Комиссар госбезопасности - Юрий Семенов

Об этом и спросил Ярунчиков Лойко, задержав его, когда все разошлись.

— Лычака брать дома раньше десяти вечера нельзя, считаю, — ответил Алексей Кузьмич. — По-моему, это может повлиять на сбор бандитов в лесу, если они не раскусили подлог. Но и в лес его, по-моему, допустить нельзя. Организует отчаянное сопротивление.

— И так нехорошо, и эдак не годится. Верно, — согласился Ярунчиков. — Остается два варианта: брать ночью дома либо на подходе к Самборскому лесу, как сложится.

— Возможен третий вариант, — предположил Лойко. — Едва ли Лычак в эту ночь станет дрыхнуть дома. Если он не пойдет в лес, может избрать себе место где-нибудь рядом. Осторожный он, когда надо, хотя и слывет лихим. Тут его и накрыть.

— Правильно ориентируетесь, товарищ Лойко. Верю, нужное решение примете на месте. Своевременно докладывайте, — закончил с ним Ярунчиков.

Оперативную группу Петрова из танкового корпуса бригадный комиссар целиком отдал в распоряжение Пригоды. Самое сложное предстояло в Самборском лесу, поэтому, решив все другие вопросы, Ярунчиков оставил разговор об облаве напоследок, тем более что ее начинать должны были поздно, в безусловно определенное время и независимо от всего остального.

В задачу чекистов группы Петрова входило наблюдение и контроль западной и северной частей леса, учет проникающих туда людей и задержание всех выходящих из него. Та же задача была у группы Пригоды в восточной и южной частях леса, с той лишь разницей, что старший батальонный комиссар со своими людьми займет позицию в непосредственной близости от восточного квадрата, за селом Рубцы, где должно состояться сборище руководителей вражеских боевых звеньев. Связь Петрова с Пригодой по рации должна была обеспечить учет пришедших на сбор. Прочесывать лес, сжимать кольцо облавы решили с рассветом. Кто попытается уйти, вырваться раньше — задерживать, а при попытке бежать, не говоря уж о вооруженном прорыве, стрелять.

Ярунчикову доложили, что подразделение внутренних войск готово к выполнению операции.

— Хорошо. Действуйте согласно плану, — распорядился Ярунчиков и только теперь счел возможным отрапортовать Михееву.

…Вечер приближался вяло и нудно. Ни спешки, ни беспокойства Лычак не проявлял. Он сидел в хате, лишь однажды вышел во двор, сухопарый, подвижный, и вскоре вернулся обратно. Заглянул к нему сосед и безмятежно вышел, направился в поле. Около семи вечера на вороном коне прискакал парнишка, спешился возле хаты Лычака, быстро вбежал на крыльцо и скрылся в сенях.

«Что-то начинается», — решил Лойко, не отрываясь от бинокля. Алексей Кузьмич лежал со связным в кустарнике у предполья, наблюдал из выгодного места за селом. Отсюда было недалеко до рощи, где укрылась с грузовиком вся группа: чекист и шесть красноармейцев.

Но что это? Лычак шустро появился один, подошел к лошади, отвязал уздечку, вскочил в седло и рысцой поскакал в поле на северо-запад, в противоположную от Самборского леса сторону.

Лойко со связным скрытно бросились к роще, к машине.

— Останешься здесь, — живо приказал он помощнику-чекисту, — возьми одного красноармейца и переберись на мое место в кустарник. Верхового, который прискакал, видел?.. Проследи; если выйдет — за селом возьмешь. Останется — до моего возвращения не трогать. А там по обстановке.

Лычак уже был далеко, скакал по дороге в хлебном поле. Машина неслась в объезд, другого пути не было. Лойко сидел с шофером, торопил, понемногу успокаиваясь. Лычак уже ехал потише, оставался на открытом просторе. Подумать и решить, что делать с ним, время было. Но куда он нацелился? Почему метит в сторону границы? С чем явился к нему хлопец?

И тут Лойко заметил другого всадника, и тоже на вороном коне, который, было заметно, нагонял Лычака. Вскоре они уже ехали стремя в стремя шагом. Впереди, километрах в двух, виднелся лес; его кроны светились изумрудной зеленью — за деревья садилось солнце.

Лойко отыскал на карте этот лесок — он был невелик, но за ним разбросалась уйма больших и малых рощ, только скройся за деревьями — не отыщешь и не нагонишь. Очень не хотелось Алексею Кузьмичу брать Лычака сейчас, не узнав, куда и навстречу с кем он направился. Но упустить его?.. Лойко и подумать об этом не мог.

Машина стала пересекать балку, и всадники скрылись из виду. Лойко велел шоферу остановиться. Забравшись в кузов, он послал красноармейца вперед, наверх из балки, чтобы наблюдать за всадниками, не свернут ли куда, те поскачут ли галопом, а сам к радисту:

— Передай. «Первое — ясно, второе — объект снялся, движется на северо-запад, присоединился второй, впереди лес, опасность отрыва, третье — квадрат тридцать четвертый. Решение — брать. Подтвердите срочно согласие. Прием».

Наблюдатель кричал:

— Поскакали к лесу, скачут!..

— Поехали! — приказал шоферу Лойко, нетерпеливо глядя на радиста.

Но тот пожал плечами.

Подхватили на ходу наблюдателя, машина рванулась, взметнув клубы пыли. И тут радист почти выкрикнул:

— Брать!.. Немедленно брать приказывают!

Лойко свесился к шоферу:

— Гони! Не дай войти в лес! Стукну по кабине — остановишь.

Всадники легкой рысцой скакали к лесу, опасности не замечали: мало ли ездит машин. Лойко наставлял красноармейцев:

— Лежать, пока не поравняемся с ними. Когда обгоним их и остановлю машину, сядьте как ни в чем не бывало. А выпрыгну за борт, сигайте за мной, хватайте их, цепляйтесь за что попало.

Всадники оглянулись раз, другой, пришпорили коней, но незаметно было, чтобы они бросились удирать: скакали ровно. Расстояние до них заметно сокращалось. Вот уже сотня метров, пятьдесят… Всадники приняли вправо, лошади пошли шагом.

«Хорошо, что в кабине один шофер в гражданском, нас они не заметили, а то бы, возможно, и заподозрили неладное, рванули», — успел подумать Лойко, уже не таясь и возвышаясь над кабиной, а у самого все напряглось, малиново вспыхнули щеки. Ему досадно и беспокойно было сейчас только за то, что Лычак едет на коне у обочины дороги, загороженный попутчиком, скорее всего своим человеком.

Едва машина вровень подошла к всадникам, Лойко стукнул ладонью по кабине.

— Товарищи, этой дорогой мы попадем… — учтиво начал он, спрыгивая на землю и рассчитывая броситься к Лычаку, как вдруг перед ним вздыбился конь молодого седока, а сзади сильно толкнул его сиганувший красноармеец, да так, что Алексей Кузьмич нырнул за обочину, едва не угодив под копыта захрапевшей лошади; она завертелась на месте, вскидывая мордой, пытаясь освободиться от грубо вцепившегося в уздцы красноармейца, в то время как двое других разом стащили с нее седока. Все это произошло в мгновение, и вскочивший на ноги Лойко прежде всего увидел лишь затрясшегося в седле Лычака. Оуновец дергался весь, торопясь разогнать коня через поле к лесу.