Наследник - Денис Старый

пункта моего путешествия в Нижний Тагил, туда, в город, были отправлены посыльные, чтобы Никита Акинфеевич, еще ранее предупрежденный о моем приезде был во все оружии, не прилично человека заставать врасплох. Одновременно, мой казак Кондратий со своим десятком донцов отправился созывать казачий круг, который должен был собраться в Самаре.

К встрече с казаками я готовился с того времени, как у меня в спарринг-партнерах и уже в личных телохранителях оказался Кондратий Пилов, которому получилось вернуть и десяток сорвиголов, коими он ранее командовал. К Яицким казакам, как и к донцам, были отправлены посланники с «вежественным повелением», именно в такой формулировке, прибыть казацким старшинам по дюжине человек от донцов и яицких, а так же трех представителей от башкиров и калмыков, но те будут удостоены аудиенции, а с казачеством я решил заигрывать. Такое же предложение было послано и сибирскому казачеству, но те могли и не успеть прибыть. То, что казаки прибудут, не было достоверно известно. Во-первых, в послании была крайне спорная, не в мою пользу, приписка «коли на то буде воля матушки-императрицы». Казаки примут за слабость недоросля, что пожелал подивиться на вольных мужей, как на зверушек. Поэтому, чтобы конфуза не получилось, Кондратий и отправился в Самару, еще до того, как мы прибыли в Нижний Тагил.

Почему приписка? Так что можно подумать, когда я мало того, собирая голштинцев в Люберцах, взял себе в потехи Воронежский пехотный полк, еще я и полковник Преображенского полка, да и шеф лейб-драгун. Тут еще и казачки с башкирами и калмыками. Да это не меньше, получается, по масштабу, чем у бунтовщика Пугачева. А Елизавета патологически боится переворота. Вот, хотя бы вот так, упоминая где надо и где не стоит, отвести подозрения от подготовки бунта с моей стороны.

А казаки, как бойцы нового склада мне понравились. У них вольный, чистый, без предрассудков подход к воинскому искусству. Подлые приемы? Да запросто, без душевных терзаний, главное – победа! Вот и хочется мне видеть особые пластунские отряды казаков при решении всевозможных задач. Благородные многие методы сочтут ниже своего достоинства и могут загубить все дело.

Ребята-казачки, что были у меня – все резвые, быстро учились тому, что я могу знать, к каким-то решения приходили коллегиально. Прежде всего я из них лепил бодигардов, я пересказывал те принципы, которые слышал от профессионалов-телохранителей из другой жизни. Некоторые особенности работы телохранителя и я мог показать, так как всегда предпочитал не быть пассивной охраняемой куклой, а уметь правильно реагировать в экстренных ситуациях. Меня уже не пускали гулять одного по улице, контролируя пространство и обследуя каждый объект, пистоли были всегда наготове, реакция прикрывать своим телом сразу же в любой неординароной обстановке вырабатывалась автоматически. Одновременно, я пытался привлекать этот десяток к апробации основ диверсионной работы в тылу врага, пусть и больше для понимания психологии и готовности к подобной работе людей этого времени.

Никита Акинфеевич Демидов находился в притворном хорошем расположении, когда принимал меня. Пышности, которые он считал неотъемлемым атрибутом членов императорской семьи, для меня были излишни. Я, словно старый скряга, пытался подсчитать, сколько пушек можно было купить за те деньги, что ушли на фейерверк, богатейшие кушанья, шикарные выезды с великолепными лошадями, которые были куплены только для встречи наследника.

Между тем, чуть полноватого молодого, лет двадцати-двадцати двух, парня, коим был Никита Акинфеевич, что-то давило внутри и я догадывался, что именно.

- Никита Акинфеевич, не знал, что Вы находитесь в Петербурге, когда я собирался выезжать к Вам, в Нижний Тагил и мое решение приехать вынудило Вас проделать большой путь, обгоняя меня – это недоработка моих людей. Между тем, мы здесь вдвоем. – Я наколол на вилку кусочек прекрасной ветчины, которую мог бы назвать «пармской», прожевал нежное мясо и серьезным видом продолжил разговор. - Я понимаю, что гложет Вас – наследство. Вы думаете, что несправедливо вникать в семейные дела?

- Я не могу противиться воле императрицы, я преданный ее раб, - быстро среагировал Демидов-младший.

- Я не сомневаюсь и не для того, чтобы оспаривать всегда справедливые решения моей любимой тетушки, я прибыл сюда, дабы работа на Урале не остановилась из-за тяжбы с наследием Акинфея Никитича. Царствия ему небесного! – сказал я, перекрестился, что повторил и сын почившего «хозяина Урала». – Пока будет Александр Борисович Бутурлин работать, могу уже сказать, что часть наследства останется и у Вас, далеко не все, но потому для встречи я и выбрал Нижний Тагил, что заводы у этого города и на юге Урала, станут Вашими. Я так же просил, чтобы вам достался и оружейный завод, где ладятся пушки, да фузеи, но коий отойдет к среднему брату. Тяжба сия буде длится долго, а России нужно оружие и железо сейчас.

Взгляд Никиты Акинфеевича, который выдавал его скорбь по потере отцовского дела, немного разгладился, видимо младшенький, после того, как в ситуацию влезла власть, и не рассчитывал на значительную долю.

В прошлой истории, которую я уже изменяю и создаю иной, окончательное соглашение между братьями было подписано только в 1757 году, при том, что прииски были отжаты властью сразу же после начала разбирательств. Здесь я намеренно говорю «власть», а не Елизаветой, так как тетушка в такие распри вникала только сердцем и эмоциями, а сановники выжимали из момента максимально материальных благ. И вот чуть ли не десять лет заводы если не постаивали, то развития точно не получали и управлялись спустя рукава. Сейчас я очень хотел подобной ситуации не допустить. По крайней мере, Никита Акинфеевич должен быть загружен работой, а не рефлексировать в ожидании приговора.

Поэтому, пока наши поезда с Бутурлиным ехали вместе, и я чаще ехал в одной карете с ним, чем с Минихом, я много говорил с Александром Борисовичем. Правда, пришлось помирить некогда товарищей по оружию. Бутурлин был в армии Миниха во время похода в Крым и занимался интендантской работой.

Два, некогда товарища, первоначально стали сыпать претензиями друг другу, как будто крымский поход завершился только вчера. Но Миниха я уговорил не трогать проворовавшегося тогда на поставках в армию Бутурлина, что, между прочим, было фактом, признанным не только Христофором Антоновичем. Между тем, посланник императрицы, некогда ее возлюбленный, пребывал в очень высоком расположении духа, предвкушая, какой барыш получит при разбирательствах с огромным наследием Демидовых.

Я поступил хитрее и начал исподволь говорить, что имею очень большой интерес, как такой честный и справедливый и