Посол - Грэм Макнилл

Глава 10

Ночь вокруг Лубянки была временем страха. Завывания сумасшедших и умирающих в стенах этой твердыни наполняли воздух своей какофонией, и никто не приближался к мрачному зданию, боясь, что болезни и безумие перекинутся на них. Этого места избегали, так что брошенные здания и улицы вокруг усеянных шипами стен были пусты даже сейчас, когда так много людей нуждались в тепле и крове.

Даже преступники, те, кто не любит чужих испытующих взглядов, не часто бродили по гулким проспектам возле дома смерти — Лубянки. Лишь те, кому надо было провернуть особо темное дельце, осмеливались появляться здесь, но и они старались не задерживаться на этих мрачных улицах надолго.

Но одна из таких личностей отважилась прийти сюда, и сейчас человек в плаще с капюшоном закидывал в телегу с высокими бортами, стоящую в узком проулке недалеко от Лубянки, какие-то явно тяжелые свертки. Несмотря на холод, человек вспотел. Загрузив шесть узлов, он обогнул повозку и ухватился за козлы, готовясь взобраться на них.

— Все еще приходишь за своими куколками, Петр? — сказал выступивший из тени высокий человек.

Василий Чекатило медленно подошел к телеге. Он выглядел сейчас так, словно прогуливался в любимом парке, а не возле самого страшного здания Кислева. Убийца, наемник и телохранитель хозяина Режек следовал за ним, твердо сжимая рукоять меча.

Человек, к которому обращались, повернулся и отбросил капюшон назад.

— Чего ты хочешь, Чекатило? — спросил Петр Лосев.

Чекатило обогнул повозку и приподнял уголок ткани одного из свертков. Маленькая девочка лет пяти лежала, связанная ремнем, широко открыв невидящие пустые глаза. Она явно была чем-то одурманена.

— Хорошенькая, — заметил Чекатило, и Режек хихикнул.

Лосев нахмурился и протиснулся мимо Чекатило, прикрывая груз промасленной холстиной. Уличенный в преступлении, Лосев отчего-то не выказал страха, напротив, он резко повторил свой вопрос:

— Я спросил, чего ты хочешь?

— Ну, поскольку ты, кажется, не в настроении для дружеского обмена шутками…

— Мы не друзья, Чекатило, и, думаю, ты это понимаешь.

— Мне больно это слышать, Петр, после всего, что я сделал для тебя.

— И за что ты был прилично вознагражден, — напомнил Лосев.

— Верно, — сказал Чекатило. — Но как насчет человека, который работал на меня и которому ты разнес череп? Как его звали, Режек?

— Сорка.

— Да, Сорка. Мелкая, конечно, шестеренка в моем механизме, но, тем не менее — шестеренка.

— Никогда о таком не слышал, — фыркнул Лосев.

— Хм, ну да, он не был запоминающейся личностью, он просто доставил тебе одну очень дорогую и опасную штуку. Ну, тот кусок камня извращения.

Лосев вздрогнул, словно ему отвесили пощечину.

— Проклятие, Чекатило, тебе заплатили не за то, чтобы ты заглядывал в ларец.

— Да, но я не смог устоять, или мне надо было кого-то еще попросить заглянуть в него? С моей стороны было бы упущением не поинтересоваться, что именно я контрабандой ввожу для тебя в город, разве не так?

— Ладно, так что ты хочешь?

— Полагаю, ты знаешь, что Саша Кажетан бежал из Кислева и что он был Мясником?

— Конечно. Я же не идиот.

— Ты знаешь, где его фамильное имение, и я тоже хочу это знать.

— Что? — рассмеялся Лосев. — Ты стал комнатной собачонкой фон Велтена? Это он послал тебя сюда? Воистину он, должно быть, в отчаянии, если нанимает тебя, чтобы самому не замарать рук грязной работой.

— Нет, фон Велтен не посылал меня, но это к делу не относится. Ты скажешь мне то, что я хочу знать, или я поставлю в известность все высшие слои общества, что ты торговец запретной магией, извращенец, злоупотребляющий детишками, и убийца вдобавок.

— Тебе не напугать меня, Чекатило, — фыркнул Лосев, в голосе его слышались мрачные нотки. — Кто, будучи в здравом уме, поверит жирному низкородному ублюдку вроде тебя?

— Ты не хуже меня знаешь, что вера тут не имеет значения, Лосев. Грязь прилипает, не так ли? Может ли человек твоего положения позволить, чтобы в обществе ходили подобные толки, чтобы с его именем связывались преступные деяния?

Лосев пожевал нижнюю губу и сказал:

— Ладно, все равно это несущественно, и чем скорее он будет мертв, тем лучше. Ожидай от меня известий на рассвете; я пришлю то, что тебе так необходимо.

— Разумное решение, министр Лосев, — заявил Чекатило, похлопывая по борту телеги. — Приятного тебе вечерка.

Заря принесла свежий снег, но Каспар, сидящий на краешке кровати Софьи и наливающий ей горячий ячменный отвар, не знал и ничего не хотел знать о погоде. Женщина села с гримасой боли и приняла изящную чашку. Прежде чем сделать глоток, она подула на дымящуюся жидкость и поморщилась, когда питье обожгло ее потрескавшиеся губы.

— Возможно, стоит немного подождать, — предложил Каспар.

— Нет, отвар наиболее эффективен горячим, — с улыбкой ответила Софья. — Первое, чему я научилась у своего отца.

— Он тоже был врачом?

— Нет, он был школьным учителем в Эренграде, хорошим учителем и добрым человеком. Лекарем у нас в семье была мама. Я стала помогать ей сразу, как только окончила школу, а потом меня послали в Альтдорф, завершать обучение в Императорском врачебном колледже.

Каспар кивнул, радуясь тому, что Софья вернулась, к тому же более или менее в целости и сохранности. Мысль эта только-только сформировалась в его голове, а взгляд уже скользнул к забинтованной руке Софьи. Она поймала взгляд посла и сказала:

— Я знаю, о чем ты думаешь, Каспар, но, пожалуйста, пообещай, что не убьешь Сашу сразу.

— Не знаю, смогу ли я, Софья. После того, что он сделал с тобой… — честно признался Каспар.

— Коли на то пошло, так он сделал это со мной, а не с тобой. Убийство ничего не исправит, ничего.

— Так что же, значит, нужно позволить ему сбежать? — недоуменно спросил Каспар.

— Нет, конечно, — ответила Софья. — Но я не хочу быть причастна к убийству, Каспар. Я врач, и хороший врач, я спасаю жизни. И не хочу иметь отношения к их прерыванию таким образом. Если Саша еще не погиб и ты сумеешь схватить его, мы должны будем передать его в руки правосудия. И если это приведет к тому, что его повесят на главной площади, то так тому и быть, я не возражу ни словом. По крайней мере, это будет справедливостью, а не убийством.

Каспар почувствовал безмерное восхищение Софьей: эта женщина смогла превозмочь ненависть к человеку, который так страшно мучил ее. Он знал, что ему самому подобное великодушие несвойственно.

— Ты знаешь, что ты замечательная женщина, Софья? — спросил Каспар, протягивая руку, чтобы погладить ее по голове.