Анна Леопольдовна - Фаина Гримберг

Удивительно, но сегодня произошло крещение Ее высочества в православную веру. Я полагала, что это совершилось давным-давно. Принцесса казалась мне даже очень приверженной к вере своего народа. Но официально это произошло лишь сегодня. Теперь устранено опасное препятствие для престолонаследия. В этой империи не потерпели бы правительницу-лютеранку.

Двор переехал в Петергоф, и я часто вижусь с Андреем.

Сегодня вице-канцлер Остерман объявил во всеуслышание в покоях Ее величества во время карточной игры, что никто кроме принца Антона Ульриха не будет мужем принцессы Мекленбургской (это все еще является официальным титулом Ее высочества)! Сказано было тоном несколько шутливым. Все поспешили усмехнуться. Но все понимают серьезность и значимость происходящего.

Вчера я застала Ее высочество в слезах. Отец принцессы, которого она не может помнить, герцог Карл Леопольд, прислал из Шверина протест против ее возможного брака с Антоном Ульрихом. Герцог полагает этот союз оскорбительным для его чести, поскольку Брауншвейгский дом нанес ему значительные убытки. Ее величество изволила посетить покои принцессы, утешала племянницу и говорила, что герцог не может помешать браку, ведь Ее высочество уже перешла официально в православие. Отец принца уже дал свое согласие на этот союз.

Однако же не стоит думать, будто все обстоит до такой степени благополучно. В последнее время я принуждена проводить много времени в обществе сестер Менгден. Юлия сделала попытку сблизиться со мной душевно. В частности, она сказала, что никогда не одобряла поведения своей сестры Доротеи и тем более своего зятя, графа Эрнста. Юлия жаловалась на одиночество и тоску. Она призналась мне, что получает тайно письма от Линара через нового саксонского посла. Мне показалось, то есть я была уверена, что Юлия ждет от меня ответной откровенности. Я, в свою очередь, пожаловалась на одиночество. Она с некоторой робостью упомянула о герцоге де Лириа.

– О, это было такое ребячество, – сказала я грустно. И заговорила о том, как грустно жить, не будучи ни в кого влюбленной. По окончании этого разговора я чувствовала себя лгуньей, да я ею и являлась. Гадко!..

Юлия поведала мне множество сплетен, которые уже ходят волнами о Его светлости. Иные из них показались мне совершенно непристойны. Говорят, в частности, будто принц подвержен эпилептическим припадкам, унаследованным от матери. Еще отвратительнее сплетня о якобы слабых ногах принца и возможной его неспособности к супружеской жизни. В салоне леди Рондо выражают мнение, что природный русский был бы лучшим мужем для принцессы. При дворе толкуют, будто обер-камергер ведет двойную игру, поддерживая намерения британского посланника, лорда Рондо, расстроить возможный брак принцессы с принцем Вольфенбюттельским. Кништедт направо и налево высказывает жалобы на Бирона и Остермана, потому что дело заключения брака никак не подвигается. Кништедт уверяет, что обер-камергер груб с ним…

Две новости. Отец герцога исполнил просьбу Кништедта, и тот отозван. Вторая новость более неприятна. Принц серьезно болен. Азаретти, итальянец, лейб-медик Ее величества, находится при нем неотлучно. Ее высочество огорчена. Я понимаю, как мучит принцессу сложившаяся неопределенность.

– Милая Ленхен, если бы ты знала, как я глупа! Меня раздражает его болезнь, потому что это всего лишь расстройство желудка, я знаю. До меня доходят сплетни о нем и также раздражают меня. Поверь, я искренне хотела бы полюбить его. Я заставляю себя, насилую. Порою мне казалось, я люблю его, но все так долго тянется! Я напрягаю силы и я теряю силы…

Я понимала, насколько здесь бесполезны словесные утешения, и сидела подле Ее высочества молча, держа ее руку в своей. Кисть ее руки была слабой и вялой…

Но совершенно неожиданно надежды принцессы и ее чувства оживились вновь. Пришло известие о смерти отца Его светлости. Принц искренне горюет, и видно, как ему хочется, чтобы принцесса посочувствовала ему. Он говорил ей, что привык уже к известному Кништедту и покамест не находит общего языка с новым посланником Брауншвейгского двора, советником Иоганном фон Кайзерлингом. Недавно перенесенная болезнь утончила черты лица Его светлости, почти исчезла детская округлость щек.

– Я нахожусь за сотни миль от своих близких, живу среди чужого народа, я не могу не испытывать беспокойства за свое будущее. Я так нуждаюсь в родственной мне душе… – говорил принц. И Ее высочество слушала с большим вниманием. Ей так хочется чувствовать его любовь к ней…

Я знаю, что Андрей временами подвержен пьянству. И кто бы на его месте не пил! Он художник и в то же время он – нечто наподобие реставратора и простого маляра. Талант его не может развиваться, он принужден тратить слишком много времени на всевозможные работы, не имеющие отношения к живописи. Он женат и в то же время он не может любить свою жену…

Я сказала было, что готова освободить его от данной им клятвы не иметь короткости с женой.

– Тебе это тяжко…

– Ты разлюбила меня? – спросил он с горечью.

– Напротив! Я люблю тебя еще более. Я люблю тебя более моего самолюбия. Я хочу, чтобы тебе не было плохо.

– Я не стану нарушать свою клятву, изменять своему слову, – проговорил он мрачно и словно бы замыкаясь в своих чувствах и мыслях…

Принц отправился в военный поход. Обещанный ему Бевернский полк так и не сформирован, поэтому Его светлость участвует в походе как волонтер и будет находиться при штабе фельдмаршала Миниха. Какая ирония судьбы! Вместо обещанного полка принц может командовать лишь небольшим отрядом, куда входят лишь его свита и слуги. На содержание этого отряда выдано из казны десять тысяч рублей. Армия отправляется на юг для взятия крепости Очаков. Из герцогства Вольфенбюттельского выступил в помощь армии фельдмаршала Миниха младший брат принца, Людвиг Эрнст, во главе полка «Старый Вольфенбюттель».

Говорят, что Очаков – весьма хорошо укрепленная турецкая крепость. Взять ее будет вовсе не так легко. Уже давно Россия соперничает с империей турок и стремится захватывать ее земли. Поход этот несомненно захватнический…

Кажется, принц восстановил свою репутацию при русском дворе. Только и разговоров, что о проявленной им храбрости. Когда фельдмаршал, видя гибель русских солдат, схватил, как безумный, знамя и бросился вперед, за ним никто не последовал, кроме отчаянного принца. Не известно, чем бы все это закончилось, но в крепости взорвалось несколько пороховых погребов. Этот взрыв и решил исход дела. Крепость пала. Фельдмаршал уверен, что из принца в итоге выйдет знатный и рассудительный генерал. Императрица в самоличном письме сообщила матери принца, герцогине Антуанетте Амалии, как славно отличился он в кампании.

Слухи множатся. Будто бы фельдмаршал воскликнул: «Все пропало!» И тогда принц ободрил его героическими словами: «Дело еще не потеряно, ваше превосходительство, не теряйте только мужества, не то погибнет сердце всей армии!» И тотчас после взрыва фельдмаршал приказал вновь идти на штурм, при этом принц повел вперед гвардию…

Но трудно вообразить себе радость принцессы, получившей письмо, адресованное принцем Антоном Ульрихом именно ей, в ее собственные руки. Это послание отнюдь не со держит объяснений в любви и описаний чувств, испытываемых Его светлостью к Ее высочеству. Но в том, что пишет принц, чувствуется доверительность. И принцесса оценила это. Она прочитала это письмо несколько раз вслух, чтобы слышали мы, Юлия и я. Мне удалось запомнить написанное Его светлостью, и теперь я переношу письмо принца в свои записки. Вот оно:

«Ваше Высочество!

Спешу сообщить Вам о моем участии в первом моем бою. В день Святых Петра и Павла, то есть 29-го числа прошедшего месяца, мы первый раз увидели противника, с которым казаки сразу вступили в бой.

Противник, впрочем, отступил без потерь, в то время как преследователи понесли значительные потери. Однако на помощь казакам по приказанию фельдмаршала мгновенно пришли гусары Кропа и драгунские полки генерал-квартирмейстера. Враги не захотели вступать с нами в настоящее сражение; несмотря на это, для развития успеха наш командующий построил авангард и третью дивизию, следовавшую за ним, в боевой порядок.

Благодаря этому мы имели счастье оттеснить противника, понесшего большие потери. Вечером того же дня мы подошли к городу. Затем 30-го был созван военный совет; в полдень противник предпринял вылазку и вновь понес потери; потом в ту же ночь мы приказали начать ночные работы, и фельдмаршал сам вернулся лишь в три часа утра, после чего противник 1 июля между четырьмя и пятью часами утра сделал нападение, чтобы помешать нашей работе, которую мы защищали и имели при этом счастье не только ее отстоять, но даже захватили в тот же день посты во вражеской линии обороны. Затем в дело вступила артиллерия, которая произвела такое действие, что весь город в ночь загорелся, после чего фельдмаршал решил сильнее атаковать крепость, что и началось утром в пять часов, и это принудило город к сдаче. И считают, что враг потерял более двадцати тысяч пленными и убитыми. Я, однако, полагаю, что в последний день потери нашего противника составили десять тысяч человек. Это все, что я могу Вам написать; остаюсь искренне преданный Вашему высочеству друг Антон Ульрих».