Керенский. Вождь революции (СИ) - Птица Алексей

— Эх, — вздохнул Климович, — Я бы с вами поспорил, но вы сейчас не шакал, а потому я согласен. Но у меня нет денег даже на жизнь, так получилось.

— Что? Деньги у вас будут, на первое время пятьсот рублей, а там вы уведомите меня, когда они закончатся. Вы даёте мне слово, что после освобождения не исчезните в неизвестном направлении или предадите меня?

— Слово офицера и клянусь честью.

— Я слишком доверчив. Слово офицера звучит весомо, но что вам мешает его изменить?

— Вы меня оскорбляете этими словами. Да, я жандарм. Реакционер по вашему, монархист, держиморда, защитник самодержавия и ещё с десяток эпитетов, кои не могу даже здесь озвучить. Уж слишком они паскудны по своей сути. Но это не значит, что у меня нет чести. Не надо сравнивать меня с офицерами ускоренных курсов. Я закончил кадетский корпус и Павловское военное училище. Я потомственный дворянин древнего рода. Я не продаю Родину и не продал Государя. Если я вам дал слово чести. Я выполню его или умру. Я боролся с вашими коллегами до конца. В меня кидали бомбу, но не смогли убить, лишь изранив ногу. Я ненавижу вас и всех остальных. Но видит Бог! Вы сами пришли ко мне. Я вижу, что произошло с империей и императором и я не могу остаться в стороне от этого. И потому я нашёл в себе силы дать вам слово, и я его выполню.

— Хорошо! Вы меня убедили, и я вам верю. Ждите, когда вас освободят, и готовьтесь к напряжённой работе на благо нашего с вами Отечества, — после этой фразы Алекс крикнул охранника.

— Уведите! — сказал он появившемуся на крик тюремному надзирателю, после чего устало присел за стол. Сил разговаривать с другими заключёнными просто не было. Взглянув на карманные часы, он увидел, что уже было два часа пополудни. В животе заурчало.

«А не напроситься ли мне на обед? Заодно и отдохну, а после него приступлю с новыми силами к новой вербовке. Решено!», — и, вызвав охранника, он отправился к коменданту, который любезно пригласил его в столовую попробовать солдатской каши.

Глава 21. Вырубова

"Ошибка думать, что революция ожесточает народ против только высших классов. Она вообще ожесточает, снимает тонкую организацию гуманных нравов, прививаемую культурой." Михаил Меньшиков

"Революционная партия тем дурна, что нагремит больше, чем результат стоит, нальет крови гораздо больше, чем стоит вся полученная выгода. (Впрочем, кровь у них дешева.)" Федор Достоевский

"Такая огромная и богатейшая страна [Россия] в руках дерущихся дикарей — и никто не смирит это животное! Какая гнусность!.. Наука, искусство, техника, всякая мало-мальски человеческая, трудовая, что-либо творящая жизнь — все прихлопнуто, все издохло. Да, даром это не пройдет." Иван Бунин

Комендант крепости подполковник Лисунов привёл Керенского сначала к себе в кабинет. Но услышав желание министра посетить солдатскую столовую, не стал спорить, а направился с ним прямиком туда, где уже обедала одна из рот. Место для приема пищи представляло собой довольно просторное помещение, уставленное длинными столами. Все столы были покрыты не первой свежести фабричными, но уже изрядно замахрившимися, скатертями.

За столами на табуретах сидели солдаты и усиленно стучали деревянными ложками по железным мискам. Керенский окинул взглядом обедающих и громко пожелал им приятного аппетита.

Солдаты удивились и вразнобой поблагодарили его.

— А не разрешите ли вы мне с вами отведать солдатской каши, товарищи солдаты?

— А то, как же, конечно, господин министр, — сразу заговорили с нескольких сторон.

— А вот сюда пожалуйте, здесь не так грязно, — смахнув крошки с угла стола, проговорил один из солдат, возрастом далеко за тридцать. — Присаживайтесь! Сейчас Акишка, наш повар, мигом каши вам принесёт.

— Акишка, дуй быстрее сюда. Министр будет проверять твою стряпню, да смотри, не отрави, а то расстреляют тебя, как контрреволюционера-отравителя, — не смешно пошутил старый солдат.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

Керенский уселся на предложенное ему место. Вскоре прибежал молодой солдат, с лоснящимися от пищевого жира голыми руками. Он принёс с собой котелок с пшённой кашей и отдельно небольшую ёмкость с очень жидким мясным соусом, в котором, словно корабли, плавали хрящи и маленькие кусочки сала.

Наложив себе в тарелку каши и плеснув на неё соусом, Керенский принялся за еду под пристальным взглядом пары десятков глаз. Несмотря на худшие ожидания, каша оказалась неплоха. Уж намного лучше той, которую он ел в Российской армии, в своё время. Он был голоден и с аппетитом уминал солдатскую еду, заедая её чёрствым чёрным хлебом.

— Чая нет, товарищ министр, — обратился к нему старый солдат. Мы пьём кипяток, настоянный на травах и хвое. Кидаем туда всё подряд, взваром его называем. Будете?

— Если его пить можно, то буду.

— Ага, Акишка, давай, мигом!

Вскоре подоспел и чай, оказавшийся бурдой непонятного тёмного цвета, по вкусу действительно напоминающий отвар лекарственных трав. В жидкости было немного сахара, он и смягчал отвратительный вкус и горчину взвара.

— А что, больше вы ничего и не едите, кроме пшёнки? — осведомился Керенский у пожилого солдата.

— Как же, не едим. У нас и гороховая каша бывает, и корюшку ловим, и всякую другую рыбу. Уху с неё варим, да жарим помаленьку. А то и сахар подвезут, тогда сладкие чаи гоняем. Бывает и ещё чего. На складе разные продукты есть, но не всё нам дают.

— Ну, так, товарищи, вы хоть сытые, а рабочие подчас голодают. Детей нечем кормить, дороговизна.

— Так понятно, но вы, чай, должны народу помочь.

— Должен и буду помогать. Никак иначе. Царь со своими министрами не смог, а я смогу, товарищи. Вот только власти у меня нет на это. Но ничего. Сейчас порядок наведём, разбои прекратим, грабежи. И за продовольствие возьмусь, не сомневайтесь, товарищи. Революция победила, наша дело правое. Свободная Россия будет идти вперёд.

— Так за чем же дело стоит. Ежели вы за народ, так разве мы не поддержим народного министра. А, народ? — обратился старый унтер к окружающим.

— Поможем, как не помочь? Глотки будем рвать всем, но своего добьёмся, — послышались крики со всех сторон.

Подбодрённый этими словами, Керенский стал дальше декларировать свою программу. Он ещё долго нёс революционную околесицу присутствующим, не замечая, как столовая, полупустая до этого, всё больше наполнялась солдатами. А они всё подходили и подходили, слушая его пламенную речь, раскрыв рты.

А Керенский уже вошёл в революционный раж, сыпля, как из пулемёта, незнакомыми и умными словами, смысла которых солдаты не понимали, но верили в них, как в Бога. Замолчал он только тогда, когда в горле окончательно пересохло, а от выпитого взвара стало дурно. Окончив свою речь, он несколько минут слушал аплодисменты и радостные крики. В порыве чувств его даже хотели взять на руки и подбросить вверх, но низкие потолки удержали солдат от этого необдуманного шага.

Выходил Керенский из столовой в приподнятом настроении, провожаемый задумчивым комендантом. Войдя в комнату для допросов, он вызвал на допрос следующего арестанта, чтобы продолжить вербовку в свои ряды людей, которые многое умели и ещё больше знали. Правда, эти люди не собирались и совершенно не хотели работать на тех, кто отправил их сюда. Но всё в этой жизни решаемо. Ничто человеческое не чуждо и царским сановникам. Страх, ненависть, надежда — вот три кита, на которые ставил Керенский черепаху своей политики.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

Следующим в очереди на беседу ожидался начальник дворцовой охраны императора генерал-майор Спиридович Александр Иванович. И через несколько минут в комнату для допросов ввели моложавого, горделивого, несмотря на тюремные условия, генерала.

— Прошу вас, Александр Иванович, — обратился к нему Керенский, — в вашем распоряжении этот железный стул. Вы-то привыкли больше к кожаным, теперь приходится отвыкать.