Современная канадская повесть - Мари-Клер Бле

В кинотеатре для автомобилистов «Звездные россыпи» Чарли работал заполночь, поэтому вставали они поздно, включали телевизор и под утреннюю развлекательную программу выпивали по стакану фруктового сока. Лэндон — добропорядочный гость — подстроился под них. Собственно, ничего другого ему не оставалось. Пешая прогулка исключалась — никаких дорожек здесь не было. А садиться за руль у него не хватало смелости, хотя Чарли предлагал ему свою «дайнафлоу». Примерно в полдень мать разливала первую за день порцию джина, смешивала его с апельсиновым соком или «Тэбом»[81]. Днем они втроем устраивались перед телевизором, потягивали напитки и смотрели телевикторины. Лэндон, слегка «прибалдевший» от подслащенного джина, наблюдал за участниками: мужчины в рубашках спортивного покроя ерзали и улыбались во весь рот, их бойкие женушки флиртовали с ведущим, а в итоге уволакивали домой мебельные гарнитуры и поездки на Аляску. Ужинали они рано, мать накладывала полные тарелки спагетти и рагу либо жареной на вертеле грудинки с острой приправой; все это запивалось красным вином, которое Чарли притаскивал домой в пластиковых бочонках. Поначалу этот непрекращающийся выпивон приводил мать в смущение. Каждый раз, когда в стакан со звяканьем падали кубики льда, она извинялась. «Мы ведь не пьем так всегда, правда, Чарли? — говорила она. — Но твой приезд, милый, — это случай особый, должны же мы его отпраздновать. Тут не грех немного и расслабиться». Лэндон понимал, как все обстоит на самом деле, но предпочитал не высказываться. Зачем лезть в чужую жизнь? А поскольку он терпеть не мог, когда кто-то из-за него чувствовал себя неловко, он пил вместе с ними, но частенько выплескивал содержимое своего стакана в туалет или на грядку с геранью.

Чарли симпатизировал Лэндону, однако же понимал, в их отношениях есть свои особенности. Поэтому в общении с ним Чарли взял за основу исключительную вежливость. Вплоть до угодливого почтения. Он солидно стоял рядом с Лэндоном и серьезно соглашался со всем, что тот говорил, держа тяжелую руку на его плече и рассеянно поглаживая его мышцы. Ведь это был младший сынок его дражайшей Джо — для него самого дорогого не жалко! Как-то днем Чарли извлек на свет божий старый альбом и показал Лэндону выцветшие коричневатые фотографии. На одной Чарли стоял в группе парней — все рослые, улыбающиеся. Они были одеты в львиные шкуры, каждый держал в руке утыканную шипами палку (папье-маше, объяснил ему Чарли). Фото было сделано на съемках старого фильма «Тарзан». Чарли играл одного из пещерных людей — роль без текста, но все же кое-что. Это был один из первых фильмов Джонни Вайсмюллера. «Ты, Фредди, наверное, его не помнишь, — сказал Чарли. — До того, как перейти в кино, он был чемпионом по плаванию. Просто чудо, а не парень!» Лэндон прекрасно его помнил.

Как-то они повезли его в «Диснейленд» — всего полчаса езды. Там Лэндон поплавал по Миссисипи на колесном пароходике, поглядел — прижатый к перекладине верхней палубы внуками и бабушками — на резиновых крокодилов, пасшихся вдоль берега. Мать и Чарли, бывавшие здесь часто, стремились показать ему самое интересное: шоу «Дикий запад», «Страну чудес», но Лэндон, при всем желании разделить их энтузиазм, остался к этому местечку равнодушен. Скорее оно произвело на него гнетущее впечатление, но, чтобы оставаться славным малым и не портить им день, он вовсю улыбался, так что у него заболело лицо.

Несколько вечеров в неделю мать отправлялась с Чарли в «Звездные россыпи», перед отъездом из Калифорнии выбрался с ними и Лэндон; по узким ступенькам он взгромоздился за матерью. В будке киномеханика Чарли, в старомодных очках без оправы, заправлял гигантскую бобину в проектор, а мать Лэндона раскладывала бутерброды, вытащила шесть банок безалкогольного «Доктора Пеппера» — в одной упаковке. Лэндон понял: для такой страстной киношницы, как его мать, большего рая не земле и не придумаешь. Правда, она не раз жаловалось на современные фильмы. Слишком много в них секса, почти все — без сюжета. Где они — величайшие звезды минувших лет? Спенсер Трейси и Грегори Пек? Уолтер Пиджин и Джина Герни? Пока Чарли прогревал большой черный проектор, обследуя его внутренности, словно доктор, Лэндон смотрел через маленькое окошко на заполнявшуюся автомобилями стоянку. Они скатывались с горочки у въездных ворот и медленно разворачивали свои скошенные морды в сторону большой простыни экрана. Из динамиков неслась песня «Лунная река», а на западе в Тихий океан садилось ярко-оранжевое солнце.

В «Звездных россыпях» в тот вечер шли фильмы про мотоциклистов и пляжно-курортную жизнь; через какое-то время мать заснула в кресле и откинулась назад — губы чуть приоткрылись, полные ноги раздвинулись. Из японских сандалет торчали пальцы с розовато-лиловыми ногтями. При свете урчащего проектора Чарли читал книжку в мягкой обложке и попивал «Доктора Пеппера». Лэндон взглянул мимо него — в белой полосе лившегося из будки света роились тучи насекомых. Нет, его приезд явно был ошибкой — и на следующее утро он вылетел в Канаду.

У Краун-хилл они свернули с шоссе 400 и по тихой дороге поехали на запад. По мере приближения к Бей-Сити Лэндона охватывало все более глубокое волнение. Ведь здесь — его корни, его истоки! Небо расчистилось, и сейчас над ними была ослепительная голубизна. По бокам дороги заросшие серой щетиной поля ждали прихода апрельских дождей. Когда-то границей города было кладбище. Сейчас его со всех сторон зажали мотели и стоянки для отъездивших свое автомобилей. Мелькнула и бензоколонка «Эссо» и «Тексако», а вот и полковник Сандерс, со своей кентуккийской улыбкой во весь рот — вращается на гигантском ведре высоко над входом в магазин, где отпускаются на дом горячие цыплята. Рядом с кладбищем находилась «Голубая луна», когда-то принадлежавшая деду. В те годы она стояла здесь одна-одинешенька, и люди говорили, что дед спятил: кто же строится около кладбища? Конечно, они были правы. Должно быть, в те времена земля была дешевой, либо старый Ульф сознательно пошел на то, чтобы дело его прогорело. Очень в его духе. Клиентов поощрять нечего. Они мешают серьезному созерцанию. Лэндон сбросил скорость — осталось лишь несколько коттеджей побольше, их не сразу и разглядишь за соснами. «Голубая луна» превратилась в Г-образный мотель из блочного бетона, над входом висела большая молодая луна — фирменный знак. Слова «имеются комнаты», как и раньше, пофыркивали синим электрическим светом. А старый дом с верандой исчез. Это и понятно. Он еще давным-давно разваливался. Лэндон, глубоко взволнованный, нажал на тормоза и съехал с шоссе — толстые шины заверещали по гравию стоянки возле мотеля.

— Маргарет, мы здесь на минутку остановимся, — сказал Лэндон. Он выключил двигатель, и они сидели в молчании — было слышно лишь постукиванье охлаждавшихся кулачков под капотом.

— Что это за место, Фредерик? — наконец спросила Маргарет, глядя на него.

— Оно принадлежало моему деду, — объяснил Лэндон. — Не мотель, конечно, а вон те коттеджи за соснами. Их было с добрый десяток. Боже ты мой, я ведь здесь лет двадцать пять не останавливался. Обычно еду мимо — и все. Пойдем, посмотрим.

Они вышли из машины. После двух часов сидения было приятно размять ноги. Лэндон изогнул спину — пусть поработают застывшие суставы. Он взял Маргарет за руку, и они зашагали по гравию к соснам позади мотеля. Ветра здесь не было, полуденное солнце обжигало им спины.

За мотелем они, взявшись за руки, спустились по небольшому склону и перепрыгнули через мелкую дренажную канаву. Два квадратных бревенчатых коттеджа были выкрашены в черный цвет с бледно-голубой окантовкой. На каждой оконной ставне вырезана молодая луна. Рядышком — рама с вертелом и кирпичной жаровней. К стенке одного коттеджа кто-то прислонил сосновые стульчики и столики для пикника. Эта бесхитростная садовая мебель, черт бы ее подрал! Дедушка Лэндона выпилил ее и сколотил своими руками. В тридцатые годы народ истосковался по деревенским картинкам. И вот мы имеем этот хлам. Тем не менее было в нем что-то странно притягательное. Как во вкусе зеленых яблок. В тени деревьев доживала свой век последняя снежная заплата, здесь она была частично спрятана от своего врага — солнца — и упрямо цеплялась за данную ей форму, за жизнь. Длинная серая трапа пожухла, в каких-то местах была примята к земле — от долгого лежания под снегом. Лэндон показал сквозь сосны — там поблескивала голубизной вода.

— Это Джорджиа-Бей, Маргарет. Часть озера Гурон, Великих озер, здесь проходили пути первооткрывателей. Триста с лишним лет назад здесь шел Сэм Чамплин[82]…

Они прошагали по мертвым сосновым иголкам кофейного цвета и остановились, глядя на воду.

— Когда-то вниз вела тропка, — сказал Лэндон. — Бог ее знает, куда она подевалась. Заросла, наверное.