Времена негодяев - Эдуард Геворкян

У двери послышались голоса. Он насторожился. Беззвучно подкрался к щели — в коридоре Широкоплечий разговаривал с худым человеком в синем комбинезоне. Широкоплечий смотрел себе под ноги и протирал тряпочкой стекла очков, а худой быстро и негромко объяснял ему что-то, размахивая руками.

Виктор прислушался, но ничего не понял. Проскакивали английские, немецкие слова, пару раз ему показалось, что они и по-русски говорят, но толку все равно было мало — он ничего не понимал.

Мужик в синей робе, наверно, из местных, догадался Виктор, быть того не может, чтобы Адам своих людей сюда не понавтыкал!

Широкоплечий стряхнул пылинку с рукава, поправил галстук и, судя по интонации, задал вопрос. Худой пожал плечами и виновато затараторил. Широкоплечий покачал головой и длинно причмокнул. Его собеседник побледнел, шарахнулся в сторону и рванул по коридору, прыгая от стены к стене.

Две или три секунды понадобились худому, чтобы добежать до поворота, но Широкоплечий уже плавно вздел руку, ствол с длинной насадкой в его руке дернулся, слабый хлопок, и беглец упал.

Не торопясь, Широкоплечий подошел к нему, взял за ноги и потащил обратно. Виктор мгновенно сообразил, где будет спрятано тело. Один взгляд, и он метнулся за пирамиды ведер, лег прямо на грязный пол. Голова упиралась в шланг пылесоса, было страшно неудобно, но выбирать не приходилось — если Широкоплечий обнаружит его, то как свидетеля отправит вслед за худым. И, как на грех, с собой нет ни ствола, ни лезвия паршивого!

Войдя в кладовку, Широкоплечий на миг замер, повел глазами из-под очков по сторонам и отпустил свою ношу. Ноги худого глухо ударились об пол. Снова издав продолжительный чмок, Широкоплечий вышел, погасив за собой свет.

Выждав несколько минут, Виктор осторожно выбрался из своего укрытия. Приоткрыл дверь — в коридоре никого не было. Тонкая темная линия прямо посередине пола вела к кладовке. Надо было спешить, в любой миг на кровавый след могли выйти обитатели дома. И если они решат, что Виктор разделался с худым… Что тогда? Месроп, кажется, ничего не говорил, всепрощенцы ли они или, наоборот, практикуют жертвоприношения.

Но что привело его в кладовку, зачем он вернулся сюда? Вот оно!

На противоположной стене тонкая светящаяся нить очерчивала прямоугольник. Еще одна дверь.

Не зажигая света и чуть не наступив на покойника, он подошел к стене и осторожно припал ухом к двери. Тихо. Надавил справа, слева и даже не удивился, когда прямоугольник подался, открывая проход в ярко освещенный коридор.

Помешались на коридорах, подумал Виктор, прямо как в доме на Тверской. Да пропади они все вдребезги, решил он, пора домой, поесть и поспать немного. Снова накатила сонливость. Виктор с опаской глянул по сторонам, нет ли поблизости коварных лестниц.

Одна из дверей открылась, вышел высокий мужчина в странном полосатом халате. На голове криво сидел грязный колпак из пестрой свернутой тряпки. В руке он держал деревянный сундучок. Медленно, полуприкрыв глаза, он прошел мимо Виктора, распахнул ногой дверь в следующую комнату и вошел.

Через несколько секунд дверь опять распахнулась, мужчина в полосатом халате, прижимая к груди сундучок, вылетел оттуда большой неопрятной птицей, а вслед несся такой отборный мат, что у Виктора сразу потеплело на сердце и он решительно двинулся в сторону источника родных звуков.

Войдя в комнату, он в изумлении застыл. Стол, заваленный банками пива и большими жестяными флягами, никак не вязался с местной атмосферой мелких тайн и мистерий. А вскрытые и нетронутые консервные банки, валяющиеся на столе и под столом, завершали картину восхитительного бардака.

Молодой человек сидел за столом, уронив голову на руки. Резко двинув локтем, смахнул на пол несколько банок. Поднял голову и уставил на Виктора мутные глаза.

— А, это ты… — и снова уронил голову.

Виктор узнал его, и раздражение поднялось в нем. Не так давно он желал, чтобы этот парень не появлялся как можно дольше, но теперь ему стало просто обидно. Пока они с Месропом, как дешевые гаврилки, бродят по дурацкому дому, шпигуя дурацкой техникой комнаты, Петро навалился на жрач и плевать ему, что он, Виктор, каждый день шляется на площадь Кальвина и ждет, когда он явится с подарочком для доктора Мальстрема.

Не говоря ни слова, он подошел к столу, взял банку с пивом, открыл и, выцедив до капли, смял в кулаке, а смятый ком запустил в стену.

Петро вздрогнул и поднялся с места. Прошел, держась за стену, к встроенному шкафу, сорвал с вешалки пиджак и с минуту о чем-то размышлял, держа его перед собой на вытянутой руке. Потом пробормотал «Ага», полез в карман и достал оттуда небольшой белый прямоугольник. Пошатываясь, вернулся к столу и, положив перед собой прямоугольник, пристально посмотрел на Виктора. Кивнул, снова поднялся и пошел тем же маршрутом.

Виктор взял прямоугольник и чуть не выругался вслух. Вот свиньи. Вернется в Москву и даст в морду негодяю, снабдившему Петра его фотографией. И неважно, чья это затея, диспетчера или доктора! Раз-два по рогам, а там пусть соображают, можно ли фотографировать гонца без спроса!

Он положил фотографию в карман. В это время Петро перестал рыться в своем белье и извлек из-под груды носков, маек и трусов небольшой пакет.

— Вот. Забирай и тикай, пока ноги не оторвали.

— Кто же будет ноги отрывать? — осведомился Виктор.

— А? — Петро рухнул на стул и уставился на Виктора. Вскоре вопрос дошел до него, и он криво улыбнулся.

— Есть тут любители ноги отрывать. Улыбаются, сучьи потрохи, и рвут. Улыбаются и рвут…

— Кому?

— Что — кому?

— Кому рвут, спрашиваю? — терпеливо повторил Виктор.

Раздражение быстро прошло. Он смотрел на своего пьяного собеседника и пытался соединить увиденное и услышанное с этой косо сидящей фигурой. Петро не увязывался ни с парнями, испускающими светящиеся шары, ни с крикунами в зале, ни, тем более, с покойником в кладовке.

Виктор взял пакет, взвесил в руке.

— Здесь все, — сказал Петро. — Весь учебный курс, отбор и остальная хреновина. Семь дисков. Тикай хлопчик. Пропадешь!

— Что доктору передать?

— Кому?.. А, доктору! — наморщив лоб, Петро, зашевелил пальцами, потом махнул рукой. — Ничего не надо. Скажи, все тут сволочи, трусы и негодяи. Саркис пропал. Нет, ничего не говори. Кишка у всех тонка, понимаешь, у них тонка, а у меня нет. Нашли дурака. Дурак — это я. Согласился. Больше некому. Такая честь, говорят. А сами в глаза боятся смотреть. Ученички хреновы. Так и скажи. Нет, ничего не говори!

Он упал щекой на стол и захрапел.