Жизнь и деятельность Балтазара Коссы. Папа Иоанн XXIII - Александр Парадисис

Но присутствовали на соборе не только служители церкви. Влиятельные и знатные люди и правители Баварии, Австрии, Саксонии, Лотарингии, Мекленбурга, Шотландии, Польши, всех скандинавских стран, Неаполитанского королевства и Сицилии также приехали в Констанц. В качестве наблюдателей прибыли посланцы византийского императора Эммануила Палеолога.

Косса, гордо подняв голову, величественный и внушительный, проследовал мимо участников собора на середину зала. Прочитав молитву, он поднял руку и благословил всех участников собора. Затем распорядился, чтобы кресло, на котором он должен был сидеть, подняли выше, и объяснил:

— Председательствовать буду я.

Под кресло поставили высокий помост. Косса сел. «Только так я заставлю их слушать себя», — думал он. Но не успел он ещё решить, что делать дальше, как поднялся шум и галдёж, пятьсот человек заговорили сразу на всех языках мира (латинский язык употреблялся только для официальных выступлений), и в суматохе, в этом втором «вавилонском столпотворении», было уже принято какое-то решение, смысл которого он не сразу понял.

В решении же говорилось следующее: «Кроме кардиналов, архиепископов, епископов, настоятелей монастырей, право решающего голоса будут иметь также учёные-богословы, каноники и знатоки гражданского права».

«На каком основании они получают это право? — раздумывал Косса, возвращаясь после первого заседания во дворец, который был его резиденцией. — Как они посмели требовать этого? И как сумели отстоять это требование? Ведь право голоса имеют только служители церкви… это дело рук француза![48]»

Белая лошадь тихонько брела по улице. Косса продолжал размышлять. «И всё-таки первый день прошел неплохо. Я сумел показать им, что авторитет их собору придаёт только моё присутствие и председательствование».

Приближаясь к дворцу, он увидел, что у входа в него собралась группа людей. От группы отделился человек, подошел к папе и произнёс по-итальянски:

— Святой отец…

Он был из Италии! Он говорил по-итальянски, на ломбардском диалекте! Человек этот был средних лет и казался сильно взволнованным.

— Святой отец, — произнес он снова, когда Косса спрыгнул с лошади и его окружили люди, толпившиеся у дворца и желавшие рассмотреть его поближе. — Святой отец, помогите мне! Помогите мне вернуть жену!

Голос человека мог взволновать кого угодно.

Но Иоанн XXIII торопился. У него было столько дел! И он нетерпеливо и укоризненно произнес:

— Добрый христианин, стоит ли беспокоить папу и отнимать у него время такой просьбой!..

Косса быстро стал подниматься по лестнице, чтобы отделаться от назойливого просителя. Но тот не отставал и вслед за Иоанном вошёл во дворец.

— Гуиндаччо! Подлец! — крикнул Косса своему телохранителю. — Как ты смеешь оставлять меня без охраны?.. Где Има?

Буонакорсо бросил злой взгляд на человека и зашептал на ухо Иоанну:

— Это Джаноби, муж синьоры Имы. Он приходил и раньше, хотел увести её, но она убежала… Я вышвырнул его на улицу.

Папа Иоанн с ненавистью смотрел на Аньоло Джаноби. Миланский богач решил во что бы то ни стало вернуть жену (тем более что и католическая церковь проповедует нерушимость брака). Крайне взволнованный, с глазами, полными слёз, он упал на колени перед нашим героем.

— Святой отец, святой отец, отпустите мою жену, позвольте ей вернуться ко мне! — умолял он.

— Несчастный, как я разрешу ей, если она этого не хочет! — воскликнул Иоанн.

В открытую дверь просовывались люди, рассматривая коленопреклонённого иностранца, докучавшего папе.

— Верните мне жену, святой отец, прикажите ей вернуться к законному мужу, — молил Джаноби.

Косса рассвирепел:

— К законному мужу! — саркастически повторил он слова Джаноби. — Ты — законный муж. Ты любишь её. А она-то любит тебя?

— Десять лет… Десять лет я прожил с ней в согласии. Десять лет я любил её и сейчас люблю ещё сильнее. Отдайте мне её! — всхлипывал Джаноби, обнимая колени папы.

Толпа любопытных у раскрытых дверей увеличивалась с каждой минутой.

Косса оттолкнул Джаноби, метнул на него свирепый взгляд и дал ему увесистую пощёчину.

— Ты знаешь Иму десять лет! Десять лет любил её! А я люблю её тридцать лет! Я узнал её, когда она была ещё девчонкой, в моих руках она стала женщиной. А как она любила меня! Когда мне угрожали пытки и смерть, она спасла меня, рискуя жизнью! В течение многих лет обстоятельства не позволяли мне встретиться с ней. Но как только я смог приехать в Болонью, я первым долгом постарался найти её… Но не нашел. Все годы, в горе и радости, я вспоминал о ней с чувством благодарности и думал: в этой женщине — моя жизнь… Ты хочешь, чтобы я отдал её тебе?.. Иди… возьми её… если она этого захочет!

Разгневанный Косса теперь уже один поднимался по лестнице. Женщина, со слезами на глазах следившая за ссорой из темноты, вышла ему навстречу и бросилась в объятия, взволнованно повторяя:

— Балтазар, Балтазар… — Тело её содрогалось от рыданий.

— Има, если ты предпочитаешь… своего мужа…

Она потянула его в комнату, прикрыла дверь и заговорила:

— Балтазар, Балтазар… Я не думала, что ты… Если бы я знала, я не вышла бы замуж…

* * *

Судьба Имы теперь неразрывно была связана с судьбой Коссы.

Свидетелей ссоры папы с Джаноби было, к сожалению, слишком много. Толпившиеся у дворца иностранцы и местные жители видели, как миланский феодал получил пощёчину от «отца христианства». Тридцать человек, видевшие эту сцену, рассказали о ней тридцати тысячам жителей и иностранцев, и каждый присовокупил что-то от себя.

В тот же день слухи о происшедшем поползли по Констанцу, достигнув ушей тех, кому хотелось бы об этом услышать. Шумок грозил перерасти в гром. А это могло сильно повлиять на ход собора…

На следующий день собором было принято ещё одно решение, не понравившееся Коссе.

Чтобы придать решениям собора бóльшую силу, присутствовавшие договорились при голосовании руководствоваться национальным принципом, то есть, прежде чем проект решения будет оглашён перед высоким собранием, его должны обсудить между собой представители каждой национальной группы. В голосовании принимали участие Италия, Франция, Германия, Англия (Франция представляла также интересы шотландской и савойской церкви, Германия — польской и венгерской). Таким образом, итальянские представители, хотя их и было много, не могли повлиять на работу собора, если Франция, Германия, Англия (и Испания, которая примкнула к ним позже) не были согласны с тем или иным предложением. Это окончательно вывело из равновесия Иоанна XXIII.

— Мне кажется, Има, — говорил он своей подруге, — что эти мерзавцы решили погубить меня. Не нравятся мне их выдумки…

А наедине с Буонакорсо, не сдерживаясь, кричал:

— Ты слышал когда-нибудь, Гуиндаччо, чтобы паршивая горстка людишек была сильнее папы?! Их, видишь ли, большинство! Негодное большинство… — Он грязно выругался. — У них больше прав!