Холодный дом (главы I-XXX) - Чарльз Диккенс

- Так вот... - начала было я снова, но запнулась.

- Да, моя милая, - проговорил он. - Не торопитесь.

- Так вот, - повторила я, - Ада и Ричард полюбили друг друга и объяснились.

- Уже! - вскричал опекун в полном изумлении.

- Да! - подтвердила я. - И, сказать вам правду, опекун, я, пожалуй, ожидала этого.

- Надо полагать! - воскликнул он.

Минуты две он сидел задумавшись, с прекрасной и такой доброй улыбкой на изменчивом лице, потом попросил меня передать Аде и Ричарду, что хочет их видеть. Когда они пришли, он отечески обнял Аду одной рукой и с ласковой серьезностью обратился к Ричарду.

- Рик, - начал мистер Джарндис, - я рад, что завоевал ваше доверие. Надеюсь сохранить его и впредь. Когда я думал об отношениях, которые завязались между нами четырьмя и так украсили мою жизнь, наделив ее столькими новыми интересами и радостями, я, конечно, подумывал о том, что вы и ваша прелестная кузина (не смущайтесь, Ада, не смущайтесь, милая!) в будущем, возможно, решите пройти свой жизненный путь вместе. Я по многим причинам считал и считаю это желательным. Но не теперь, а в будущем, Рик, в будущем!

- И мы думаем, что в будущем, сэр, - ответил Ричард.

- Прекрасно! - сказал мистер Джарндис. - Это разумно. А теперь выслушайте меня, дорогие мои! Я мог бы сказать вам, что вы еще хорошенько не знаете самих себя и может произойти многое такое, что заставит вас разойтись, а цепь из цветов, которой вы себя связали, к счастью, очень легко порвать раньше, чем она превратится в цепь из свинца. Но этого я не скажу. Такого рода мудрость вскоре сама придет к вам, если только ей суждено прийти. Допустим, что вы и в ближайшие годы будете относиться друг к другу так же, как сегодня. Я хочу поговорить с вами и об этом, но сначала отмечу одно: если вы все-таки изменитесь, если, сделавшись зрелыми людьми, вы поймете, что ваши отношения не те, какими они были в ту пору, когда вы были еще мальчиком и девочкой (простите, что я называю вас мальчиком, Рик!), но перешли в простые родственные отношения, не стесняйтесь признаться в этом мне, ибо тут не будет ничего страшного и ничего исключительного. Я всего только друг ваш и дальний родственник. Я не имею никакого права распоряжаться вашей судьбой. Но я хочу и надеюсь сохранить ваше доверие, если сам ничем его не подорву.

- Я считаю, сэр, и Ада тоже, конечно, - отозвался Ричард, - что вы имеете полное право распоряжаться нами, и право это зиждется на нашем уважении, благодарности и любви и крепнет с каждым днем.

- Милый кузен Джон, - проговорила Ада, склонив голову к нему на плечо, - отныне вы замените мне отца. Всю любовь, всю преданность, которые я могла бы отдать ему, я теперь отдаю вам.

- Ну, полно, полно! - остановил ее мистер Джарндис. - Значит, допустим, что ваши отношения не изменятся. С надеждою бросим взгляд на отдаленное будущее. Рик, у вас вся жизнь впереди, и она, конечно, примет вас так, как вы сами в нее войдете. Надейтесь только на провидение и на свой труд. Не отделяйте одного от другого, как это сделал возница-язычник *. Постоянство в любви прекрасно, но оно не имеет никакого значения, оно ничто без постоянства в любом труде. Будь вы даже одарены талантами всех великих людей древности и современности, вы ничего не сможете делать как следует, если твердо не решите трудиться и не выполните своего решения. Если вы думаете, что когда-нибудь было или будет возможно достигнуть подлинного успеха в больших делах или малых, вырывая его у судьбы, то есть без длительных усилий, а лихорадочными порывами, оставьте это заблуждение или оставьте Аду.

- Я оставлю это заблуждение, сэр, - ответил Ричард с улыбкой, - если только пришел с ним сюда (но, к счастью, кажется, нет), и трудом проложу свой путь к кузине Аде, в то будущее, что сулит нам счастье.

- Правильно! - сказал мистер Джарндис. - Если вы не можете сделать ее счастливой, вы не должны ее добиваться.

- Я не мог бы сделать ее несчастной... нет, даже ради того, чтоб она меня полюбила, - гордо возразил Ричард.

- Хорошо сказано! - воскликнул мистер Джарндис. - Это хорошо сказано! Она будет жить у меня, в родном для нее доме. Любите ее, Рик, в своей трудовой жизни не меньше, чем здесь, дома, когда будете ее навещать, и все пойдет хорошо. Иначе все пойдет плохо. Вот и вся моя проповедь. А теперь пойдите-ка вы с Адой погулять.

Ада нежно обняла опекуна. Ричард горячо пожал ему руку, и влюбленные направились к выходу, но на пороге оглянулись и сказали, что не уйдут гулять одни, а подождут меня.

Дверь осталась открытой, и мы следили за ними глазами, пока они не вышли через другую дверь из залитой солнечным светом соседней комнаты. Ричард шел, склонив голову, под руку с Адой и говорил ей что-то очень серьезным тоном, а она смотрела снизу вверх ему в лицо, слушала и, казалось, ничего больше не видела. Такие юные, прекрасные, окрыленные надеждами и взаимными обещаниями, они шли, озаренные лучами солнца, так же легко, как, вероятно, мысли их летели над вереницей грядущих лет, превращая их в сплошное сияние. Так перешли они в полосу тени, а потом исчезли. Это была только вспышка света, но такого яркого. Как только они ушли, солнце покрылось облаками и вся комната потемнела.

- Прав ли я, Эстер? - спросил опекун, когда они скрылись из виду.

Подумать только, что он, такой добрый и мудрый, спрашивал меня, прав ли он!

- Возможно, что Рик, полюбив, приобретет те качества, которых ему недостает... недостает, несмотря на столько достоинств! - промолвил мистер Джарндис, качая головой. - Аде я ничего не сказал, Эстер. - Ее подруга и советчица всегда рядом с нею. - И он ласково положил руку мне на голову.

Как я ни старалась, я не могла скрыть своего волнения.

- Полно! Полно! - успокаивал он меня. - Но нам надо позаботиться и о том, чтобы жизнь нашей милой Хлопотуньи не целиком ушла на заботы о других.

- Какие заботы? Дорогой опекун, да счастливей меня нет никого на свете!

- И я так думаю, - сказал он. - Но, возможно, кто-нибудь поймет то, чего сама Эстер никогда не захочет понять, - поймет, что прежде всего надо помнить о нашей Хозяюшке!

Я забыла своевременно упомянуть, что на сегодняшнем семейном обеде было еще одно лицо. Не леди. Джентльмен. Смуглый джентльмен... молодой врач. Он вел себя довольно сдержанно, но мне показался очень умным и приятным. Точнее, Ада спросила, не кажется ли мне, что он приятный умный человек, и я сказала "да".

ГЛАВА XIV

Хороший тон

На другой день вечером Ричард расстался с нами, чтобы приступить к своим новым занятиям, и оставил Аду на мое попечение с чувством глубокой любви к ней и глубокого доверия ко мне. В те дни я всегда волновалась при мысли, а теперь (зная, о чем мне предстоит рассказать) еще больше волнуюсь при воспоминании о том, как много они думали обо мне даже в те дни, когда были так поглощены друг другом. Они включили меня во все свои планы на настоящее и будущее. Я обещала посылать Ричарду раз в неделю точный отчет о жизни Ады, а она обещала писать ему через день. Ричард же сказал, мне, что я от него самого буду узнавать обо всех его трудах и успехах; что увижу, каким он сделается решительным и стойким; что буду подружкой Ады на их свадьбе, а когда они поженятся, буду жить вместе с ними, буду вести их домашнее хозяйство и они сделают меня счастливой навсегда и на всю мою жизнь.

- Если бы только наша тяжба сделала нас богатыми, Эстер... а ведь вы знаете, это может случиться! - сказал Ричард, должно быть желая увенчать этой мечтой свои радужные надежды.

По лицу Ады пробежала легкая тень.

- Ада, любимая моя, почему бы и нет? - спросил ее Ричард.

- Лучше уж пусть она теперь же объявит нас нищими.

- Ну, не знаю, - возразил Ричард, - так или иначе, она ничего не объявит теперь. Бог знает сколько лет прошло с тех пор, как она перестала что-либо объявлять.

- К сожалению, это верно, - согласилась Ада.

- Да, но чем дольше она тянется, дорогая кузина, тем ближе та или иная развязка, - заметил Ричард, отвечая скорее на то, что говорил ее взгляд, чем на ее слова. - Ну, разве это не логично?

- Вам лучше знать, Ричард. Боюсь только, что, если мы станем рассчитывать на нее, она принесет нам горе.

- Но, Ада, мы вовсе не собираемся на нее рассчитывать! - весело воскликнул Ричард. - Мы же знаем, что рассчитывать на нее нельзя. Мы только говорим, что если она сделает нас богатыми, то у нас нет никаких разумных возражений против богатства. В силу торжественного законного постановления Канцлерский суд является нашим мрачным, старым опекуном, и на все, что он даст нам (если он нам что-нибудь даст), мы имеем право. Не следует отказываться от своих прав.

- Нет, - сказала Ада, - но, может быть, лучше позабыть обо всем этом.

- Ладно, ладно, позабудем! - воскликнул Ричард. - Предадим все это забвению. Хлопотунья смотрит на нас сочувственно - и кончено дело!

- А вы даже и не видели сочувствующего лица Хлопотуньи, когда приписали ему такое выражение, - сказала я, выглядывая из-за ящика, в который укладывала книги Ричарда, - но она все-таки сочувствует и думает, что ничего лучшего вы сделать не можете.