Серебряный ублюдок (ЛП) - Уайлд Джоанна

Наверное, он нашёл способ попасть в меня как можно глубже, и становится понятно, что ходить после этого может быть немного проблематично. Не то, чтобы меня это волнует. Я нахожусь примерно в десяти секундах от…

Пять... четыре... три...

Бум.

Мой мир взрывается. Я сжимаю его так сильно, что должно быть ему больно, но он просто застывает, и я чувствую горячие брызги глубоко внутри. Вода льется на нас, пока мы цепляемся друг за друга, стараясь не рухнуть под тяжестью нашего общего удовольствия.

Потом Пак выходит на свободу, мягко опуская меня на пол.

— Мне кажется, ты вырвала пару кусков из моей спины, — выдыхает он.

Я разворачиваю его в крошечном пространстве.

— Дерьмо. — Конечно же, мои ногти оставили ярко-красные следы, расползающиеся по его коже. — Это выглядит немного ужасно. Мне правда жаль.

— А мне нет, — говорит он. — Мне нравится играть грубо, Бекка. Можешь держаться за меня и царапаться так грубо, как только хочешь

Не уверенная в том, что стоит думать по этому поводу, я решаю не обращать на это внимания и заняться душем…

Ой. Бл*дь.

— Мы не использовали презерватив, — шепчу я в ужасе. — Мы не использовали грёбаный презерватив!

Пак замирает.

— Я даже не подумал об этом, — признается он. — Я хотел быть внутри тебя. Ты на таблетках?

— Нет, — отвечаю я.

Мы смотрим друг на друга, ошеломлённые.

— Ха, — выдает он наконец. — Ты знаешь, какой у тебя сейчас цикл?

— Ты знаешь об этом?

— Я взрослый человек, Бекка, — говорит он. — Не двенадцатилетний. Конечно, я знаю об этом. Каковы шансы, что ты залетишь?

Я качаю головой и жму плечами.

— Понятия не имею, — признаюсь я. — У меня он всегда был не очень регулярным.

— Тогда, наверное, у нас всё хорошо, — говорит Пак. — Я чист, если ты волнуешься об этом.

Я моргаю, пытаясь понять, что он имеет в виду.

— Ладно.

— Ладно.

— Хм, думаю, мне нужно вымыть волосы перед уходом, — наконец говорю я.

— Это так ты намекаешь, что хочешь побыть одна и мне стоит выйти из душа? — спрашивает он с легкой смешинкой в голосе.

— Думаю, да.

Пак притягивает меня поближе, гладя мои щеки большими пальцами и смотря мне в глаза.

— Всё будет хорошо, окей? Ты готовься, а затем выходи и мы насладимся ужином. Не беспокойся об этом.

Да, правильно. Никаких тревог.

Пирог Эрла с черникой до сих пор остается теплым, когда я выхожу из квартиры в пять тридцать вечера — Реджина подает ужин ровно в шесть, и она не терпит опозданий.

Но спешка того стоит, потому что я люблю стряпню Реджины почти так же сильно, как и секс с Паком.

В этих ужинах и обедах не было ничего особенного, но тем не менее они были по-своему замечательными, потому что Реджина не любила останавливаться на пол пути. Нет. Когда она готовила картофельное пюре, она сама отваривала картофель, затем добавляла настоящее масло, настоящие сливки и щепотку соли, чтобы создать нечто, не имеющее никакого сходства с тем дерьмом, которое вы покупайте в магазине.

После сердечного приступа Эрла, я попыталась поговорить с ней, чтобы они перешли на менее калорийную еду. В ответ она посмотрела на меня так, словно я сошла с ума, заявив, что перестанет употреблять настоящее масло, сразу, как только он перестанет пить и курить. Если бы он заботился о собственном здоровье настолько, чтобы оно изменилось, ей бы пришлось есть еду по вкусу, напоминающую канцелярский клей.

Пожалуй, не стоит говорить, что настоящее масло всё ещё лежит на её столе.

***

Сегодня ужин выглядит также, как и всегда — жареная оленина (привет от Эрла), овощи, картофель и соус, за которым следует горячий пирог с шариком холодного, но чуть-чуть подтаявшего мороженого.

Реджина и Эрл никогда не требовали от меня довериться им, а я совсем не хотела теребить раны, связанные с моей матерью. Но что-то в этих почти семейных посиделках за столом всегда заставляло меня говорить, и сегодняшний вечер не стал исключением. Когда я наблюдаю, как Эрл режет жаркое, я понимаю, что я рассказываю все о телефонных звонках и своем послеобеденном визите в клуб «Вегас Бэлльс».

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

— Не могу поверить, что снова повелась на это дерьмо, — сокрушенно говорю я, тыкая вилкой в свою картошку. — Кто-то скажет, что я стала умнее?

— Нам трудно не любить наших родителей, — говорит Реджина. — Это часть человеческой сущности. Что-то пошло не так в проводке твоей мамы, иначе она бы относилась к тебе лучше. Это не значит, что ты должна винить себя за то, что у тебя есть сердце.

— Что ты думаешь об этом стрип-клубе? — спрашивает Эрл, глядя на меня светлым глазами.

Я давлюсь.

— Хорошая попытка, — говорит Реджина, ударив его сервировочной ложкой. — Наша девочка чуть не оказалась без одежды перед толпой незнакомых мужчин. Ты правда хочешь более детальное описание этого клуба?

Реджина продолжает бормотать, когда Эрл привлекает мой взор и быстро подмигивает. Я стараюсь не засмеяться — этот мужчина всегда был озорником, и ему нравилось подшучивать над своей женой. А она всегда воспринимала все всерьез, сколько бы раз он не делал этого.

— Мне нужно сходить за пирогом.

— Чертовски верно, — воодушевленно говорит Эрл. — И мороженое захватишь?

— Позволю ли я тебе есть пирог с черникой без мороженого? — спрашивает сурово Реджина. — Может, ты и забывчивый старый дурак, но у меня то еще все дома. Бекка, пойдем со мной на кухню.

Я стреляю взглядом в Эрла, а потом иду за ней из столовой. Их дом не представлял собой ничего особенного — всего лишь маленький двухэтажный особнячок, которому стукнуло почти сто лет, и который демонстрировал каждое мгновение своего преклонного возраста. И все же ничто не чувствовалось так безопасно и тепло, как это место. У меня никогда не было дома с моей мамой, но у меня точно есть один — здесь.

— Ты, молодец, — говорит Реджина, величественно указывая на пирог. Эта похвала дорогого стоит — обычно пекла пирог она сама, оставляя за мной покупку мороженого. — Я горжусь тобой. Ты подвела черту и не позволила этой женщине снова воспользоваться тобой. Я знаю, что это было нелегко.

— Так и было, — признаюсь я, извлекая пирог и острый нож. — Я тоже рада, что сделала это. Она уже нанесла достаточно ущерба.

— Чертовски верно.

Реджина пропускает меня из кухни вперед, гордо неся следом мой пирог. Я ставлю его в центр стола, желая, чтобы на нём не было кольца ярко—фиолетового сока и жижи, вытекающей сбоку.

— Выглядит великолепно, — хвалит Эрл.

— Похоже на стряпню двухлетнего ребёнка, — грустно отвечаю я.

— Неважно, как это выглядит, — успокаивает меня Реджина. — Только вкус имеет значение. Не стой там — подавай уже десерт, пока мы все не умерли с голоду.

Мы с Эрлом начинаем смеяться, потому что никто не мог голодать в доме Реджины. Настоящая опасность — проснуться однажды с весом в пятьсот фунтов. Я разрезаю слоистую корку, и всё ещё тёплая начинка начинает растекаться. Реджина протягивает мне тарелку, и я беру её, вернувшись во второй раз, чтобы насобирать крошечные ягоды, которые нападали по бокам.

— Итак, — сообщаю я нарочито небрежно. — У меня ещё есть одни новости. Я встречаюсь кое-с-кем. По крайней мере, у нас уже было несколько свиданий, если их можно так назвать.

— Правда? — спрашивает Реджина, ловко выкладывая мороженое на тарелку и протягивая его Эрлу, когда я беру второй кусок. — Это тот самый мальчик Коллинз? Похоже он неплохой.

— Парни из профсоюза говорят, что у него есть потенциал, — добавляет Эрл. — Ты могла бы напороться на более худший вариант.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

Я сглатываю.

— Я встречаюсь с Паком Редхаусом.

Тишина.

Подняв глаза, я вижу, что они оба смотрят на меня.

— Я знаю, что у нас с ним в прошлом произошло кое-что необычное…

— Это преуменьшение века, — говорит Реджина. — Но даже, если сейчас ты и сбросила на нас бомбу, это совсем не означает, что ты должна перестать раскладывать пирог по тарелкам. Может быть, ты ещё не готова.