(не)свобода - Сергей Владимирович Лебеденко

о том, что такой-то и такой-то является сотрудником. Но она осталась дома.

Дебил.

– А удостоверение адвоката? – Листьев сложил руки на груди.

– Да нет у него нихуя. Умник, бля. Либерал. Сейчас будем с тобой установление личности проводить.

И они двинулись прямо на Олега, а третий перевел на него телефон.

– А что это вы снимаете? – не понял Олег.

– Оперативная съемка, – отозвался Любжин.

– И часто вы оперативную съемку на айфон снимаете?

Первые два мента переглянулись. Потом посмотрели на Любжина.

– Почти всегда, – ответил он.

Только сейчас Олег обратил внимание, что что-то не так было с их униформой – какая-то старая, еще советская, что ли, ну или из нулевых.

Лаврентьев закатал рукав и посмотрел на часы.

– Мы тут с вами возимся, товарищи, и пропускаем обед.

– Бля. Может, вяжем их и похаваем?

Лаврентьев посмотрел на Олега, потом на девушку, поиграл желваками.

– А перескажи, что ты там видел.

– Вы кинули девушке пакетик с порошком, – повторил Олег, – в карман рюкзака.

– Ага, а фотография у тебя есть?

Олег мысленно выругался. Молодец, отличный журналист, ничего не скажешь.

– Любжин, слышь, может, задержим его и тоже оформлять поедем?

А потом произошло что-то странное.

Лаврентьев переглянулся с Листьевым, потом оба посмотрели на Любжина – и в голос захохотали. Олег наблюдал их истерику, выпучив глаза. Потом Любжин опустил телефон, крикнул «Снято!», после чего в самом деле снял фуражку, подбежал к товарищам и переключился на фронтальную съемку.

– С вами был «Проброс» блог-труппы «Вторжение»!

– Подписывайтесь, ставьте лайки, комментируйте! На ваши вопросы ответим в следующем выпуске!

– Всем пока-а-а-а, – помахал рукой Любжин, и перевел камеру на Олега и девушку: – Ну чего, ребята, скажите нашим подписчикам «Пока!».

Девушка – с лицом белым, как полотно, – посмотрела сначала на одного лже-мента, потом на второго, после чего молча повернулась и почти побежала прочь с остановки. Олег устало вздохнул и сказал:

– Пока.

Съемка закончилась. Лаврентьев хлопнул его по плечу и сказал с комсомольским задором:

– Не беспокойся, юрист. Ты был найден слишком загруженным.

– И был затраллен, – добавил Листьев.

– Мы актеры.

– Театр «Вторжение». YouTube ведем.

– Хотя Листьеву реально подбрасывали наркоту, когда он учился в Щуке. Да, Листьев?

– Да, Лаврентьев. Это была прививка.

– Прививка от… чего?

– Прививка от государства, – отчеканил Листьев, после чего отдал честь преувеличенно театральным жестом. – С вами был театр «Вторжение»!

– Берегите себя и свою легкость, – отсалютовал Лаврентьев.

– Ищите себя в пятницу на нашем канале, – зафиналил Любжин.

После этого они, довольные, удалились, и лишь пара любопытных прохожих глазели на Олега.

Олег плотнее надвинул шляпу на глаза и пошел прочь от остановки. Ему, конечно, было бы быстрее доехать на автобусе, – но ехать не хотелось. Хотелось идти – и курить. Но Олег не курил, так что просто шагал пешком. Мимо ограды парка, потом хрущевки, которую чуть побелили, видимо, под юбилей дома, потом снова парковой ограды.

Фомин

Фомин оттолкнулся от ограды, выдохнул дым и отправил бычок в урну. Возвращаться обратно в рабочие коридоры и кабинеты не хотелось, но он знал, что должен был быть там, и без него не начнут, – а значит, никогда и не закончат.

Он мог бы работать адвокатом. Он знал, что был бы хорошим адвокатом, независимо от специальности: ему одинаково хорошо давались узуфрукты и аффекты. Но отказался – накануне экзамена на адвокатскую лицензию, кстати.

У них с его менторшей был суд, какой-то мелкий, не очень важный: мужичок обворовал продуктовый склад. Времена были голодные, такое случалось чаще, чем трупы. Мужичок говорил мало, в основном расчесывал свою бородавку над верхней губой и рассказывал истории из жизни, одна другой неправдоподобней: в одной он гнал соседского гуся по проселочной дороге пять километров, пока гусь не превратился в стаю и не исчез, в другой подрабатывал охранником в кооперативной шиномонтажке – и как-то ночью ему явился ангел и в ультимативной форме потребовал отдать зимние шины. Отсмеявшись свое, Фомин уточнил, как ангел выглядел. Мужик оттопырил тогда крепкий красный мизинец и свернул его колечком. Потом серьезно посмотрел на Фомина и сказал: «И вот так шесть раз». Фомин ничего не понял, но описание было емкое.

Его менторша из московской адвокатской палаты была роскошной женщиной: умела одеваться в ЦУМе и носить сумки от «Yves Saint Laurent», причем именно умела, – ее дорогие шубы, пояса, велюр и сумки собирались в некое подобие японского кроссворда, а не в сломанный паззл. Поэтому на суде вместе с обвиняемым мужиком они смотрелись, как герои рисованного французского фильма: несочетаемая парочка, которая при этом очень легко нашла общий язык. В перерывах адвокатесса травила байки из своей практики, а мужичок всё смеялся и смеялся, как в последний раз.

Но главное произошло для Фомина не на суде, а после. На суде он всё еще был подающим надежды адвокатом, а после – уже нет: человек с юридическим образованием и без перспектив, идеальный кандидат в… Ну, да.

Всё его менторша со своим зонтиком.

Фомин докурил вторую, забычковал и потопал через КПП. Дело шло к вечеру, сизые облака сажали в сырую землю.

…Для человека, которого обвиняют в связях с организованной преступностью и отмывании денег, Романов выглядел жалким. Он всё время смотрел куда-то в пустоту. На нем была старая рубашка в клеточку и спортивные штаны. На столе перед полковником лежали листы бумаги, заполненные волнообразным почерком, рядом – ручка с Микки Маусом. У окна стоял незнакомый рыжеволосый человек в черном костюме и черных же очках. В руке человек в черном держал чей-то погон.

– Вы знаете анекдот о рабочем и тачке? – спросил он без всякого вступления, обернувшись к вошедшему Фомину.

Фомин нахмурился, но промолчал.

– Одного рабочего на производстве подозревали в кражах. Каждый вечер, когда он уходил с завода, тачку, которую он катил перед собой, тщательно досматривали. Но тачка всегда была пустой.

Человек в черном подошел к Фомину и протянул ему погон с тремя звездами.

– Наконец, охрана догадалась: рабочий воровал сами тачки. – Он кивнул подбородком на погон. – Тут в каждой звезде по четвертинке карата.

Фомин изумленно вертел в руке самый обычный погон, в звёзды которого были инкрустированы маленькие камушки, так что каждая звезда начинала светиться под галогеновыми лучами.

– А…

– Хозяину он больше не пригодится, – улыбнулся человек в черном.

Романов грустно засмеялся.

– Ладно. Пойдемте в соседнюю комнату, надо поговорить.

Фомин не понимал, что происходит, но пошел за ним. Романов проводил их взглядом, а потом закрыл лицо руками.

Дверь за спиной громыхнула. На плечо Фомину легла рука, а перед очками проплыло раскрытое удостоверение.