что извиняется. — Прости меня, родная моя девочка…

Он поднялся и привел в порядок собственную одежду. Потом, глубоко и виновато вздохнув, наклонился, взял ее на руки и понес в дом. Почти на ощупь отыскал в темноте кушетку и уложил Нэнси на нее. Прикрыл ее наготу одеялом, а она молча отвернулась к стене.

Джо нацедил себе стакан холодной воды из-под крана, залпом осушил его. Затем присел не зажигая лампы за стол. С рассветом он должен быть в пути, и пытаться уснуть уже не было смысла. Сможет ли он еще когда-нибудь спокойно спать, не думая о Нэнси?

Взрыв тупого бешенства, вызванный явлением брата с проклятым очерком, понемногу угас. Его постепенно заменял стыд за свое бессовестное животное поведение.

Какой смысл был срывать свое зло на этой преданной ему женщине? Именно преданной, а не предавшей. Почему он придал такое значение этому злополучному очерку? Обвинил ее во всех смертных грехах, прочтя только лишь газетный заголовок… Ему стал противен тот жесткий, замкнутый человек, в которого превратила его тюрьма и которого не смягчило даже возникшее большое чувство к женщине.

Действительно ли очерк может помочь? — задумался он. Он поступил глупо и несправедливо, выкинув его. Надо было, по крайней мере, прочесть! Теперь он испытывал сильное желание сделать это. Если из статьи он поймет, что она вовсе не любила его по-настоящему, как утверждала, то обретет душевный покой.

Он зажег лампу и посветил на кушетку. Нэнси спала, подложив ладошку под мокрую от слез щеку. Хорошо, что она наутро освободится от него, сказал он себе, но не хотел верить, что это всерьез.

Держа в руках лампу, он вышел наружу. Желтый свет упал на розовый лоскут, и снова Джо начали терзать угрызения совести. Он аккуратно сложил в кучку ее кофту, трусики, юбчонку, намереваясь забрать на обратном пути. Неудивительно, что после такого скотского обращения она надолго разревелась.

Скомканная газета обнаружилась у подножия дерева, куда ее отнес ветер. Джо поднял ее и вернулся в дом, а маленькая грудка ее одежды осталась лежать снаружи.

Кеннет был прав: очерк представлял его в очень выгодном свете. Хотя Нэнси и перестаралась, описывая сделанное им для Паттерсона и остальных посетителей бара, все же она была не слишком пристрастна. Она хорошо проиллюстрировала факты, в основном его собственными словами. Джо было приятно прочесть в послесловии, что читатели хотят добиваться пересмотра его дела.