Мерикратор - Юрий Никитин

и договоренности полетели к чёрту, но это было бы чересчур. Хорошее нужно сохранить, от плохого стоит отказаться. Нашим бюрократам предстоит много работы.

Он сдержанно улыбнулся, взгляд его был прям и напорист, как у человека, у которого пушка крупнее.

– Догадываюсь, о чем вы, господин президент. У нас избран президентом Иштван Золтан. Через два месяца он займет кресло в Овальном кабинете. Вы же знаете, кто он, и какие взгляды представляет.

Я улыбнулся.

– Трансгуманизм – будущее человечества… что уже почти наступило. По крайней мере в Штатах и в России. Вы пока выражаете взгляды прежнего президента или мистера Золтана?

Он сказал так же легко:

– Пока президенто у нас Мамба Чунга, но не думаю, что мистер Золтан поменяет курс правительства… как-то резко. – Но если поменяет, остальным странам придется пересмотреть свою политику. Хотя бы в НАТО.

Я ответил так же прямо:

– А разве не удобный момент?.. Можно, сославшись на снаппер, забыть хотя бы на время о противоречиях, вражде и недоверии. И совместно спасать островки уцелевшего мира, пока их не захлестнула анархия и разгул беззакония. Ну, как действуют даже враги при большом пожаре или крупном землетрясении.

Он кивнул.

– Господин президент, вы хорошо сравнили с крупнейшим землетрясением, когда прекращаются даже войны. Но землетрясение уничтожает материальные объекты в первую очередь, а снаппер как раз забрал людские ресурсы. Думаю, и вы больше всего озабочены, как сберечь то, что в вашей юрисдикции, и по возможности помочь соседним странам.

Паузы он делал намеренно, выжидая моего ответа, я быстро-быстро обдумал, сказал с осторожностью:

– Мы все стараемся помочь друг другу, не выходя из существующих признанных международным сообществом границ, если вы имеете в виду именно это. Но в то же время понимаем, что ряд стран понесли слишком большие потери населения, чтобы суметь своими силами поддерживать не то, что промышленность, но даже коммунальные службы.

Он чуть наклонил голову, соглашаясь, но тут же сказал живо:

– Однако в интересах мира и стабильности лучше всего придерживаться прежних границ!

Вид у него показался слишком задиристым, я выставил перед собой ладони.

– Разумеется, господин посол, разумеется. Если и будут какие-то изменения, они будут только с согласия обеих сторон.

Он нахмурился.

– Господин президент, мы же с вами понимаем, что авторитарные государства в данной ситуации получили некоторое преимущество. Демократические в первую очередь бросились спасать своих граждан и удовлетворять их потребности, а те… гм… у которых власть покрепче, могут воспользоваться ситуацией и прихватить земли соседей, а то и вовсе внедриться на другие континенты. Свои, дескать, перетопчутся, страна требует новых кормовых участков!

Я нарочито сделал паузу, пусть понервничает, слишком часто заставляли нервничать нас, но наконец улыбнулся со всей широтой российской доброжелательности.

– Господин посол, у нас не только сменился президент. Идеологию поменяем тоже.

Он сказал настороженно:

– Я знаю программу трансгуманистов. Но одно дело программа…

– Господин посол, – прервал его я, – простите, что прерываю, но мы, как и поддерживающая нас немногочисленная партия меритократоров, в самом деле нацелены не на интересы всего народа, а на интересы той части, что по мнению древних мудрецов и является истинным народом. Потому, понятно, у нашей партии не было шансов победить на выборах в так называемой честной борьбе, где голос пьяного грузчика и голос доктора наук равноценны.

Он сказал с тем же сомнением:

– И теперь, когда вы у власти, вы всё ещё намерены придерживаться своих идеалов?

Я ответил с милой обезоруживающей улыбкой идеалиста:

– Господин посол, а разве они не соответствуют настоящим интересам общества? Настоящего общества, ведь даже церковь говорит, что мир состоит не из людей, а из подвижников?

Он чуть замялся, признать мою правоту негуманно, все люди равны, даже о рецидивистах и маньяках надлежит заботиться, а о том, что одни не должны быть равнее, чем другие, ещё Оруэлл писал.

– У трансгуманистов очень строгие идеалы, – произнес он наконец и улыбнулся. – Как в рыцарском ордене с монашеским уставом. Но даже самый суровый орден нуждался в сотнях, тысячах простых и недалеких крестьян…

Я уточнил:

– Нуждался тогда. А при нынешней автоматизации?

Он умолк, рассматривая меня очень внимательно. Действительно, автоматизация начала высвобождать от труда уже не сотни тысяч, а десятки миллионов в каждой крупной стране. Чтобы не допустить социальных взрывов, их тут же переводили на БОД, благо автоматизация и цифровизация позволили выдерживать эту финансовую нагрузку, хотя она и оставалась тяжёлой.

Он сдержанно улыбнулся.

– Снаппер не вы запустили? Шучу, шучу. И не мы, клянусь! Если не для протокола, мне вообще-то нравится ваша программа. Кстати, мне и программа Коммунистической партии очень нравилась, но я, ещё будучи студентом, не поставил бы на её победу и цента. Человек в основном тот… которого унес снаппер. А вы живёте так, будто все люди должны быть праведниками. Но, господин президент, я в самом деле очень искренне желаю успеха вам лично и вашему кабинету!

Я поднялся, он тоже встал, ответил на мое рукопожатие и с поклоном отступил.

Малыгин появился сразу, как только Кэмпбэлл вышел из кабинета.

– Господин президент нужно выбрать день приема послов, для вручения вам верительных грамот.

Я молча кивнул. Верительные они потому, что в них глава государства просит верить этому послу, как ему лично, потому и верительные. Посол обязан вручить их главе государства как можно быстрее, иначе правительство страны пребывания вправе требовать его отзыва.

С другой стороны, послов до хрена, всякий раз устраивать церемонию слишком жирно да и затратно по времени, потому послов принимают не индивидуально, а целыми группами где-то раза три в год.

– Выбирайте время, – велел я, – не слишком уж, но и не чересчур.

Он поклонился, будет сделано, позволил себе легкую улыбку.

– А сейчас к вам просятся ваши соратники по партии.

– Впусти…

В кабинет зашли один за другим Бабурнин, Черноклюв, Фауст, Яфет, Ламм, Иггельд, наш костяк и наиболее активное ядро партии.

По моему жесту расселись в креслах и на диване. Вошла улыбающаяся Маковея, вся из себя радушная хозяйка, принесла на подносе целую горку бутербродов, исчезла на пару минут, вернулась с подносом, заставленным кофейными чашками, уже наполненными.

Нужно сказать, мелькнула мысль, поставить аппарат здесь же в кабинете. А крепость кофе можно регулировать самому, а не всем одинаковый, мы пока не одинаковые, хоть и двигаемся в будущее.

– Наконец-то, – воскликнул Бабурнин. – Голова не кружится,