Великое Нечто - Дмитрий Емец

Тем временем Ростислав въехал в лощину и направился к броду. Вскоре на небольшой косматой лошаденке воеводу догнал татарин Гирей, высланный в дозор, — маленький, сутулый, в остроконечной войлочной шапке, он чем-то напоминал севшего на седельную луку грача.

— Что случилось, Гирей?

— Плохо, воевода. Беда будет. Беда пахнет.

— Что-нибудь видел? Татарин покачал головой:

— Гирей не видел, Гирей знает. Лес злой стал. Ростислав остановил коня. Он доверял чутью осторожного татарина.

— Думаешь, засада? — спросил он.

— Засада да, засада нет! Гирей знает, беда будет, а что будет — не знает.

— Хорошо, Гирей! Возьми троих — скачи вперед! Чуть что — посылай гонца.

Воевода надел тяжелый шишак и проверил, легко ли вынимается из ножен меч. Для старшей дружины, побывавшей с ним не в одном походе, это был знак: быть настороже. Воинам не нужно было ничего объяснять, они видели, как поскакал Гирей. Выехав из лощины, дружина рассыпалась, чтобы не быть скученной в случае внезапного нападения.

«Напрасно я взял княжича. Если с ним что плохое случится, старый князь не помилует», — подумал Ростислав и пустил кобылу вскачь.

Его растянувшаяся по лесной дороге дружина готова была, как только свистнет первая литовская стрела, закрыться щитами. Но все было спокойно, лишь молодой березняк качался от ветра.

Почуяв близость воды, воеводина кобылка нетерпеливо заржала. Из-за холма за ельником донесся возмущенный вороний грай. Птиц кто-то спугнул, они бестолково закружили в воздухе. Поднявшись на холм, старый воевода увидел спешившегося Гирея, рядом с которым, беспокойно прядая ушами, пощипывала траву его косматая лошадка. Сам татарин присел на корточки и задумчиво рассматривал что-то.

По мере того как воевода приближался, ему открывалась ужасная картина. На небольшой поляне лежало несколько тел. Похоже, смерть настигла литовцев внезапно, потому что лишь немногие успели извлечь сабли из ножен. Одни были зарублены, на телах других он заметил глубокие колотые раны. Воевода спешился. Прямо перед ним в траве, вытянув вперед руку, лежал литовец в островерхой шапке. Из спины у него торчал обломок тонкого копья, — вероятно, бил конный, с наезда, оценил воевода, потому что копье прошло через латы насквозь и вышло с другой стороны. Пальцы мертвеца сжимали саблю со следами крови на лезвии.

Воевода пошел по кровавому следу, что вел к орешнику. Из кустарника выглядывали ноги в желтых сапогах с загнутыми носками. Ростислав взглянул на одежду и лицо убитого — тоже литовец.

Кривой удивился, что новые сапоги, хорошей телячьей кожи, не сняли, равно как не раздели и других убитых. Около одного из литовцев валялась россыпь золотых и серебряных монет русской чеканки. Воевода не побрезговал, собрал их и ссыпал в свой потертый кошель. Теперь все стало ясно: схватка произошла между своими же из-за дележа сокровищ, захваченных в разбитом обозе.

Цокая языком, к воеводе подошел Гирей:

— Плохо, совсем плохо. Не догнать их теперь.

— Почему?

— Гирей следы читать. Семь коней к болоту поскакало, десять и три по дороге.

— А сундук у кого? — спросил воевода.

— Гирей не знает, — развел руками Гирей. — Может, разделили, а может, спрячут и после за ним вернутся.

Кривой задумчиво провел пальцами по шраму. Ему хорошо был известен боярин Путята, первейший вор и изменник. Сказывали даже, что Путята с подручными хотел открыть ворота и сдать крепость Литве. Когда план его не удался, боярин спешно ускакал в Литву, где и канул, а его богатое имение было взято дружиной князя. В подвалах у Путяты нашли тяжелый ларь с золотыми монетами, а в нем запертую деревянную шкатулку. Хотели взломать, но, помня строгий наказ привезти все в целости (опасался князь воровства), не стали трогать хрупкий замок. Увидит князь, что взломана шкатулка, — затеет дознание, и попробуй убеди его тогда, что в шкатулке не было ничего ценного… Коли не было, ломал почто?

В отдалении послышался конский топот. Дружина рассыпалась по поляне, натягивая луки. На холме, со стороны солнца, показались всадники.

— Воевода, это Гаврила! — щурясь, крикнул один из воинов. — Кажись, коня ведет в поводу… Уж не княжича ли?

Ростислав вздрогнул, всмотрелся… Точно, его конь.

— Где княжич, собака? — крикнул он подскакавшему дружиннику.

Гаврила тяжело спрыгнул с седла и, понурившись, подошел к Кривому:

— Пропал Симеон. Покуда догнали — смотрим, седло пустое. Изловили жеребца, искать стали. Думали, свалился или стрелой сшибли — нет его нигде. Истинный крест, воевода, не виноват! Кричали ему — не откликается. Оставил пятерых дальше искать, а сам сюда поскакал.

Ростислав мрачно уставился на него.

— Не понимаешь? — крикнул он надтреснутым срывающимся голосом. — Что старому князю скажем: все целы, а сын его пропал? Показывай место, где жеребца изловили! Без Симеона нам назад дороги нет…

Наконец появился один из дружинников, оставленный Гаврилой искать княжича.

— Шлем его нашли! — крикнул он.

— Не затоптали место?

— Упаси Господь!

Подскакав, воевода увидел в высокой траве византийской работы шишак.

— Смотри, здесь княжич упал. — Кривой показал на примятый ковыль.

Крови на траве не было, и воевода испытал облегчение. Во всяком случае, княжич не ранен и не расшибся, когда упал с лошади.

Татарин Гирей, осматривая траву, зацокал языком:

— Не иначе шайтан колдовал. Зачем княжич за конем не бежал? Зачем свой шлем не поднимал?

— Ладно, не бормочи, поехали княжича искать. — И Ростислав пришпорил кобылу.

Следы Симеона вели в сторону леса и дальше по густому ельнику к ручью. Косматая лошаденка Гирея, оступившись на влажном берегу, съехала в воду, и Гирей, натягивая поводья, задирал ей голову, не давая вспотевшей лошади пить. Он заставил ее выскочить из ручья и стал разглядывать отпечатки сапог на влажной земле.

— Куда на следы наезжаешь? Совсем твой глупый, охоты не знаешь? — гневно закричал он на молодого дружинника.

Неожиданно Кривой насторожился. Ветки ельника слева от тропы зашевелились, и к ним навстречу выбежал княжич. Лоб у юноши был разбит при падении с коня, ссадина кровоточила, но он даже не замечал этого.

Симеон подбежал к воеводе и ухватился за стремя.

— Литовцы, десятка два… Видел я их, как конь меня сбросил, — выдохнул княжич. — Переправились через ручей вброд и поскакали. У одного на запасной лошади приторочен сундук.

— Давно проскакали?

— И четверти часа не прошло. Где мой конь, поймали?

— У Гаврилы. Еще настигнем ворогов!.. Разобьемся! Гаврила, поскачешь лощиной, мы прямком за ними.

Литовцы плохо знали эти места. Следы были путаными. Часто они останавливались, очевидно, пытаясь определить, куда им скакать дальше.

Гирей нагнулся в седле, разглядывая оставленный чужой лошадью навоз.

— Скоро нагоним, — сказал татарин негромко и погладил колчан с луком. Гирей был лучшим стрелком во всей дружине. На охоте, еще не выпустив стрелу, татарин уже мог точно предсказать, в шею, голову или в туловище волку попадет его стрела.

У Кривого было искушение пустить коня во весь опор, но скакать через чащу опасно — недолго напороться на сук, или конь сломает ногу в буреломе, да и топот копыт далеко разносится. Литовцы могут услышать и уйти россыпью. Чтобы не терять даром людей, воевода решил не торопиться. Они и так двигались быстрее литовцев и вот-вот должны были их настигнуть.

Гирей ехал первым, расслабленно сгорбившись на высокой луке седла. Воевода Ростислав знал, что это татарская манера езды, но никак не мог с ней свыкнуться, настолько неудобной она ему казалась.

Внезапно татарин, обернувшись в седле, показал воеводе на видневшийся среди деревьев просвет. Не сдержав коней, они выскочили на полянку. Кривой не успел ничего разглядеть, как откуда-то, со свистом разрезая воздух, прилетело несколько стрел. Одна из них, пробив кольчугу, вонзилась ему в плечо, едва не сбросив с седла.

Сзади кто-то закричал. Заржала раненая лошадь.

— Спешиться! За деревья! — крикнул воевода, стараясь повернуть лошадь.

Краем глаза он видел, как Гирей, бросив поводья и управляя лошадью одними коленями, заставляет ее пятиться, а сам уже выдернул лук и неспешно накладывает на него стрелу. Лошадь Гирея спокойно переступала с ноги на ногу. Кривой знал, что татары еще стригунками приучают своих косматых лошаденок избегать стрел, пуская в них тупые стрелы без наконечников.

Дружинники спешились и успели, пока не просвистел новый вихрь стрел, укрыться за деревьями. Потери были невелики: двое раненых и один убитый. Оставшаяся без седока вороная лошадь с разлетевшимися стременами неслась через поляну, а в боку у нее прыгала глубоко впившаяся стрела.

У воеводы зрение мутилось от боли, и временами он ничего не различал, кроме мелькания зеленых веток молодого ельника. Он смутно видел, что оттуда прилетают стрелы и что туда посылают свои стрелы его воины. Еще одного из дружинников ранило.