Ошибка президента - Фридрих Незнанский

Меркулов внимательно вглядывался в ее лицо.

—        Где-то я вас видел, — Он покачал головой, — нет, не помню. Мне Василий Васильевич передал, что вы хотите меня видеть, но так и не объяснил толком зачем. Он и имя ваше называл, но мне оно, к сожалению, незнакомо. — Меркулов беспомощно развел руками. — Уж простите покорно.

—        А я вот вас сразу узнала, — улыбнулась Галя. — А вам откуда меня запомнить. Я ведь была свидетелем. Вспомните. В конце шестьдесят седьмого года вы вместе со следователем Моисеевым расследовали дело о подпольных абортах.

Меркулов, разумеется, прекрасно помнил это дело, ведь оно было у стажера Кости Меркулова первым. Собственно, дело-то было очень простым и ясным с самого начала, потому-то его и доверили неопытному стажеру. Некий московский врач-гинеколог, Федор Федорович Турин, между прочим с большим стажем, бывший на хорошем счету у себя в больнице, подрабатывал на дому абортами. Дело раскрылось, когда у одной из женщин началось маточное кровотечение и ее пришлось госпитализировать. Через нее и вышли на Турина, которого взяли с поличным, то есть непосредственно в момент проведения операции.

Меркулов прекрасно помнил невероятное смущение, даже стыд, когда ему пришлось допрашивать пациентку Турина. Это была молодая женщина, казавшаяся невероятно бледной, даже желтой, что и неудивительно. Он все пытался выяснить, что же привело ее сюда, когда она вполне могла бы воспользоваться услугами лечебного учреждения, ведь в СССР аборты разрешены с 1955 года. Меркулову было искренне жаль эту женщину, а вот к самому врачу он никакой симпатии не испытывал и позднее на суде был неприятно удивлен, узнав, что судья дал Турину самое мягкое из всех возможных наказаний — лишение свободы на один год. Впрочем, как он узнал впоследствии, Турин не отсидел и этого. Наказание было заменено на условное. Меркулов тогда впервые заподозрил возможность подкупа суда.

Он снова взглянул на Крутикову. Неужели это та самая невезучая пациентка Турина? Да, пожалуй что и она. Такая же худая, бледная, только тогда ее можно было даже назвать хорошенькой, а теперь от этого не осталось и следов.

—        Вот видите, вы меня узнали, — улыбнулась Галя.

—        Давно мы с вами не виделись, — покачал головой Меркулов. — Я помню, вы все время нервничали из-за того, что о вас узнают на работе.

—        Ну, с работы меня сразу же уволили, — с улыбкой продолжала Галя, — А может быть, это и к лучшему. Но я ведь хотела вас увидеть вовсе не для того, чтобы в чем-то укорять. — Она повернулась и посмотрела на Сивыча. — Мне надо вам кое-что сообщить.

Сивыч понял ее молчаливый намек и поднялся. Ему было любопытно узнать, что могла сообщить Крутикова Меркулову, и почему именно ему, но ничего другого не оставалось, как только сказать:

—        Пойду узнаю, что там нового у шефа. У Нелюбина.

Когда они остались в кабинете одни, Галя подошла к окну и, глядя на поток автомобилей, медленно движущихся по Петровке, сказала:

—        Помните шестьдесят седьмой год? Как мало тогда было машин!

—        Да, — согласился Меркулов, немного удивленный таким вступлением, — а теперь иногда пешком быстрее доберешься до места, чем на машине.

Они помолчали.

—        Так что, собственно... — начал Меркулов.

—        Сейчас вы все поймете. Тогда, в шестьдесят седьмом, как вы помните, я работала в здании КГБ на площади Дзержинского. Гардеробщицей. Это произошло незадолго до нашей встречи у Турина. — Галя улыбнулась. — Потому-то я и пошла к нему, что боялась, как бы не узнали на работе, ведь я не замужем. Хотя, разумеется, им все было прекрасно известно. Очень глупо получилось. Ну да теперь это не важно.

Мы с вами встретились в конце октября, а в сентябре произошел очень странный случай.

Меркулов внимательно слушал обстоятельный рассказ Крутиковой о пропавшем немце и об оставленном им плаще, который потом взял совершенно другой человек — наш, русский.

Если бы все это рассказывал кто-то другой, Меркулов, скорее всего, засомневался бы — мало ли что может показаться, не так трудно на самом деле принять одного человека за другого, особенно учитывая, что Галя работала в КГБ. Многие из самых простых сотрудников этого ведомства настолько проникаются сознанием собственной значимости, что у них развивается нечто вроде комплекса преследования — повсюду мерещатся тайны, шпионы, вредители. Однако этой женщине Меркулов был склонен доверять, он помнил, что рассказывал о ней Василий Васильевич Сивыч.

—        Причем понимаете, Константин Дмитриевич, этого немца, возможно, и не искали. И он не вышел обратно, я очень внимательно смотрела на всех, и не только на тех, кто у меня раздевался. Почему-то мне кажется, что он... он исчез не случайно.

—        Так, я вас понял, — кивнул Меркулов.

—        И, что интересно, того человека, который ушел в плаще этого немца, я тоже больше не видела. Хотя, как вы знаете, проработала в КГБ около месяца. После истории с Туриным меня уволили.

—        Мне до сих пор неловко, что так получилось, — искренне сказал Меркулов.

—        Что вы, я думаю, это было к лучшему, — махнула рукой Галя. — Так вот, недавно я увидела его. Сначала сомневалась, а потом его показали крупным планом. Это, безусловно, был он. Тот самый.

—        Крупным планом? — удивился Меркулов и предположил: — Вы увидели его в кино.

—        Нет, по телевизору. Оказалось, что он занимает довольно крупный пост и вовсе не в КГБ. Мне кажется, он очень опасный человек, поэтому я и решила рассказать обо всем вам, потому что я вам доверяю.

Это был большой комплимент, ведь Галя Крутикова благодаря своей уникальной наблюдательности знала об окружающих ее людях куда больше, чем они могли предположить, и потому у нее было немало оснований не доверять человеческому роду вообще. Меркулов, сыгравший в ее судьбе, казалось бы, не самую положительную роль, относился к немногочисленным исключениям из общего правила — Галя считала его честным человеком.

—        И кто же это? — спросил Меркулов, понизив голос.

Галя подошла к нему вплотную и что-то очень тихо прошептала.

—        Так, — сказал Меркулов. — Это скверно.

Глава девятнадцатая СОТРУДНИЦА БАНКА «МЕНАТЕП» 

1

—        Ну что у вас там? — спросил Турецкий вместо приветствия.

Он стоял у приемного покоя больницы, откуда ему со скандалом удалось-таки уйти. Плечо отчаянно болело; натягивая на повязку рубашку, Саша разбередил-таки руку довольно основательно, поэтому куртку пришлось просто накинуть. Грязнов, как они и договорились накануне, приехал за ним на машине.

—        Да ты сядь, тогда и поговорим. И вообще — привет.

—        Привет, — проворчал Турецкий и с некоторым трудом забрался в машину. — Ну что там насчет Бурмеевой?

—        Негусто, — ответил Грязнов, заводя мотор.— Поверишь ли, старик, очень даже негусто. Я сам не ожидал. Мы проверили все ее связи, которые удалось установить — времени-то почти не было. Дома у родителей она не появлялась, более того, они не знали, что она должна выписываться. Потом стали проверять друзей — с большинством из них Бурмеева давно не встречалась. Осталась только школьная подруга Алла Зуева, с которой она продолжала поддерживать отношения. Эта Алла навещала ее и в больнице. Для нее внезапная выписка Бурмеевой также полная неожиданность.

—        Я тебя понял, — сказал Турецкий. — Адрес этой Аллы?

2

Василий Васильевич Сивыч, конечно, как и все остальные люди без исключения, страдал некоторым любопытством, и ему было интересно узнать, что же такое могла рассказать Крутикова Меркулову. Однако у капитана милиции нет времени на пустое любопытство. На следующий же день, стоило только Сивычу прийти на работу, как опять последовал срочный вызов — рвануло на одной из Песчаных улиц, в квартире, хозяин которой большую часть времени жил за границей.

—        Больше никому поручить не могли, — ворчал Сивыч, садясь в милицейскую машину,— На мне и так все квартирные разборки, еще и эта.

Он прибыл на место происшествия одним из первых — раньше, чем подоспели оперы, криминалисты и судмедэксперт. Квартира имела вид практически нежилой — густой слой нетронутой пыли, лежавший на новом итальянском мебельном гарнитуре, засохший таракан на дне голубой ванны «джакузи».

И тем не менее — взрыв, и неопознанный труп в коридоре, изуродованный до такой степени, что и без судмедэксперта понятно — опознать практически невозможно, если не будет каких-то дополнительных обстоятельств.

На кухне такое же нежилое запустение. Капитан Сивыч огляделся. Внезапно он заметил сверху на печи СВЧ какой-то небольшой прямоугольный предмет. «Что за штука?» — подумал Сивыч и взял его в руки.