«По своим артиллерия бьет…». Слепые Боги войны - Владимир Бешанов

Согласно сообщению Берия на имя Сталина от 4 июля 1939 года в производственных группах ОТБ работали 316 арестантов. В качестве стимула Лаврентий Павлович предложил, не отвлекаясь на следственные действия и судебные процедуры, отштамповать им приговоры в канцелярии В.В. Ульриха, а затем пообещать за ударный труд условно-досрочное освобождение или снижение срока отбывания наказания.

Удобно-то как: все работы сконцентрированы в одном месте, обеспечивается секретность, специалисты не растекаются мыслями по древу, а делают то, что прикажет партия, и в тех местах, куда она пошлет. Летом 1941 года их эвакуировали из Ленинграда в Томск, где они почти год «бездельничали» в местной тюрьме, потом раскидали: кораблестроителей — в город Молотовск (ныне Северодвинск), на завод № 402, артиллеристов — в город Молотов (ныне Пермь), на завод № 172. А ведь могли тихо перестрелять, как 170 узников Орловской тюрьмы.

«Сознание того, что творческая деятельность не выносит принуждения» — это немцы придумали, это не для нас.

Инженер С.К. Бондаревский, начальник производственного отдела Дальзавода, арестованный в июле 1937-го, в марте 1939 года был зачислен в «группу военно-морского судостроения» творить ныряющий торпедный катер:

«О нас наши семьи ничего не знают. Живы ли мы, где мы. О семьях мы тоже ничего не знаем. В ОТБ нами верховодят кураторы-майоры НКВД (обычно недоучки-студенты), следящие за нашей работой. В тюрьме над нами другое начальство: надзиратели, дежурные по тюрьме, начальник тюрьмы. В их заведывании — жилье, питание, одежда, баня, поведение заключенных.

Во всем соблюдается строгий режим содержания заключенных по системе «Давай, давай!». Рабочее время чередуется с часами отдыха так, чтобы у ззка не оставалось ни минуты свободного незанятого времени…

Работали. Рассчитывали. Проектировали, чертили. На документах и чертежах вместо своих фамилий ставили присвоенные каждому секретные номера. Мой номер был 88-й.

Утомлял рабский, ежедневно десятичасовой умственный труд. Я не сразу втянулся в работу. После почти двухлетнего проживания — прозябания в «чижовке», во Владивостокских «бутылках» внутренней тюрьмы и в битком набитых людьми «одиночках» городской тюрьмы, после этапов, пересыльных тюрем — все специальные профессиональные знания вылетели из головы, перезабыты, задавлены, уничтожены. С трудом восстанавливалась умственная трудоспособность. Этому способствовали почти нормальные условия отдыха и питания.

Кормили простой пищей, но в достаточном количестве, что восстанавливало силы, надорванные до перевода в ОТБ. Ничего, превышающего норму питания людей того времени, нам не давали.

Внешне мы не отличались от лагерных зэков. Донашивали свои гражданские костюмы или воинское обмундирование. Тем, кому нечего было надеть, давали лагерную одежду или одежду для каторжных тюрем (такое название появилось во время войны) — серые штаны и рубахи с нашитыми заплатами на локтях, коленях и заднице. Такого же цвета воротники и обшлага.

Сказки о содержании заключенных ОТБ в «золотой клетке» — преувеличение «понаслышке» некоторых писателей… Лишь в войну, когда государственная необходимость заставила вернуть выдающихся организаторов на производство, им надевали штаны с генеральскими лампасами и старались всячески задобрить…

Жена, находясь в 1937–1939 годах во Владивостокской тюрьме, спала на бетонном полу и простудила ноги. Впоследствии у нее без лечения возникла гангрена, и она лишилась ноги. Старшая дочь, очень впечатлительная и понимающая девочка, оставшаяся в восьмилетнем возрасте вместе с четырехлетней сестрой без родителей, живя у малообеспеченной бабушки без надлежащего ухода и надзора, покалечилась, тяжело и долго болела и умерла четырнадцати лет. Умирая, она, рыдая, сказала: «Спасибо великому Сталину за нашу несчастную жизнь».

ОКБ занималось в основном проектированием береговых, железнодорожных и корабельных артиллерийских установок для Океанского флота, который так и не был построен. Из восьми предвоенных спецпроектов к 1941 году реализован был один — 130-мм башенная «двустволка» Б-2ЛМ для лидера «Ташкент» с ручными приводами наведения и подачи боеприпасов. Наземные войска в 1943–1944 гг. получили не самые популярные конструкции: 45-мм противотанковую пушку М-42 (за счет удлинения ствола до 68,6 калибров была достигнута начальная скорость 870 м/с, но и боевой вес увеличился с 560 до 625 кг) и 76-мм пушку ОБ-25 (получена наложением ствола «полковушки» на лафет от М-42).

Профессор В.Н. Яворский, специалист по электромеханике, занимательно повествует о работе над «сорокапяткой»: «Я хоть и не был артиллеристом, но попал в эту группу. Мне поручили сборку полуавтоматики, рассчитывать и проектировать которую никто из артиллеристов не умел и не брался. Эта система (затвор и полуавтоматика) обеспечивала бесперебойную работу артиллериста: после выстрела при откате ствола полуавтоматика открывает затвор и выбрасывает гильзу, а после досыла заряжающим патрона с гильзой и снарядом затвор должен сам закрыться, и, если цель на мушке, система готова производить новый выстрел. Такой полуавтоматикой была оснащена старая пушка. Так как баллистика изменилась, то и полуавтоматику необходимо было заменить. Как ее пересчитывать для новых условий, никто из артиллеристов не знал, они полуавтоматику не рассчитывали, пособий таких не было, и в курсах артиллерии эта тема не изучалась. Я тоже пытался отказываться, поскольку был электромехаником, но пришлось этим заниматься. К счастью, я изучал численные методы расчета сложных нелинейных систем. Этот метод и помог мне в работе. Сначала я пересчитал старую полуавтоматику на новую баллистику, выпустил рабочие чертежи и спроектировал новую, более простую, но значительно более надежную полуавтоматику, и выпустил для нее рабочие чертежи. Полуавтоматика «аннушки» (первого образца) время от времени отказывала при испытании и требовала дополнительной наладки. Я пошел по пути упрощения, и если старая полуавтоматика имела около 35 деталей, то моя — всего 12. На испытания все же пушка пошла с первоначально рассчитанной автоматикой, она показала хорошие результаты».

Анекдотических ситуаций можно было избежать, объединив усилия ОТБ-172 с возможностями конструкторского бюро Мотовилихинского завода, которое возглавлял С.П. Гуренко. Однако куратор НКВД от сотрудничества отказался наотрез. В итоге два КБ на одном заводе выполняли один и тот же заказ на противотанковую пушку с одинаковой баллистикой. По результатам полигонных и войсковых испытаний, проходивших в марте 1943 года, «вольная» М-6 была рекомендована к принятию на вооружение, однако высокое начальство предпочло подождать до осени и принять «тюремную» М-42 — весовые категории главного конструктора Гуренко и члена ГКО Берия были несопоставимы.

При НИИ-6 Наркомата боеприпасов трудилась «шарага», создававшая новые образцы боеприпасов, зарядов и технологий военно-химического производства. Согласно записке Л.П. Берия в Совнарком от 3 марта 1940 года, здесь группой бывшего работника Артиллерийского управления С.И. Лукашова были разработаны 45-мм бронебойно-зажигательный снаряд и два образца зажигательных авиационных бомб, а под руководством Я.М. Фишмана создан «новый образец противогаза, защитная мощность которого в два раза превышает мощность принятого на вооружение противогаза МТ-4». Над проблемами получения фенола размышляли заключенные П.Г. Сергеев, Р.Ю. Удрис, Б.Д. Кружалов, М.С. Немцов.

В группе «пороходелов» существовало несколько бригад, получивших названия по номерам пороховых заводов, где они работали. Например, А.С. Бакаев отбывал наказание в качестве главного инженера пороховой группы ОТБ при им же спроектированном заводе № 59. Осенью 1941 года ОТБ-59 и ОТБ-6 эвакуировали в Казань и Молотов, где были созданы ОТБ-40 и ОТБ-98.

В Казани, на заводе им. В.И. Ленина, собрался как приезжий «спецконтингент», так и «вредители» местного розлива — Р.М. Фридпендер, М.А. Швиндельман, Г.Л. Штукатер, Д.Е. Воробьев, М.А. Бельдер, М.Е. Шапиро — примерно 40 человек. Возглавляли группу вольный Б.П. Жуков и з/к Н.И. Путимцев. Им в помощь из концлагеря доставили «последнего из могикан» 64-летнего, передвигавшегося на костылях В.В. Шнегаса (в ходе следствия он «сломал себе» шейку бедра). В это время из-за потери завода № 59, остановки цехов завода № 6 в Шлиссельбурге и эвакуации Дорогомиловского предприятия по производству централита, — компонента, обеспечившего химическую стойкость нитроглицериновых порохов, — выпуск пороха Н почти прекратился, армия, быстро израсходовав весьма скромные запасы, осталась без снарядов для «катюш». Из-за отсутствия боеприпасов реактивную артиллерию пришлось отводить с фронта в тыл. Поэтому одной из первых задач, поставленных перед «пироксилиновым» ОТБ-40, было создание рецептур, пригодных для снаряжения реактивных снарядов. В начале 1942 года заряды из шашек пироксилино-селитренного пороха ПС прошли испытания и были приняты к производству сразу на трех заводах. Дальность PC с «суррогатными» зарядами была меньше, чем с порохом Н, отказов и разрывов ракетных камер больше. Однако с ними провоевали почти полтора года (с осени 1942 года потребность в баллиститных порохах частично удовлетворялась поставками из США, которым были переданы рецептура и технология).