Люди. По следам наших миграций, приспособлений и поисков компромиссов - Луис Кинтана-Мурси

сравнив эти деревья, он констатировал потрясающее соответствие. Другими словами, генетическое сходство индивидов более значительно в популяциях, говорящих на одном языке, чем в популяциях, говорящих на разных языках. Перед нами пример того, каким образом культурная характеристика может повлиять на распределение генетического разнообразия между человеческими популяциями.

Влияние культуры на наше генетическое разнообразие не ограничивается лишь языковыми аспектами. Люди создали новые «экологические ниши» вслед за такими важнейшими культурными изменениями, как появление земледелия и вызванный им демографический рост. Таким образом, факт внедрения культурных нововведений смог изменить направление естественного отбора: некоторые варианты оказались благоприятными для адаптации к новой среде, созданной человеком. Прекрасной иллюстрацией этого служит классический пример адаптации к усвоению молока во взрослом возрасте. В популяциях, занимающихся скотоводством, молоко становится важным источником питания, и генетический вариант, позволяющий усваивать молоко, оказывается благоприятным: то есть культурный навык воздействовал на увеличение частотности этого варианта.

Рассмотрим несколько примеров, чтобы понять, как взаимодействуют культура и биология в процессе эволюции генов нашего вида, в том числе в контексте человеческих болезней.

Миграции, различающиеся по полу

Помимо корреляции между лингвистическим и генетическим разнообразием, можно упомянуть еще один пример, демонстрирующий влияние культурных навыков или обычаев на генетическое разнообразие: этот пример связан с различием миграций в зависимости от пола. Представим, что группа, составленная исключительно из одних мужчин, пускается в длительную миграцию через данный географический регион и скрещивается с женщинами – представительницами местных популяций. Смешанные популяции, появившиеся в результате этой миграции, будут демонстрировать определенную однородность на уровне Y-хромосом, поскольку в большинстве своем они происходят от одной и той же группы мужчин, но на уровне митохондриальной ДНК эти популяции будут довольно сильно различаться, поскольку по материнской линии они происходят от разных групп женщин. Перед нами пример того, каким образом культурный обычай – в данном случае миграция, различающаяся по полу, – влияет на уровень генетической изменчивости популяции. Что особенно интересно в популяционной генетике – опираясь на аналогию, мы можем поступать наоборот, то есть анализировать изменчивость Y-хромосомы и митохондриальной ДНК для того, чтобы изучать определенные культурные обычаи различных популяций, которые сильно различаются в зависимости от пола.

Такие попытки предпринимались во многих исследованиях начиная с конца 1990-х годов. Самое первое из них, проведенное Марком Зайелстадом и Лукой Кавалли-Сфорца, показало, что если сопоставить популяции, живущие на заданной географической дистанции, то они скорее демонстрируют больше генетических различий в Y-хромосоме, чем в митохондриальной ДНК. Эти наблюдения, возможно, свидетельствуют о более частых миграциях женщин по сравнению с мужчинами, что отражается в более высокой степени однородности митохондриальной ДНК (которая перемещается вместе с женщинами), чем Y-хромосом (они остаются на месте). По сути, хотя нам известны случаи крупномасштабных миграций мужчин, например, во времена завоеваний Чингисхана или (в меньшей степени) трансатлантической работорговли, данные генетических исследований сходятся на том, что исторически женщины были более «мобильны», чем мужчины. Этот факт является следствием социальных норм места жительства, определяющих, где будет жить семейная пара после заключения брака. Выясняется, что больше всего распространено патрилокальное поселение: приблизительно в 80 % случаев пара остается жить в селении мужа. Таким образом, патрилокальностью можно объяснить более выраженные генетические различия у мужчин (вариации в Y-хромосоме, отражающие разнообразие мужской части популяции) по сравнению с женщинами (с учетом вклада женской части популяции, выявленного при анализе митохондриальной ДНК).

Эта гипотеза была выдвинута в 2001 году в исследовании Марка Стоункинга, где он сравнивал генетическую историю по отцовской и по материнской линии в группах, традиционно практикующих патрилокальность или матрилокальность. Последний обычай довольно редкий: матрилокальность – когда мужчина отправляется жить в селение жены после заключения брака – встречается менее чем в 20 % сообществ. Все же в одной местности на севере Таиланда еще можно найти группы, где практикуются обе социальные нормы места жительства, что позволяет проверить данную гипотезу. В полном соответствии с ожидаемыми результатами, в группах, практикующих матрилокальность, больше различий между индивидами наблюдается с точки зрения митохондриальной ДНК, тогда как в группах, практикующих патрилокальность, более выраженные различия касаются Y-хромосомы. То есть на уровне нашего вида можно сказать, что женщины были более непоседливы, чем мужчины! Именно по этой причине, если говорить в целом, популяции имеют между собой гораздо больше сходства с точки зрения митохондриальной ДНК, чем с точки зрения Y-хромосомы. Эти исследования, как и другие, проведенные в различных регионах мира, в своей совокупности демонстрируют, как культурный выбор, связанный с общественным устройством, влияет на распределение генетического разнообразия между человеческими популяциями.

Генетические последствия социальных норм брачных союзов и филиации

Социальные нормы брачных союзов также могут определять общественное устройство популяций и влиять, таким образом, на их генетическое разнообразие. Существуют моногамные общества: их около 17 %. В других обществах практикуются различные формы полигинии, многоженства: они составляют от 30 до 80 % всех популяций. Что касается обществ, где практикуется полиандрия, или многомужество, то такие случаи очень редки: менее 1 %. К примеру, в обществе, где распространена полигиния, у детей обнаруживается больше сходства на уровне Y-хромосомы, чем на уровне митохондриальной ДНК. Представим себе, что мужчина одновременно женат на десяти женщинах и от каждой из них имеет по пятеро детей. Представим также, что все эти пятьдесят детей мужского пола. В этом случае все они будут носителями одной и той же Y-хромосомы, унаследованной от отца, и вместе с тем у них будет десять разных версий митохондриальной ДНК, полученной в наследство от десяти матерей.

Однако это еще не все культурные факторы, влияющие на генетическое разнообразие, ведь человеческие общества различаются не только нормами места жительства и брачных союзов. Есть и другие параметры общественного устройства, которые могут также влиять на генетическое разнообразие, связанное с полом. Одним из таких параметров является социальная норма филиации. Филиация – это передача родства, когда один человек происходит от другого; она устанавливает, «кому мы принадлежим», если можно так выразиться. Социальная норма филиации определяет, например, передачу фамильного имени в большинстве обществ Западного мира, а в более традиционных обществах – клан или племя, к которому принадлежит индивид. Существует три основных типа филиации: патрилинейная филиация, когда родство передается по линии отца (в 45 % обществ), матрилинейная филиация, когда родство передается матерью (12 %) и когнатская филиация (39 %), при которой родство передается обоими родителями. В большинстве западных обществ – например, в Европе – превалирует филиация когнатского типа, поскольку мы «принадлежим» как семье нашего отца, так и семье нашей матери. Остается понять, влияют ли социальные нормы филиации на генетическое разнообразие популяций, и если да, то в какой степени.

В своем исследовании, проведенном в 2004 году,