Севастопольская страда - Евгений Александрович Белогорский

рельсам колеса моторизированной дрезины, ранним утром движущейся из Бахчисарая по направлению к Севастополю. Сидевшие на ней солдаты внимательно осматривали железнодорожное полотно и прилегающее к нему пространство.

Россия совсем не та страна, где можно было позволить себе некоторые вольности и воевать, слегка отступив от устава. Здесь до всего нужен был глаз да глаз независимо от того, где ты находишься в тылу или на передовой. Везде тебя подстерегала притаившаяся смерть в лице русских снайперов или партизан. При этом если первые сражались в основном ночью, то вторые действовали большей частью ночью.

Партизаны были головной болью любого тыла германских войск от Бреста и до Орла, от Пскова и до Николаева отчаянно сыпля песок в буксы идущего на восток эшелона вермахта. В Крыму летом сорок второго года было относительно спокойно, но это, никоим образом не позволяла немецко-фашистским оккупантам чувствовать себя спокойно. Нет, нет, да и случались небольшие диверсии, которые не наносили большого вреда немцам, но при этом напоминали о том, что они незваные здесь гости.

Гебитскомиссар Крыма оберштурмбанфюрер Георг Хейниш постоянно напоминал своим подчиненным об этой опасности, а после прибытия под Севастополь осадных орудий борьба с партизанами стала притчей во языцах. Особое внимание было уделено железнодорожным путям, по которым курсировала «Дора» и железнодорожный состав «Бруно» с 280 мм орудиями.

Но если место передвижение «Доры» измерялось километрами, и его можно было надежно прикрыть постами фельджандармов и солдатами, то с «Бруно» дело обстояло иначе. Дальность стрельбы его орудий не дотягивало до пятидесяти километров и потому, состав был вынужден курсировать каждый день из Бахчисарая к Севастополю и обратно.

Все это составляло дополнительные риски для его целостности и немцы сделали все, чтобы максимально нивелировать их. Так впереди состава шла дрезина с охраной, в чью задачу входил тщательный осмотр железнодорожных путей. Любой подозрительный предмет на рельсах, на насыпи или вблизи путей, подвергался всестороннему исследованию, а любой замеченный её человек арестовывался или уничтожался по усмотрению охраны.

Вслед за дрезиной двигалась открытая платформа, на которой находилось два взвода солдат. Укрытые за баррикадами из мешков с песком, вооруженные автоматами и пулеметами, они были готовы дать отпор в случае внезапного нападения партизан.

Кроме стрелкового вооружения, на платформе имелся минометный расчет, а также 42 мм орудие, находившееся в головной части платформы. Столь мощный арсенал был обусловлен не только желанием командования сохранить жизни своих солдат. Сознательно утяжеляя платформу, немцы тем самым провоцировали взрыв мин, возможно заложенных партизанами под железнодорожное полотно. За время оккупации «восточных земель» гитлеровцы уже сталкивались с подобными минами-ловушками и всячески пытались им противодействовать.

Только потом двигалась сам спецсостав состоящий из несколько железнодорожных платформ с огромными морскими орудиями, а за ним ещё одна платформа с войсками и моторизованной дрезиной.

После завершения обстрела Севастополя, эта кавалькада точно в такой же последовательности возвращалась к своему месту основного базирования, для пополнения боезапаса.

Ровно неделю, курсировал этот специальный состав с севера на юг и обратно и ничего не происходило. Регулярно получая энергетические вливания от начальства о том, что окружавшее их спокойствие мнимое, солдаты охраны постоянно находились начеку и в любой момент бы готовы принять бой с коварными партизанами. Однако однообразие ежедневных действий сыграло свою роковую роль.

У сидевших на головной дрезине охранников, пропала острота наблюдения. Глаз что называется замылился, и они не заметили на восемнадцатом километре своего пути ничего подозрительного.

Все те же кустики, травка, земля, деревья, что было вчера, позавчера и поза-позавчера. Ничто их не насторожило когда они подъехали к месту, куда разведчики из отряда старшего лейтенанта Ножина заложили специальную мину.

По настоянию майора Зиньковича в отряд «Бороды», такое прозвище было ему дано из-за густой бороды командира, был включен ученик полковника Старинова, имевшего славу мастера минных диверсий.

Наблюдая в течение двух дней за движением необычного поезда, он быстро выяснил, что это не бронепоезд как считали партизаны, а специальный состав с осадными орудиями. Затем высчитал массу поезда, тип мины необходимой для его подрыва и место закладки.

Мастер своего дела, капитан Селиванов виртуозно заложил заряд под рельсы в нужном месте, имея в своем распоряжении всего пятнадцать минут. Именно столько составляло по времени между проходом вдоль железнодорожного полотна фельджандармского патруля с собакой, специально натасканной на взрывчатку и появлением дрезины охраны.

Затаившись в укромном месте, Ножин и минер с замиранием сердца наблюдали, как через закладку проехала дрезина, а затем приблизилась платформа с охраной.

Как бы хорошо не отзывался о присланном минере майор Зинькович, но Ножин до конца не был уверен в его мастерстве. До самого последнего момента червяк сомнения точил душу разведчика, что мастер неточно рассчитал тяжесть платформы, и мина взорвется раньше времени.

И тут дело было не в страхе перед начальством за невыполненное задание. В первую очередь «Борода» стремился помочь осажденным севастопольцам, на чьи головы изрыгал свои снаряды вражеский монстр.

Не отрывая глаз от бинокля, командир наблюдал за прохождением охраны, после чего позволил себе чуть заметный короткий выдох. Но вслед за одним опасением немедленно появилось другое — удастся ли уничтожить саму цель.

Немного задержавшись с отправкой, «Бруно» лихо катил по путям, стремясь вовремя прибыть на место. В этот день присутствию его орудий уделялось особое внимание. Накануне, вслед за «Одином» и «Тором» из боевого строя осадных гигантов выбыла «Гамма», полностью расстрелявшая свой боекомплект.

Это вызвало недовольство Манштейна запланировавшего на 14 июня штурм двух главных столбов русской обороны форта «Сталин» и «Максим Горький». Несмотря на свою гениальность и прозорливость, лучший тевтонский ум не смог полностью избавиться от некоторых догм предыдущей войны, гласившей, что пушки большого калибра способны переломить ситуацию.

С одной стороны честно признавая низкую результативность «Доры» в обстреле Севастополя, — «дорогая, но совершенно ненужная игрушка», он твердо верил, что такие орудия как «Карлы», «Гамма» и «Бруно» способны в краткий срок разрушить оборону противника.

Поэтому — узнав о временной отставке «Гаммы», Манштейн выразил твердую уверенность в том, что «Бруно» с честью заменит своего боевого товарища. Благо боеприпасов для его орудий имелось с избытком.

Боясь вызвать сорвать наступательные планы командования и оказаться на боевой позиции с опозданием, машинисты прибавили ход, что также сыграло свою роковую роль