Криминальный сезон - Алексей Макеев

«Не поделили «навар»? Поссорились из-за того, кто главнее? – в очередной раз гадал он. – Или дело и впрямь в том, что Голубков испугался возможного предательства со стороны Бойцова и решил подстраховаться?»

Подъехав к зданию Следственного комитета, Гуров по рации связался с группой захвата и убедился, что все на месте и ждут только сигнала.

Он хотел взять Голубкова «без шума и пыли» в тот момент, когда он будет находиться в кабинете Климова, поэтому приказал бойцам войти в здание и сам собрался идти за ними.

В это время невдалеке притормозил еще один автомобиль, и из него вышел Голубков. Лев тут же поспешно схватил рацию, чтобы остановить бойцов – Голубкову совершенно ни к чему было наблюдать за их маневрами, но уже через секунду понял, что опоздал.

Заметив людей в камуфляже, Голубков, уже направлявшийся к зданию, остановился, а обернувшись к своей машине, увидел Гурова.

Неизвестно, какие мысли проносились в этот момент в голове режиссера, но действия его были весьма решительными.

Быстрым шагом он вернулся к машине и, сев за руль, выехал на трассу.

– Вот черт!.. – спешно повторяя те же действия, буркнул Лев.

Последний, самый главный арест провести «конспиративно» явно не удавалось и, неотрывно следуя за белым «Ниссаном», он передавал по рации постам ДПС координаты и номер.

Устраивать автогонки на переполненных столичных трассах было не очень удобно, но Гуров быстро понял, что неудобства эти одинаковы для обоих. Как Голубков не мог слишком быстро от него «убегать», так же и сам он не имел возможности прибавить газу, чтобы поскорее догнать беглеца. Светофоры, заторы, перекрестки – все это мешало движению, превращая его в некую абсурдную гонку с препятствиями.

Судя по маршруту, Голубков стремился к выезду из города, и Лев решил связаться с ближайшим постом, чтобы передать более подробные инструкции.

– Белый «Ниссан», сто двадцать восемь, Коля, Дима, – диктовал он. – Движется в вашем направлении. Водитель, скорее всего, безоружен, но это не точно. Нужно остановить. Любым способом, кроме летального. Перегородите трассу или ленту с иголками растяните. В общем, на ваш вкус. Мне за ним до Владивостока гнаться совсем не улыбается.

Постовые оказались на высоте и инструкции выполнили мастерски. Подъезжая к посту, Гуров увидел несколько спецмашин, выстроенных поперек трассы, а перед ними – стоявший почти так же поперек белый «Ниссан», который, видимо, занесло при резком торможении.

Но то, что он увидел дальше, ему совсем не понравилось.

Из машины выскочил Голубков и, держа в вытянутых руках пистолет, описывал им горизонтальные окружности, направляя сразу на всех, как делают это в кино.

– Не подходить! Я буду стрелять! Буду стрелять! – вопил он.

«Боевой – нереально, – лихорадочно думал Гуров, следя за пистолетным дулом, то и дело обращающимся в его сторону, – откуда ему взять? Да и для чего? Он ведь режиссер, а не гангстер. Травматика или пневмат – одно из двух. Одно из двух…»

Кроме взбесившегося режиссера, на трассе сейчас не было никого. Постовые попрятались за выстроенные машины, проезжающие, завидев неадекватного гражданина, резко тормозили, находясь еще на приличном расстоянии, а некоторые даже разворачивались и газовали в обратном направлении.

«Черт с ним! – Гуров вытащил из бардачка пистолет и засунул сзади за пояс брюк. – Двум смертям не бывать…»

Он вышел из машины и, подняв вверх руки, направился к Голубкову.

– Вадим Андреевич!

Тот резко повернулся к нему, направив дуло пистолета в грудь, и, срываясь на визг, нервно выкрикнул:

– Не подходить! Я стреляю! Стреляю!!

– Вадим Андреевич, успокойтесь, пожалуйста. Никто не причинит вам вреда. Вы видите – я безоружен. Даже руки поднял, чтобы вы были уверены, что я не сделаю вам ничего плохого. Давайте поговорим. Просто поговорим, хорошо.

– Нет! О чем? О чем мне говорить с вами? Все вы заодно. Вынюхиваете, подслушиваете, так и подыскиваете, к чему бы придраться. Ущемить в правах, задавить творческого человека.

– Никто не собирается ущемлять ваши права, Вадим Андреевич. Наоборот, я хочу защитить вас. Вы ошиблись, не справились. Это случается. Я помогу. Пойдемте, пойдемте со мной.

Гуров старался говорить мягко и успокаивающе, с теми гипнотизирующими интонациями, с какими говорят цыганки на вокзалах, предлагая незадачливым гражданам «погадать».

Голубков перестал кричать и теперь смотрел на полковника недоверчиво-вопросительно, как бы оценивая, чего ждать ему дальше.

– Вы не должны опасаться. Никто не причинит вам зла, – подходя все ближе, говорил Лев. – Я хочу просто поговорить.

Он приблизился почти вплотную к Голубкову, и дуло пистолета теперь упиралось ему в грудь.

Неотрывно глядя в глаза режиссеру и ни на миг не теряя его взгляд, Гуров мягко опустил правую руку, чтобы забрать пистолет, но движение разрушило гипнотические чары, и Голубков снова начал истерить:

– Нет! Нет!! Я буду…

Решив, что проявил уже достаточно мягкости, Лев начал действовать жестко. Не обращая внимания на крики, он резко отстранил от себя руки с зажатым в них пистолетом, направив дуло в сторону, после чего со всей силы ударил ногой по лодыжкам режиссера, сбив его с ног.

Голубков упал, пистолет вылетел у него из рук. Легким пинком отшвырнув оружие в сторону, Гуров быстро поднял его, осмотрел и пренебрежительно проговорил:

– Пневматика. Пустячок!

Тем временем окончательно потерявший самообладание режиссер сел на асфальте и залился слезами.

– Нет! Нет!! – размазывая сопли, приговаривал он. – Вы не смеете! Это несправедливо… так унижать… творческого человека…

Через полчаса движение на трассе полностью восстановилось, а Гуров и Голубков подъезжали к СИЗО. Теперь руки нервного режиссера были закованы в наручники, и непредсказуемых неожиданностей можно было не опасаться. Да и сам Голубков уже успокоился, больше не кричал и не плакал, всю дорогу просидев молча, угрюмо глядя себе под ноги.

Гуров остановил машину и заглушил двигатель, но выходить не спешил. Дело было закончено, и теперь он мог позволить себе немного расслабиться.

– Послушайте, Вадим Андреевич, – сказал он. – В целом все в этом деле мне понятно, почти не осталось «белых пятен». Но вот один вопрос так и остался загадкой. Зачем? Для чего убивать? Вы боялись, что Бойцов может выдать вас? Понимаю, это было бы