Любовь и ненависть между нами - Наталья Соболевская

удобства стараюсь, мог бы и помочь. Барин, блин. Хотя судя по тому как коряво и толсто нарезаны хлеб, сыр и ветчина, бутерброды Калинин не купил в магазине, а сделал сам, так что его лепта полезности в любом случае будет больше моей.

Тимур ел, не спеша, даже лениво, подозреваю, кто-то пока готовил ужин, хорошо так, досыта надегустировался. Я же, забравшись на постель и подогнув под себя ноги, вгрызалась в бутерброд с остервенением, как будто до этого целый месяц голодала на кефирной диете, причём не добровольно, а по принуждению. Но когда из-за спешки пища наотрез отказалась проходить в горло и возникла необходимость запить, я столкнулась с проблемой — нас двое, а кружка чая одна.

— Чего застыла? Бери, — насмешливо протянул Тимур, заметив, что моя рука замерла на половине пути к чашке.

— А ты? — неразборчиво из-за набитого рта, промямлила я.

— Для себя я прихватил другое питьё, — с этими словами мужчина нырнул рукой под столик и достал из нижнего яруса два низких стеклянных бокала, пузатую бутылку с чем-то явно алкогольным и крепким, один бокал он наполнил практически до краёв, а в другой плеснул лишь на донышко.

— Это и есть то лекарство, которым ты собрался меня лечить? — глядя на тот бокал, куда Калинин может виски, а может, и коньяка пожалел, с иронией поинтересовалась я.

— Не только, ещё есть таблетки? — с этими словами мужчина пошарил в кармане брюк и с важным видом положил блистер с аспирином на стол, причём початый, в упаковке было всего четыре таблетки.

— Негусто, — хмыкнула я.

— Негусто, — согласился Тимур и, наполовину опустошив свой бокал, заметил. — Кроме этого, в аптечке ещё есть активированный уголь, зелёнка, лейкопластырь и инструкция к отсутствующему электронному термометру. Так что, если удумала заболеть, отложи сие увлекательное мероприятие, как минимум на пару дней. Думаю, именно настолько мы здесь застряли.

Новости вызвали у меня резкий приступ кашля. Повезло ещё, что чай был горячим, и пила я его маленькими глотками, а так бы и себя забрызгала, и до Калинина, возможно, долетело.

— То есть застряли на два дня? — справившись с кашлем, ужаснулась я. Ведь с тех пор, как  работаю на Ногинского для нас с Тимуром и час переговоров превращался в смертельную схватку, как правило, под конец встречи от убийства с особой жестокостью нас удерживали только находящиеся в кабинете свидетели.

— Минимум на два дня, если погода не наладится, просидим тут гораздо дольше, — добил он меня и усмехнулся. — Да успокойся ты уже. Рано или поздно всё заканчивается. Еда и вода есть, завтра посмотрю, что случилось с генератором, так что электричество тоже будет.

— Отдохнула блин в командировке, покупалась в море, — зло проворчала я, дотянулась до своего бокала и залпом выпила то немногое, чем поделился Тимур.

— Ладно, — взяв бутылку за горлышко, мужчина поднялся на ноги. — Накормить я тебя накормил. Ситуацию обрисовал. Пойду спать. Имей в виду завтрак с тебя.

— Тимур, — окликнула я мужчину, когда тот уже успел подойти к двери. — Спасибо, что не бросил и нашёл меня.

— Да подавись, — хмыкнул в ответ он и вышел.

Глава 19

Тимур

Утром проснулся с той же мыслью, с какой засыпал, у Леры хватило совести и характера поблагодарить меня за спасение, а я вместо того, чтобы повиниться за подставу, которая чуть не стоила ей жизни, в ответ нахамил. Герой, твою мать.

Выбравшись из-под одеяла, тут же поёжился. Прохладно, однако. Без электричества и, соответственно, без отопления дом за ночь прилично остыл. В горах даже летом температура воздуха редко поднимается выше двадцати градусов, а сейчас, после урагана наверняка упала до десяти, ну или ещё ниже. Хоть ливень закончился, за окном лишь моросит мелкий дождь, но сильный ветер по-прежнему завывает.

Первым делом отправился на свидание с генератором, ведь здесь без электричества ни одно благо цивилизации не работает, даже вода в бачок унитаза не наберётся. Я-то ладно по зову природы и уличный туалет могу посетить, но Леру как-то жалко туда отправлять. Уличным туалетом в основном мужики-строители пользовались, с гигиеной там очень не очень.

Проходя мимо спальни Валерии, притормозил и прислушался, за дверью было всё тихо. Восемь утра, пусть ещё спит. После вчерашнего стресса не удивлюсь, если выберется из кровати только к одиннадцати.

Спустя два часа электричество в доме всё-таки появилось, но так как некоторых запчастей к генератору попросту не было и мне пришлось их мастерить кустарным методом из подручных средств, весь ремонт мог накрыться медным тазом в любую секунду, поэтому я сначала поспешил принять душ, а после сразу взялся за завтрак, ведь Валерия к этому времени так и не вышла из комнаты, что, скорее всего, означало — она ещё спит.

— Ты как там, жива? — в полдень всё-таки постучал к Лере в комнату. — Я генератор отремонтировал, но без гарантии. Так что, если планируешь принять душ, выпить горячего чаю и зарядить телефон, лучше это сделать сейчас.

Подождав несколько секунд и так не получив ответ, чуть приоткрыл дверь и громко скомандовал:

— Хорош дрыхнуть. Подъём.

Так как она и в этот раз не отозвалась, полностью раскрыл дверь и вошёл в комнату.

Лера никак не отреагировала на вторжение, даже не шелохнулась и глаз не открыла, и лежала она как-то странно, под одеялом угадывалась скрюченная поза. Подойдя ближе, я заметил, как от испарины блестит её лоб, а саму колотит, скорее всего, от озноба.

— Твою ж, мать, — приложив ладонь к её лбу, выругался я. — У тебя температура под сорок. Лер, ты вообще в сознании или как? — принялся тормошить девушку.

Не сразу, но Лера всё-таки что-то несвязное забормотала, всё что разобрал это — мне холодно, плохо, всё болит.

— Ясен пень, тебе холодно, вся одежда и постель промокли насквозь, — засунув руку под одеяло и нащупав там натуральную лужу, проворчал я. — Лер, тебя надо переодеть, переложить в сухую постель, а ещё как-то сбить температуру.

В ответ девушка нахмурилась и ещё сильнее свернулась в клубочек, тем самым молчаливо выражая протест на все перечисленные мной манипуляции, и это понятно. Когда бьёт серьёзный озноб, никому не хочется, чтобы тревожили, но оставить всё как есть тоже нельзя, иначе Лере не полегчает.

— Зачем? — жалобно