Дом и два жениха в придачу - Катя Водянова

Макарушка откопал в своих запасах еще один костюм, на этот раз – темный, с узором из листьев. При этом он состоял из зауженных к низу штанов и пиджака, слишком похожего на фрак. А поверх – пестрый непромокаемый плащ ярко-алого цвета.

— Глаша сказала, брать этот костюм, — вздохнул Макар, — вдруг повезет и порву его. А то придется местному театру жертвовать и самому же туда устраиваться, потому что актеров такого размера там наверняка нет.

Я уже собралась возмутиться, но наткнулась на ее тяжелый, осуждающий взгляд.

— И не глашкайте мне тут, — тут же насупилась она. – В этакой красоте только по грибы и ходить. Встретим других грибников – убегут в панике, как от буйнопомешанных, а весь урожай – нам.

На это Макар нахмурился, поджал губы, но спорить не стал. Безропотно взял у Глаши корзину и поплелся в сторону опушки, а я же ненавязчиво пристроилась рядом с Тиллем, чтобы не идти одной. К тому же с грибами у меня сложные отношения, а ему вроде как по рождению положено разбираться в лесных дарах.

Тилль без особых возражений перехватил корзину и взял меня за руку. Одет он был просто: в рубашку и ту самую потертую куртку, которая на тренированных фейских плечах все равно смотрелась писком фарузской моды. Мне даже стало неловко за свое простое платье и теплый плащ. С другой стороны, не наряжаться же мне в лес, как Иринка, яблочками наружу?

Надо будет все же допытаться у Макарушки, почему у них не сладилось, хорошая бы пара была. Но пока он шагал впереди и оживленно спорил с Глашей, где же лучше искать грибы, к чаще двигаться или вдоль опушки?

Меня бы и эта дорога, вившаяся от дома до трамвайной остановки, вполне устроила. За вчерашний день она вполне подсохла, а сегодняшний дождь быстро уходил в песчаную почву. Все равно здесь было сыро и грязно, зато пахло свежестью и хвойными смолами. Хуже, что бойкая Глаша быстро сошла с нее и отправилась вглубь леса, подальше от нахоженных мест, прямо к оврагам и зарослям шиповника.

Тилль благородно прокладывал тропу, я же шагала за его спиной и делала вид, что ищу грибы. Их здесь действительно хватало: большие и крохотные, чисто белые и пестрые, как летние цветы. Но об их съедобности я не знала, поэтому не спешила набрасываться с ножом наперевес.

Правда, Макар один раз все же наклонился и срезал аккуратную семейку маслят, на что получил лекцию от Глаши, что грибы надо все же вывинчивать, а не срезать. Они заспорили, причем с неожиданным для Тихомирова пылом, затем сговорились идти на юг, где после давнего пожара поднимался молодой лес и должны быть рыжики.

Эти грибы я любила и знала, но уже в соленом виде или жареными на сковороде, в натуральном, растущем из-под хвои – куда меньше. Тем более мне не хотелось нырять под низкими ветками молодого сосняка, вот бродить между выросшими деревьями куда приятнее.

Поэтому ненавязчиво пошла в сторону, утягивая за собой Тилля, а он послушно шагал рядом, не выказывая возражений. Может быть, не горел тихой охотой, а может быть нацелился на других жертв, тем более обе пустые корзины Макар и Глаша забрали с собой. В нашей же до сих пор болтались пирожки и один на двоих нож.

Дождь под деревьями почти не ощущался, только шелестел в высоте крон, так что шагать по хвойной подстилке было вполне комфортно. Я даже начала находить в этом некоторое удовольствие, особенно в том, как уютно лежат мои пальцы в ладони Тилля.

— А вы, Ярина, не грибник, — через какое-то время хмыкнул он.

Я дернула плечами и огляделась вокруг. Что-то здесь росло, но пойди пойми – что. Вот те коричневые здоровяки точно не съедобные, как и те желто-рыжие монстры, похожие на воронки с волнистым краем.

— С чего вы взяли?

— Я уже устал водить вас мимо белых и лисичек, не говоря уже о семейках маслят и рядовок. Хотя бы эти грибы обычно все знают.

— Ну вот и собирали бы, — махнула я рукой. – Или сами от поганок не отличите?

— Да легко, — он снова скривил губы в наглой усмешке. – Нас на боевой практике неделями в лесу держали, там инструктор чего только не показывал, так что я знаю все съедобное в рудско-итилийской полосе. Тогда же мне это занятие и опротивело.

— Зачем же тогда пошли? Грустите без моего общества?

Спросила я и повернулась к нему. Тилль несколько мгновений разглядывал меня, решая про себя какой-то вопрос. Когда я уже собиралась выпалить очередную подколку и невольно облизала губы на вдохе, он вдруг наклонился и поцеловал меня.

Фейские губы оказались сухими и горячими, а может это мне сразу стало жарко, и сердце бешено застучало в груди. От неожиданности я растерялась и даже не сразу заметила, как корзинка с пирожками полетела на землю, а мои пальцы оказались на свободе. Руки Тилля заключили меня в объятия, притягивая все ближе, а я покорно прильнула, впитывая его тепло и необычные ощущения защищенности и уюта.

Я не знала, что делать, просто ловила его движения и старалась не забыть, что нужно дышать. Чувствовала, как его губы скользят по моим, ласкают их, втягивают, как к ним прикасается язык. Никакие бабочки в моем животе не трепетали, но было настолько ярко и непривычно, что казалось, полечу сейчас на землю вслед за корзиной. Наверное, так бы и случилось, если бы Тилль не прижимал меня к себе так крепко.

Когда же он разорвал поцелуй, я все стояла на месте и пялилась в его потемневшие глаза и не могла выдавить из себя ни слова. Тилль медленно убрал от меня руки, но не отходил.

— И как это понимать? – спросила я.

— Как то, что вы мне нравитесь и я планирую за вами ухаживать.

— Поддались моим чарам? – с усмешкой спросила я, пытаясь разрядить обстановку. – Уже готовы отписать дом и все прочее состояние?

— Разбиваете мне сердце своей корыстью, — он покачал головой и вернул себе прежнюю ехидную усмешку, после чего взял меня за руку и пошел, как ни в чем не бывало. – На самом деле я должен извиниться за день нашего знакомства. Как-то все навалилось, отчего