Суши с хлебом (СИ) - Тата Кит

Я уже собрался отойти от окна и взять из комода трусы, но пришлось задержаться.

Соня вышла из дома, неся в руках противень с каким-то горелым… говном.

Оно дымилось, Сонька закашливалась, а потом швырнула противень с содержимым на землю. Швырнула в источник дыма полотенце, очевидно, кухонное, и села на крыльцо реветь.

— Ой, бля… — вздохнул я тяжело и пошёл к комоду за трусами, понимая, что теперь моя очередь гладить по шерсти.

Одевшись, вышел из дома, прошёл свой участок и сиганул через забор в огород Тихона.

Соня сидела с опущенной головой. Сейчас было не совсем понятно, плачет она или её уже отпустило.

Плечи, вроде, подрагивали.

Пользуясь тем, что его не видят и не замечают, Ржавый юркнул в дом. Сонька оставила все двери открытыми. Если он сейчас что-то пометит, я не при делах.

— Загораешь? — хмыкнул я, чтобы Сонька отмерла.

Девчонка быстро отерла щёки тыльными сторонами ладоней и подняла на меня зареванный взгляд. Хотела что-то сказать, но её нижняя губа дрогнула, и она снова разревелась, опустив голову.

— Беда с тобой, — выдохнул я устало. Присел рядом с ней на крыльцо и сграбастал в объятия так, что её щека прижалась к моей груди. — Рассказывай, что на этот раз натворила?

— Ты всегда меня кормишь, вкусно готовишь… — начала она лепетать что-то несвязное. — А я хотела приготовить тебе печенье, — махнула она рукой в сторону, где всё ещё дымилось нечто. — Думала, сделать тебе приятно.

— Ты про то дымящееся говно? Мне приятно, Сонька. Приятно. Раньше ради меня никто говно не жёг.

Я с трудом сдерживал смех. Сонька, когда до неё дошёл смысл моих слов, резко от меня отстранилась и строго заглянула в глаза.

— Сам ты говно. А это вкусное печенье на сметане. Просто в форме… говна получилось, — и она вновь заревела. — Я ничего не умею! Нафиг я, вообще, здесь осталась? Я даже посуду плохо мою. В огороде ничего не умею. Вода эта… дрова эти… Я ни к чему не приспособлена!

Я знал, что у баб во время месячных и перед ними свистит фляга, но чтобы так громко… Впервые.

— Хорош тебе сопли лить. Всё ты умеешь, — неуклюже приобнял Соньку и вновь попытался притянуть к себе, но она воспротивилась. Буркнула что-то недовольно и отвернулась вытереть сопли рукой от запястья до локтя. — Баню топить умеешь? Умеешь. Дрова колоть можешь? Можешь? Огород сегодня посадила? Посадила. Говно в духовке сожгла? Шучу-шучу, — рассмеялся я, когда Сонька строго зыркнула на меня, резко завернув голову. Приобнял её за плечи и чмокнул в висок. — Пошли ко мне, перекусим, да рыбу на ужин приготовим. Зря я её наловил, что ли?

— Ты иди пока, а я приберу тут. И себя в порядок тоже приведу.

— Ты только недолго. Буду учить тебя рыбу чистить. Я добыл, а ты готовишь.

— Пещерные законы? Прикольно, — улыбнулась она, наконец, и утёрла остатки слёз.

Я встал, оправил спортивные штаны, и мы вместе с Сонькой замерли, молча наблюдая за тем, как Ржавый вальяжно вышел из Тихоновского дома и присел рядом с Сонькой.

— Какая честь! — театрально восхитилась она, прижав ладонь к груди. — Сам граф Ржавый сел рядом со мной.

У Ржавого на этот комплимент имелся свой заготовленный ответ. Опустив морду к полу, он приоткрыл пасть. На старые доски выпала дохлая мышь.

Я сразу сообразил, что к чему, а вот Сонька — нет. Она несколько секунд тупо смотрела на мышь, а потом, когда до неё дошло, что это за серый комок с хвостом, Сонька с оглушающим визгом бросилась ко мне на шею. Поцарапала плечи и едва не села мне на голову.

— Убери! Убери! — визжала она, цепляясь за мои уши, чтобы забраться повыше. — Убери её!

— Ржавый, блядь! — рявкнул я на кота, пока пытался перехватить поудобнее повисшую на мне обезьяну. — Сожри её уже. Хер ли ты показать её вынес?

— Не надо её есть! Надо её похоронить!

— У меня нет такой маленькой коробки из-под обуви. Ржавый, жри давай!

Словно реально поняв, что я ему сказал, кот преспокойно опустил башку, взял мышь обратно в пасть и начал жевать. Два-три жевка и мышь исчезла в его бездонном пузе.

Сонька на моих плечах начала рыдать.

— Я уже к ней привыкла! — ревела она в моё плечо. — Я ей даже кусочек сыра у комода оставила.

— Ржавый и его, скорее всего, сожрал. Так что не бойся, не прокиснет твой сыр.

— Она же живая!

— Уже нет, — прозвучало, конечно, цинично. Но правда, она такая. — Всё, хорош реветь. Пойдём ко мне. Успокоишься, пожрём и рыбой займёмся. Может, печенье к ужину сделаем.

Глава 40

Наверное, я долго терпела и храбрилась, раз сожженное печенье легко и непринужденно довело меня до слёз.

Всего за минуту, глядя на дымящееся печенье, я для себя выяснила, что я устала и на самом деле не верю в свои способности вообще. Ни уют в доме, ни огород, ни другие бытовые деревенские дела мне неподвластны. Всё, что мной делается — жалкие попытки выжить и существовать. Если бы не деньги отца, то я даже с этим минимум справиться не смогла бы. Уже давно умерла бы от голода на какой-нибудь автобусной остановке.

Наверное, пора закончить всё это и переехать в квартиру какого-нибудь города. Там, среди тысячи людей и затеряться будет проще, нежели здесь среди сотни, где уже наверняка каждый обо мне знает.

Да и, в принципе, логично менять местоположение почаще, чтобы не засекли. На данный момент, возвращаться к папе, поджав хвост, я не хочу. Но, чует моя задница, придётся.

Я привела себя в порядок, умыла лицо, поправила платье, которое купила сегодня специально для того, чтобы выглядеть лучше для Матвея.

Чисто девчачий каприз. Увидела его среди других вещей, висящих на вешалках вдоль стены, и купила. Отдельно взяла ремешок, ибо без него платье смахивает на бабкин халат.

Во дворе у Матвея уже дымился мангал. Ржавый развалился на поленнице и лениво наблюдал за хозяином, который суетил, перенося продукты из дома на стол в беседке.

— О! Ты вовремя, — улыбнулся мне Матвей, когда я робко вошла в беседку. Остановил внимание на моём лице и коротко усмехнулся. — Ну и шнобель ты себе наревела.

— Красиво всё, — буркнула я, но нос за кончиками пальцев спрятала.

— Так я и не говорил, что некрасиво. Сейчас принесу нож и газеты. Будешь разделывать рыбу. Я пока маринад буду готовить.

Матвей ушёл и быстро вернулся с