Наследник - Денис Старый

– Пятьдесят пушек по симу прожекту за Ваши деньги, как и сто штуцеров. Сроку полгода, но как начнете ладить, немедля отсылать. Дале – до каждой пушке подготовить расчеты – это пушкарей, добрых, чтобы они их и испытывали. За службу сим пушкарям – свобода от крепости опосля десяти годов службы с деньгами для дома и семьи. Но это будут уже мои деньги. Далее, - что я покупаю, то по самой малой цене, чтобы только не в убыток Вам. И ни-ко-му о прожектах. А еще жду Вас в Петербурге не позднее двадцатого сентября. Иные заказы от державы, то по сговорное цене.

К чести Никиты Акинфеевича Демидова, тот попытался было торговаться, но я пресек это непотребство, опираясь на свой статус и напомнив, кто выбил у Батурлина два завода, кто дал такие прожекты, да и зато, что я вообще – наследник и буду по мере сил покровительствовать, можно и большее стребовать. А если он не хочет… то я просто останусь в гостях на два-три месяца и наем устриц на такие деньги, что и сто пушек можно сладить.

- Уверен, что Вы, Никита Акинфеевич, к осени, когда приедете в Петербург, обрадуете меня начальными результатами. Ну и решим окончательно некоторые вопросы, - сказал я и, выслушав благодарности и заверения, отправился отдыхать, чтобы через три часа провести тренировку с Кондратием.

Дальше дорога моя лежала в Пермь, от куда уже на речных ладьях, как в старину дремучую, в Самару. Кареты, как и сопровождающие две роты моих подопечных лейб-гвардии драгун, отправились конно вдоль реки. Рота же егерей под командованием самого Суворова, сопровождала меня.

Я специально попросил Петра Александровича выделить мне роту, на которую был поставлен командиром поручик Суворов – шестнадцатилетний паренек с горящими глазами, получившего ни жданно, ни гаданно в командование роту. Во время своего путешествия, я старался Суворову внушить правильность «суворовского учения» - абсурд, конечно. Однако, Александр Васильевич далеко не сразу пришел к пониманию его же «Науки побеждать», а я не хотел, чтобы гениальный полководец в будущем приходил ко многим выводам через кровь и сражения, а уже применял свои же выводы во время боев, еще более совершенствуя их своим светлым умом и с необузданной ни кем энергией. Суворов «внушался» и начинал спорить, освоившись в общении без чинов и титулов. Кроме того, оказалось, что Александр Васильевич каждое утро бегает и заставляет это делать свободных от дежурств солдат. Не всегда, но часто, я стал присоединяться к этой процессии бегунов, понимая, насколько им неудобно бегать в башмаках, у меня для этого были специально пошитые полусапоги из мягкой кожи.

Я взял с собой егерей, чтобы в дороге тренироваться и самому и может что-то показать и солдатам. Отрабатывали рассыпной строй и быстрое построение в линию, принципы охраны персон немного прояснил. На всех остановках мы стреляли, не жалея пороха, а штуцера, которых осталось на роту десять, так как остальные были отданы Демидову для реплик, не успевали прочищать. Чаще всего рота делилась по шестьдесят, чуть с большим, человек и одни защищались, другие нападали. Лейб-драгуны не особо кипели желанием после долгих переходов еще и проводить учения, но, когда на одной из стоянок нагнали ладьи, втянулись в игры. Вот и получалось, что часть пути шла отработка взаимодействия пехоты и кавалерии, жаль, пушек не было, иначе вообще позабавились.

На пристани Самары меня встретил Татищев и не сказать, что был сильно рад прибытию столь высокопоставленного по титулу, но еще не по делам своим, лица. Он собирался ехать в Петербург, его работа в Оренбургской комиссии заканчивалась, но тут свалился «наследник с бугра».

Я был расстроен тем, что губернатор Оренбургской губернии Иван Иванович Неплюев не прибыл в Самару, видимо, задерживаясь, так как посланная полурота лейб-драгунов и отряда вооруженной заводской охраны Демидова во вновь отстраиваемый Оренбург прислали посыльного, что хозяин формируемой Оренбургской губернии выехал в Самару.

Первоначальное место для столицы новой губернии было выбрано безграмотно в деле безопасности и обороны, поэтому и само передвижение губернатора по башкирским землям может быть беспечным, но уже та охрана, что была послана мной – многого стоит, да и вряд ли Неплюев пойдет без серьезного собственного охранения. Сам же я не то чтобы побоялся поехать в Оренбург, поленился или проявил чванство, и высокомерие, кичась своим положением. Нет! Я и так уже вел себя на грани возможного. Моя остановка в Самаре и без того может оказаться крайним раздражителем для Елизаветы Петровны, которая ждет от гольштейнского теленка-производителя хорошего потомства, а не деятельного участия в развитии России. А потомства пока и нет, это после, когда Катэ родит, ценность моей тушки резко упадет в цене.

Что же касается Неплюева Ивана Ивановича, из того, что я о нем знаю, остается размышлять, как такого человека вовлечь в свои дела. Это был тот, истинно петровский чиновник, который и на Аляску поедет, если царь-император скажет. Очень опытный дипломат, жесткий, по-петровски, не боится замарать руки в крови, что не может быть положительной характеристикой. Но и сейчас и, как показывает мое послезнание, и будет далее, чаще уважается грубая сила. С сильным разговаривать станут, слабого пнут, особенно в неспокойной Оренбургской губернии. И Неплюев, вероятно, это понимал, когда топил башкирских старейшин после очередного бунта. Я же считаю, нужно быть чуть хитрее и башкиры должны стать надежным тылом, а не постоянно тлеющим фитилем на бочке с порохом.

- Ваше Высочество, позвольте выразить Вам свои верноподданнические чувства и радость от Вашего визита, - начал говорить Василий Никитич Татищев, но был перебит.

- Оставьте, Василий Никитич, я понимаю, что свалился, как снег на голову, но не нужно обихаживать меня, я с деловым визитом, - одернул я Татищева, и вся небольшая его свита замерла, не зная, как реагировать на слова наследника. Они-то готовились расшаркиваться. А тут что делать?

- Господа, я прибыл, дабы прознать о том, как живут в одном краю калмыки, что сами попросились под руку Российской империи, башкиры, казаки, государевы люди. Не лютуют ли лихие люди, да как землю поделили, - задал я вектор своего визита и быстро пошел вперед.

Опять был прием и опять, пусть не так изыскано, но все равно дорого, угощали. Звучали заверения в полной лояльности, произносимые с улыбками и бегающими глазками у управленцев. Татищев же витиевато выразил недовольство тем, что в городе полно казаков, как будто