Альковные секреты шеф-поваров - Ирвин Уэлш

А-ах… надо было ей засадить… она сама хотела… дерут ее все кому не лень… шлюха, шлюха!.. О-о-ох…

Бурно кончив, Кибби откинулся на спину. Казалось, остаток жизненной энергии покинул его вместе со спермой. Тупо глядя в потолок, он чувствовал, как в груди растет сосущая пустота.

— Прости, Боже…

Опять черная пометка… А ведь держался таким молодцом…

Он нашарил свой верный галстук и, ни секунды не раздумывая, накрепко прикрутил правую руку к спинке кровати.

В эту ночь, однако, Кибби был всерьез наказан за грехи: он проснулся весь в поту, в страшных муках, и по-собачьи завыл от нестерпимой боли.

Джойс Кибби разбудили жуткие вопли. Она вскочила и накинула халат. Сердце прыгало в груди, предчувствуя беду. Взбежав по ступенькам, она распахнула дверь в комнату сына.

— Брайан!

Джойс щелкнула выключателем. Бац!— лампочка тут же перегорела.

— Брайан!— воскликнула она снова.

Ответа не было. Из темноты не доносилось ни звука. Пробравшись на ощупь к кровати, Джойс включила ночник. Брайан лежал желтый, как лимон, еле дыша. Его рука была почему-то привязана к спинке кровати.

— Что случилось, сынок? Твоя рука…

Осознав, что ответа не добьется, Джойс сбежала вниз и вызвала «скорую помощь», а затем стремглав вернулась к сыну.

— Потерпи, они уже едут,— умоляла она.

Брайан лежал, неразборчиво шепча, обливаясь холодным потом. Джойс отвязала его руку, пощупала слабый пульс… Она не заметила, сколько прошло времени, прежде чем приехала «скорая». Санитары погрузили безвольную тушу на носилки и потащили к машине через аккуратно подстриженную лужайку. Свежий воздух слегка оживил Кибби, и он тихо прошептал:

— Кажется, я всех подвел…

Джойс метнулась к нему, крепко обняла.

— Ну, ну… не говори глупостей, мы тебя любим… Мы тебя очень любим, слышишь, Брайан!

Сын не отвечал. Лицо его было совсем желтым, а поясница болела так, словно ее ковыряли ножом.

25. Мясной город

Орудуя столовым ножом, Фой отрезал кусок жареной печенки. Насадил его на вилку, поднес ко рту. Сочное мясо таяло на языке. Вкус и консистенция наводили на мысль о сладком меде. Фой поднял бокал густого доброго каберне. Калифорнийское, из долины Напа. Божественный аромат. Ради таких минут начальник департамента по защите окружающей среды и прав потребителя Боб Фой был готов на многое пойти. Живи в настоящем, лови момент, работай всеми органами чувств! Мгновение, ты прекрасно!.. Но тут его сотрапезник, сидящий напротив, сделал заявление, грубо и безвозвратно испортившее момент.

— Я вполне серьезно,— подтвердил Дэнни Скиннер, косясь на стоявший под столом «дипломат».

Фой вздохнул и опустил бокал. Выражение неземного блаженства слетело с его лица, и на смену пришла привычная кислая гримаса.

— Ну, Дэнни… Несерьезный разговор! Это пройдет. Я и сам порой так думаю. По крайней мере подожди до утра.

Скиннер, словно не слыша, положил «дипломат» на колени, откинул крышку, достал бежевый конверт.

— Вот, здесь все написано.

Фой поиграл бровями, изогнул нижнюю губу, брезгливо распечатал конверт и прочитал заявление.

— М-дя, ты и вправду…— пробормотал он,— …и вправду увольняешься. Купера, я полагаю, уже поставил в известность.

— Сегодня утром,— кивнул Скиннер бесстрастно.

— Но… почему?!— Фой был буквально в шоке.— У тебя же такие перспективы… И повышение получил…

Что ему ответить? Сказать, что на Земле живет несколько миллиардов людей, и меня уже достало каждый день видеть вокруг одни и те же рожи? Нет, еще обидится.

— Просто хочу попутешествовать. Посмотреть мир.— Скиннер пожал плечами.— Собираюсь съездить в Америку.

Фой хмурился и задумчиво покусывал губу.

— Что ж, ты еще молод. И в отделе долго работаешь. Неудивительно, что тебе захотелось перемен. Расправить крылышки, как говорится.

Фой положил в рот очередной кусок печенки, отхлебнул каберне. Потом поднес бутылку к глазам и посмотрел на этикетку, словно хотел убедиться, что это не обман и вино действительно из коллекции Джозефа Фелпса — самого престижного, с точки зрения Фоя, винного дома в долине Напа.

— Отличное вино,— заметил он, вернув полупустую бутылку на стол.— Неужели не соблазнишься?

— Нет. Стараюсь держать форму.— Скиннер накрыл ладонью девственно пустой бокал и поднес к губам стакан с минералкой.— И с куревом завязал.

— Да ладно, сегодня особый случай!— настаивал Фой.— Один бокал не повредит. Посмотри на нашего Кибби: такой трезвенник, а вот пожалуйста — лежит в больнице, в очереди на трансплантацию печени! Лучшее доказательство, что медицинские теории о здоровом образе жизни ни черта не значат. Все дело в генах. Что на роду написано, того не избежишь.— Он отправил в рот еще один кусок печенки.

Скиннер хмуро покосился на Фоя и вспомнил прочитанные недавно строки.

— «Вино разрушает печень, жар разливает желчь, мясо губит желудок, пыль воспаляет глаза»,— процитировал он.

— Что это за хрень?

— Алистер Кроули. Был такой оккультист. Знал, о чем говорил.

— Э, живем один раз!— Фой поднял бокал.— А потом, если верить попам, отправимся в лучший мир.

— Угу. Под названием Калифорния.— Скиннер салютовал минералкой.

Ему хотелось поскорее уехать отсюда, бежать от соблазнов, что подстерегают склонного к пьянству человека на каждом шагу. В Шотландии это считается нормой: раз уж вышел за порог — значит собираешься нажраться. Таков стереотип, никуда от него не денешься.

А Кибби между тем лежит на больничной койке, борется за жизнь — буквально через дорогу, в Маленькой Франции. И отправил его туда не кто иной, как я… Ну ничего, теперь я на его стороне. Мы будем бороться вместе. Самое страшное в этих заклятиях то, что до самого последнего момента не сознаёшь, как близки становятся лютые враги. Так близки, что в конце концов понимаешь: ты за них в ответе. Истинный враг роднее жены, роднее ребенка, роднее престарелых родителей. Истинный враг берет над тобой контроль, начинает диктовать образ жизни; от него уже не отвяжешься.

Соблазны, соблазны… несущие смерть бедному Кибби. Но это Шотландия, Эдинбург. Северные задворки Европы, где рано темнеет, где вечно идет дождь, где не бывает солнца. Формально — столица, однако все решения, касающиеся жизни граждан, принимают за много миль отсюда. В общем, идеальные условия для беспросветного, беспробудного, окаянного пьянства. Прочь, прочь отсюда, думал Скиннер.

Вернувшись домой, он сел за стол и, задыхаясь от взбурливших чувств, написал матери письмо.

Здравствуй, мама!

Прости, я был пьян, когда спрашивал тебя об отце. На днях я пришел, чтобы извиниться, но у тебя сидел Басби, да и сама ты, кажется, была под газом, так что момент был неудачный. В общем, отношения между нами сейчас непростые, но я хочу, чтоб ты знала: я тебя по-прежнему очень люблю.

Я не буду больше пытать тебя вопросами об отце. Понимаю, ты не хочешь раскрываться передо мной, и какие бы соображения тобой ни двигали, я их уважаю. Но и ты должна понять мое желание узнать правду. Подумав, я решил, что должен сделать это сам, без твоей помощи.

Я еще многого не знаю, однако уже приблизился к разгадке. Поговорил с де Фретэ, со старым Сэнди, попытался связаться с некоторыми ветеранами панк-рока. Теперь пришла пора ехать в Америку, чтобы разыскать Грега Томлина.

Если хочешь поговорить перед отъездом, пожалуйста, свяжись со мной до четверга. У меня билет на четверг.

Напоследок хочу сказать: ты одна для меня сделала больше, чем многие родители из полных семей, и мое желание найти отца — это не знак моего неуважения и не попытка тебя в чем-либо упрекнуть. И еще: что бы ни случилось в прошлом между тобой и отцом, моя любовь к тебе останется неизменной.

Всегда твой

Дэнни.

Скиннер запечатал письмо — и хотел было пойти и подсунуть конверт под дверь, однако испугался, что случайно встретит мать в подъезде, и бросил письмо в почтовый ящик на дверях парикмахерской. Завтра утром, разбирая почту, Беверли найдет его среди рекламных листовок и счетов.

Он не спеша спустился по улице Бернард, слушая яростный щебет ошалевших птиц: после обеденного наплыва мусорные баки ресторанов были переполнены, а уборщики сегодня запаздывали. Глянцевая иссиня-черная ворона ковыряла кусок печени, подозрительно косясь на дерущихся неподалеку чаек. Скиннер поравнялся с недавно открывшимся кафе-баром. Зайдя внутрь, он заказал содовой с лаймом и взялся читать «Вечерние новости», но голова была занята другим. Он думал о недалеком будущем, мысленно бродил по улицам Сан-Франциско, где всегда тепло и солнечно, где прохожие улыбаются и пышут здоровьем, где даже на трезвую голову найдешь чем заняться. Эдинбург и в подметки не годится. А еще в Сан-Франциско жил шеф-повар по имени Грег Томлин, который запросто мог оказаться его отцом.