Другая сестра Беннет - Дженис Хэдлоу

отрицать этого – она жаждала встретить мужчину, который положил бы конец ее одиночеству. Мужчину, который не считал бы ее неловкой дурнушкой, который любил бы те же вещи, которые любила она, и не считал бы их глупыми. Мужчину, которого она могла бы любить и который, в свою очередь, любил бы ее.

Когда Мэри призналась себе в этом, у нее почти закружилась голова. Но почти сразу же, как только эта мысль обрела форму, на Мэри нахлынули сомнения и страхи. Где ей было встретить такого мужчину? Уж точно не в Лонгборне. И даже если предположить, что она могла его встретить, с какой стати он бы вообще взглянул на нее? Что она могла ему предложить? Тешить себя подобными фантазиями – вот в чем была ее слабость. Даже позволять себе думать о таких вещах делало их отсутствие невыносимым.

– Не понимаю, как у кого-то может хватить совести отобрать у чьих-то дочерей целое поместье. Все этот мистер Коллинз! Почему у него должно быть больше, чем у кого-то другого?

– Оставляю это для вашего размышления.

Миссис Беннет наконец замолчала. Остались лишь тиканье часов и треск дров в камине. Мэри закрыла книгу, так и не начав читать. Она должна смириться с обстоятельствами, которые вряд ли когда-либо изменятся. Встав со стула, она взяла кочергу и принялась ворошить угли в камине.

Часть вторая

– 31 –

ДВА ГОДА СПУСТЯ

Мэри взяла с собой книгу, но из-за того, как тряслась карета, читать оказалось невозможно. Какое-то время она очень старалась делать это, желая хоть чем-нибудь занять свои мысли, но примерно через час сдалась и отбросила книгу. Она вытерла угол грязного окна носовым платком и посмотрела на проплывавшую за окном сельскую местность. Они были уже недалеко от Лонгборна. Каждый дом, каждый коттедж, каждая живая изгородь были ей знакомы. Вот и сад, где росли лучшие сливы. А на этом поле бык напал на сына пастуха, который размахивал перед ним своей шляпой. А вот и тропинка в Меритон, по которой она так часто ходила по пятам за Китти и Лидией, раздумывая, чем бы ей заняться, пока сестры побегут в галантерейную лавку, чтобы спустить там все карманные деньги. Пейзаж выглядел так же, как и всегда. Но для семьи, которая когда-то так тихо жила в этом сыром зеленом уголке, теперь все было по-другому. Мэри смотрела на деревья, мысленно вспоминая события, которые одно за другим потрясали их и выворачивали наизнанку.

Первой драмой стало бегство Лидии с мистером Уикхемом. Лидия всегда была неуправляемой и импульсивной, но никто и представить себе не мог, что ее легкомыслие заведет так далеко. Когда весть о ее бегстве впервые обрушилась на них, казалось, с этим ничего нельзя было поделать. Мэри до сих пор помнила обреченный вид отца, он устало возвращался в Лонгборн после бесплодных поисков влюбленной парочки в Лондоне. Глаза его были мрачны, лицо серо, а привычное выражение ироничного равнодушия совершенно погасло.

Затем, вопреки всем ожиданиям, церемония бракосочетания каким-то образом была организована, а гнусный мистер Уикхем под давлением денег или угроз все же повел страстно влюбленную Лидию к алтарю. Поначалу никто не знал, как это произошло. Новость о том, что именно мистеру Дарси Беннеты были обязаны скорым бракосочетанием своей младшей дочери, поразила семейство едва ли не бо́льше, чем само бегство Лидии. Не стоило удивляться, что в результате предубеждение семьи против него несколько ослабло, однако, за исключением, быть может, Джейн, никто из Беннетов не мог знать, что произойдет дальше. Никто не поверил, когда Элизабет призналась, что мистер Дарси сделал ей предложение руки и сердца. Еще больше все удивились, когда она заявила, что приняла его. Мэри отнеслась к этому скептически. Как могла сестра выйти замуж за человека, которого всегда считала гордым, холодным и надменным? Лиззи настаивала, что он был совсем не таким – она недооценивала мистера Дарси, а ее собственная гордость ослепила ее и не дала рассмотреть его истинной натуры. Она доказывала его добродетели со всей горячностью, с какой когда-то осуждала его пороки, и постепенно ее страсть переменила мнение о нем членов семьи. Как только сам факт привязанности между Лиззи и мистером Дарси был признан – ибо никто из тех, кто видел их вместе, не усомнился бы, что эти двое влюблены, – их союз показался таким же неизбежным и правильным, как и бракосочетание Джейн и мистера Бингли, которое произошло столь же спешно, поскольку никто из участников союза не видел никаких причин для задержки.

Свадьбы дочерей почти лишили дара речи счастливую миссис Беннет. Три дочери вышли замуж в течение года, две старшие из них – за влиятельных и состоятельных людей. Это было все, на что она только могла надеяться. Ни она, ни две ее оставшиеся дочери не умрут с голоду и не будут брошены на милость церковного прихода. Она сможет вновь высоко держать голову в кругу своих друзей и наслаждаться превосходством, которым, как она чувствовала, теперь обладала. В мгновение ока отношение миссис Беннет к леди Лукас снова стало снисходительным, ибо матери хозяйки поместья Пемберли нечего было опасаться матери какой-то там миссис Коллинз. Когда на следующий год Китти взял в мужья почтенный священник с приличным доходом, миссис Беннет была полностью удовлетворена. Триумфальные замужества ее старших дочерей позволили отвлечься ей от неурядиц брака младшей из них. Миссис Беннет никогда не говорила ни о том, как состоялся брак Лидии, ни о том, как жили мистер и миссис Уикхем, переезжая с места на место, никогда нигде не задерживаясь и постоянно нуждаясь в деньгах. Иногда она посылала Лидии небольшие денежные подарки, чтобы помочь ей в сиюминутных трудностях, но всегда заботилась о том, чтобы мистер Беннет ничего об этом не знал. Его сочувствие к несчастью их младшей дочери никогда не было столь же велико, как ее собственное, особенно когда ему приходилось выражать его в денежной форме.

С уходом сестер Мэри вскоре почувствовала, что погружается в то состояние, которого так долго боялась. Дни ее проходили почти однообразно. Она читала и упражнялась на фортепиано, а ее музыка эхом раздавалась в пустом доме. Вскоре она обнаружила, что у нее осталось меньше времени на свои занятия, чем раньше, поскольку миссис Беннет не могла долго сидеть одна и даже общество Мэри считала предпочтительнее своего собственного. Это были самые тяжелые часы для Мэри, потому что матери нечего было ей сказать, а в отсутствие какой-либо привязанности и теплого отношения она очень скоро переходила к ворчанию и жалобам. Обе вздыхали с облегчением, когда приходила миссис Филлипс, а Мэри разрешали удалиться в библиотеку. Громкий