Под покровом тайны - Юна-Мари Паркер

Она села за столик под зелеными растениями, чтобы было удобнее наблюдать за входом. Ей ужасно захотелось выпить чашечку крепкого кофе. Обычно в это время она пила кофе с рогаликами в своем офисе, но сегодня вынуждена была поджидать важного гостя. Беспокойно постукивая носком туфли, она не сводила глаз с вращающихся стеклянных дверей, так чтобы при появлении автомобиля немедленно известить отдел регистрации о прибытии знаменитого композитора.

В этот час в вестибюле было тихо и пусто, белый мраморный пол блестел, как ледяной каток, и лишь букет свежих цветов на столе выделялся своими красками среди элегантной отделки в серых тонах. Через час здесь будет совсем иная картина. С прибытием гостей появятся горы багажа, зазвучит иностранная речь. В отделе регистрации зазвонят телефоны, и обслуживающий персонал начнет бегать туда-сюда.

Наконец к главному входу плавно подкатил серебристый «роллс-ройс», и шофер в серой униформе выскочил, чтобы открыть дверцу автомобиля.

Джесика увидела Бернарда Шеллера, выходившего из машины, и поспешила ему навстречу через вращающиеся стеклянные двери. Шеллер сразу произвел на нее огромное впечатление. Высокий, широкоплечий мужчина, обладающий необычайно притягательной силой и властностью, он вселил в нее чувство некоторой неуверенности, когда она вышла вперед, чтобы поприветствовать его. Шеллер выглядел гораздо моложе, чем на фотографиях, с тонким ястребиным лицом и гривой густых волос, с сединой на висках. Больше всего Джесику поразили его глаза. Глубоко посаженные, они были невероятно темного синего цвета, как сумеречное небо.

Выйдя вперед, она протянула ему руку.

– Доброе утро, мистер Шеллер. Я Джесика Маккен, менеджер отдела развития. Добро пожаловать в «Ройал-Вест-минстер»!.. – Это было ее обычное приветствие, которое Джесика произносила не задумываясь, но в это утро она почти не сознавала, что говорит. Казалось, Бернард Шеллер понял, в каком она состоянии.

– Доброе утро, – вежливо ответил он.

Носильщики бросились к автомобилю за багажом, а дежурный в отделе регистрации настороженно ждал с любезной улыбкой.

– Что предложить вам выпить, мистер Шеллер, пока вас будут оформлять? – спросила Джесика, подведя его к столу регистрации. – Кофе, чай? – Она старалась обращаться с ним очень деликатно, протянув его американский паспорт и получив для заполнения бланк.

– Я бы предпочел чай из трав.

Джесика сделала знак находящемуся поблизости официанту, усадила Бернарда за ближайший столик, так чтобы ему было удобно писать, и сказала носильщику, чтобы тот осторожно, без суеты, отнес его багаж в номер «Роксброшир», где уже приготовили шампанское, вазу с экзотическими фруктами и большую коробку шоколадных конфет с ликером – все это лично от Кеннета Вулфсона. С Бернардом Шеллером должны были обходиться как с очень важной персоной на протяжении всего его пребывания в отеле, и Джесика не сомневалась, что все так и будет.

Мэделин и Карл прибыли в Хайвиндс, расположенный в заливе Ойстер-Бей на острове Лонг-Айленд, в пятницу поздно вечером. Белый дощатый домик с верандой и деревянными мостками, спускающимися прямо к пляжу, принадлежал семье Ширманов многие годы, и здесь Мэделин проводила уик-энды и каникулы, когда была ребенком. Порядок в доме поддерживала постоянно живущая здесь экономка, которой помогал садовник, так что в любое время Джейк, Карл и Мэделин могли сообщить им о предстоящем приезде. Их встречали в полной готовности.

Как только они прибыли, Мэделин вышла на веранду, с которой открывался прекрасный вид на тихий, мирный залив. Казалось, его воды были неподвижны. Ей нравился этот вид – всегда один и тот же и всегда необычайно притягательный. Карл тоже вышел и, держа руки в карманах своих льняных бежевых брюк, принял небрежную позу.

– Хочешь чего-нибудь выпить? – спросил он. Мэделин с улыбкой повернулась к нему. Она мечтала об этом уик-энде. И решила здесь ни единым словом не упоминать о своей матери, о Милтон-Мэноре и других вещах, которые терзали ее душу последнее время.

Казалось, Карл тоже был чем-то озабочен и испытывал огромное напряжение, поэтому она настроилась провести эти два драгоценных дня так, чтобы они оба могли развеяться и получить удовольствие.

– Стаканчик спиртного на ночь – это прекрасно, – тихо сказала она.

Карл взглянул на море и молча кивнул, затем отправился в дом за вином. Когда он снова вышел, Мэделин притянула его к себе на диван и взяла за руку.

– Вот это жизнь, не правда ли? – прошептала она с довольной улыбкой.

– Да. Нам следует приезжать сюда почаще, – ответил Карл, глядя на море.

Они сидели молча некоторое время, затем он медленно поднялся и потянулся.

– Я, пожалуй, пройдусь немного, – сказал он, и Мэделин показалось, что Карл испытывает некоторую неловкость и как бы извиняется за то, что не приглашает ее присоединиться к нему.

– Хорошо, милый, – мягко ответила она. – А я пока приму ванну… Когда ты вернешься, мы сразу ляжем спать. – Она взяла его ладонь и прижала к своей щеке.

– Конечно, дорогая.

– Ты найдешь дорогу? Уже стемнело, смотри не свались в море!

Карл усмехнулся:

– Не беспокойся. Я скоро вернусь.

Мэделин наблюдала, как он двинулся по дорожке, и тревога за него почему-то наполнила ее сердце. «Если с ним что-то случится…» Она отбросила эту мысль, потому что не представляла свою жизнь без Карла и его любви. Он стал неотъемлемой частью ее существования; даже своим успехом в живописи она во многом обязана его поддержке. Мэделин благодарила Бога от всей души за то, что у нее не было ни малейшего повода подозревать Карла в обмане, в то время когда флирты мужей стали нормой жизни. Она считала себя одной из счастливейших женщин на свете, потому что Карл всегда был ей верен.

Холодные, серые сумерки нависли над заливом. Карл медленно шел по кромке воды. Он снял туфли и с удовольствием ступал босыми ногами по упругому влажному песку. Легкий ветерок слегка взъерошил его волосы. Он специально ушел от Мэделин на какое-то время: тяжелые мысли терзали его, мешали быть естественным с женой. Он испытывал мучительное раскаяние. Оно подтачивало его днем и ночью, доводя до безумия. Раскаяние… раскаяние. Он в ярости пнул ногой камень, ощутив физическую боль, которой почти обрадовался: это была боль другого рода. Как он мог позволить Кимберли соблазнить его? Это было невероятно, выше его понимания. Он облизнул губы и вдохнул соленый воздух – соленый, как слезы, подступившие к глазам.

Всего один неосторожный поступок, и он погубил свою жизнь. Эта мысль была такой невыносимой, что он остановился и повернулся к морю, устремив ничего не видящий взгляд к горизонту. Если даже Мэделин никогда ни о чем не узнает, если даже он и Кимберли безнаказанно скроются с деньгами Хэнка Пагсли, он все равно не сможет нормально жить, так как не сумеет пережить собственного падения, того, что предал и Мэделин, и Джейка, и банк. Этот поступок заставлял его ненавидеть себя, и всю оставшуюся жизнь он вынужден будет ходить по лезвию ножа, до тех пор… До каких же? Пока Кимберли не украдет достаточно много денег?