Крысиная тропа. Любовь, ложь и правосудие по следу беглого нациста - Филипп Сэндс

ждать, никто им не помогал, даже родственники. Коллега прислал аргентинский адрес своего однофамильца «д-р А. Р.» (без расшифровки), жившего по адресу Пасахе-Артеага 1188, город Сальта.

Отто сообщал Шарлотте, что проведет в Риме еще какое-то время, потому что здесь ждать легче, да и дешевле, чем в Австрии.

Нервы Шарлотты были на пределе. Она писала об ухудшающемся состоянии здоровья Йозефа Вехтера.

Ильзе прислала ободряющую записку. «Ты — современный романтический герой», — восхваляла она брата.

В последний день мая Шарлотта сообщила, что готовится к «худшему». Волей-неволей она привыкала к мысли, что останется одна.

Отто сидел без гроша и отчаянно нуждался в деньгах.

28. Искусство

Остроту денежной проблемы Отто смягчали суммы, которые Шарлотта регулярно отправляла на адрес Пруссачки. Средства выручались, насколько я понимаю, от продажи предметов, приобретенных раньше в Кракове и Лемберге. Показ нашего документального фильма на венском кинофестивале «Виеннале» в прекрасном кинотеатре «Гартенбаукино» в присутствии Хорста и Никласа способствовал появлению новых сведений.

В кинотеатр явилась невестка Хорста, потребовавшая отменить показ; не добившись своего, она решила остаться и посмотреть фильм.

После сеанса началась напряженная серия вопросов и ответов, затянувшаяся на несколько часов. Лейтмотивом была проблема австрийского участия — или неучастия — в нацистском прошлом. Назавтра мы с Хорстом побывали в Музее истории искусств, в галерее, где экспонируются картины Питера Брейгеля Старшего. Хорст пригласил бывшего куратора музея, а также Османа, парикмахера-турка, выступавшего в качестве телохранителя Хорста, и свою дочь Магдалену. Все мы в восхищении застыли перед «Битвой Масленицы и Поста»[578], а потом заговорили о том, как сюда попала эта картина. Это стало продолжением предшествовавшей беседы о двух предметах из спальни Хорста — гравюры с видом Кракова XVIII века и старой, покрытой пятнами карты города.

Шарлотта привезла то и другое из Кракова и позже передала сыну. «Еще мать передала мне одну картину», — сказал мне Хорст; но ее в замке больше не было. Он отвез ее в Краков первоначальным владельцам — потомкам семьи Любомирских; правда, визит закончился не лучшим образом. «В последний момент владельцы решили, что не хотят меня видеть». Он оставил картину в Польше.

Из «Племенной книги» и ранних дневниковых записей Шарлотты я знал, что она разбиралась в предметах искусства. В 1925 году, приехав на Рождество в Лондон, она побывала в лучших галереях и музеях города, где ее привлекли «вазы» и «египтяне» Британского музея. Правда, в ее письмах и дневниках краковской поры нет упоминаний тамошних впечатляющих галерей и музеев.

Поэтому я попросил прислать мне научную статью на польском языке об украденных из Кракова предметах искусства. Дальнейшие события напомнили, что любое действие, даже кинопоказ фильма, способно привести к непредвиденным последствиям. Автором статьи была куратор Национального музея Польши в Кракове, располагающегося в том числе в знаменитых Суконных рядах[579]. В статье было описано разграбление собрания музея в недели и месяцы после октября 1939 года. Экспроприация шла под надзором австрийца Мюльмана, офицера СС и историка искусства, автора диссертации о зальцбургских барочных фонтанах[580]. Кай, как его называли, неустанно трудился, помогая губернаторам Франку и Вехтеру в их усилиях по «сбережению» местного искусства.

Шарлотта охотно участвовала в этих трудах. «Весьма церемонно, — пишет автор статьи, — фрау Вехтер вплыла в галерею Суконных рядов». Директор музея, профессор Копера из Ягеллонского университета[581], встревоженный ее появлением, почуял недоброе. «Wir sind keine Rӓuber — мы не грабители», — сказала ему Шарлотта. Гуляя по залам музея, она определяла, какие предметы заберет; затем их сбирали подчиненные Отто.

Больше подробностей содержится в послевоенном письме профессора Коперы польским властям (март 1946)[582]. «Музей понес огромные, невосполнимые потери стараниями супруги губернатора дистрикта Краков», — писал он. Речь шла о «фрау Вехтер, жительнице Вены, шатенке лет тридцати пяти». По словам профессора Коперы, от нее не спасся ни одни раздел музея: так она украшала губернаторскую резиденцию — стоящий неподалеку дворец Потоцких. Она забирала «лучшие картины, лучшие образчики старинной мебели», в том числе готические и ренессансные сундуки, доспехи, посуду, мебель и живопись, отметая все возражения директора. «Среди пропавших ценностей „Битва Масленицы и Поста“ Брейгеля, „Ухаживание охотника“ Юлиана Фалата и другие». Некоторые были возвращены после войны, часто в «очень плохом состоянии».

Письмо профессора Коперы попало к польской военной миссии по расследованию немецких военных преступлений в Бад-Зальцуфлене. После этого письма пришло второе. «Не знаю, входит ли в список военных преступников жена краковского губернатора Лора Вехтер, — писал профессор. — Она причинила нам огромный урон, забрав много экспонатов для украшения резиденции Вехтера, включая шедевры (Фалата и Брейгеля), теперь утраченные». Директор называл ее имя в местных судах, искавших дополнительную информацию о разграблении. «Не зная, фигурирует ли имя фрау Вехтер в списке, я сообщаю о причиненном ею вреде от имени музея».

Спустя семьдесят пять лет после описанных профессором Коперой событий я рассказал о его статье Хорсту. Дневники и письма о тех событиях умалчивают. Тем не менее Хорст указал мне на составленный Шарлоттой в 1984 году, последнем году ее жизни, документ. Сын Отто-младшего, тоже Отто, спросил бабушку, откуда взялся ковер в ее доме. Она назвала ковер последним подарком Отто от коллег в Лемберге. «Ты его взяла?» — спросил внук. Шарлотта раздраженно ответила, что преданный слуга Владислав посоветовал ей забрать прекрасные ковры и китайские вазы, «чтобы они не попали в лапы к русским», и что она вопреки своему инстинкту последовала совету[583].

После разговора со мной Хорст возобновил усилия по возвращению предметов искусства в Краков. За год три предмета были возвращены польским властям, о чем писала пресса в Польше и за рубежом. Он вернул гравюру Кракова XVIII века, грязную карту, пролежавшую много лет у него под стеклом, и третий экспонат, которого я не видел и о котором знаю только со слов Хорста.

«78-летний Вехтер вернул три произведения, похищенные его матерью», — сообщала «Гардиан»[584]. Среди них была «картина, изображавшая дворец Потоцких». Как объяснил Хорст, это название сама Шарлотта начертала на обратной стороне бидермейерской гуаши кисти графини Юлии Потоцкой (1830-е годы). На картине запечатлено прощание Артура Потоцкого с родными на балконе кабинета Отто. «Матери очень нравилась эта картина», — сообщил Хорст в тот самый день, когда ее вернул. Она висела в краковском кабинете Отто, пока тот не переехал в Лемберг, после чего Шарлотта забрала ее в фермерский дом в Тумерсбахе. «Я не