Внучь олегарха - Квинтус Номен

памятью обладал «даже лучше чем у Сталина», лично со всеми ведущими разработчиками крупных проектов общался, тысячи, десятки тысяч людей в лицо помнил — но вот что он и в курсе семейных связей своих сотрудников… Понятно, почему при нем страна так шустро развиваться начала: он же всегда, по сути дела, был в курсе того, кто, чем и с каким успехом занимается…

Но он — просто помнил, а мне что делать, памятью такой не обладающей? Разве что все на бумажках записывать — но ведь такие бумажки придется у Лены в спехцране прятать, с собой их не взять и при случае не полистать. Однако в принципе и эту проблему решить можно, хотя и через одно заднее неприличное место. А раз можно, то и нужно.

Однако товарищ Булганин меня немножко обманул: постановление вышло не в пятницу, и даже не в понедельник, а только восьмого ноября, то есть вообще через неделю. Зато оно мне показалось очень продуманным, а моя роль в работах по этому постановлению внешне была вообще сведена к минимуму. Но это только внешне: При Совмине был образован специальный Комитет по полупроводникам, в который входили заместители министров из минэлектропрома, минрадиотехпрома, министерства приборостроения, минуглепрома, в качестве наблюдателей присутствовали представители Средмаша и министерства обороны, руководители нескольких институтов (половина из них были химиками). И члены этого комитета могли обсуждать разные технические проблемы, готовить какие-то производственные и исследовательские программы — но все это начинало претворяться в жизнь только после того, как эти планы подписывала я. Не по собственному желанию: сначала я должна была эти планы показать товарищу Булганину, объяснить, зачем они вообще нужны и какая от их реализации ожидается польза — и только после того, как Николай Александрович их утверждал (устно), то я их подписывала. И некоторым товарищам даже казалось, что именно я работой Комитета и руковожу, но немногие (в том числе и министры входящих в Комитет министерств, сами в его работе не участвующие) были в курсе того, что работой комитета руководит лично товарищ Булганин…

Но и это было всего лишь «внешним проявлением», на очередной встрече перед Новым годом мне Николай Александрович с легкой усмешкой сказал:

— Ох и хитры же вы, Светлана Владимировна! Всего лишь студентка четвертого курса, а по сути руководите несколькими министерствами сразу, хотя только по одному направлению. Вы же мне даете на рассмотрение только те проекты, которые хотите, а которые вам не нравятся, вы даже не упоминаете…

Но на самом деле я тоже ничем не руководила, все просто делалось по плану, который я Булганину предоставила еще перед ноябрьскими. Я всего лишь нарисовала сетевой график, в котором отметила уже ведущиеся программы, на нем отметила те работы, которые можно выполнить быстро с указанием, что завершение этих работ даст стране, выделила работы, которые гарантированно заведут производство в тупик и пояснила, почему так случится, продемонстрировала, как переброс средств с тупиковых и некритических работ для выполнения критических позволит существенно сократить расходы — в целом, просто расписала план развития любого предприятия или отрасли в наглядном и понятном виде применительно к производству полупроводников. Николаю Александровичу простота контроля всех процессов по таким схемам очень понравилась — и он ее утвердил, в большей степени для того, чтобы посмотреть, как она покажет себя на практике. Ведь средства в полупроводниковый проект страны были выделены довольно скромные, руководство вообще считало это направление третьестепенным — а мне была назначена роль «следящего» за тем, чтобы исполнители просто от «схемы» не отклонялись…

Да и «следить» мне было несложно: на «строящиеся заводы» я не ездила, этим занимались штатные сотрудники аппарата комитета, которые мне просто приносили краткие отчеты по ходу работ. А многочисленные комиссии этого комитета присылали мне (спецпочтой, то есть через Лену) свои «проекты» — и я сильно подозревала, что большинство членов этих комиссий даже не знали, кому их проекты на рассмотрение уходят. Пожалуй, единственное министерство, где были в курсе того, что куратором Комитета является студентка четвертого курса, было министерство угольной промышленности — но им было вообще на это плевать, ведь единственной причиной, по которой их представителя включили в комитет, было то, что германий сейчас добывался большей частью из угольной золы, а конкретно — из золы угля, добываемого на Шпицбергене, и для них главным было, что «эта студентка» почти всегда подписывала их запросы на финансирование развития тамошних шахт. А мне их «проекты» было подписывать вообще не жалко: все равно по угольной промышленности «мнение Комитета» было лишь совещательным, а финасирование их работы от меня в принципе не зависело. То есть чуть-чуть все же зависело: перевозка золы на заводы по добыче германия шла как раз за счет Комитета — но после того, как по моему совету химики дали попробовать физикам арсенид галлия, а я Николаю Александровичу и — отдельно — Вячеславу Александровичу сообщила, что такие полупроводниковые приборы являются радиационно-устойчивыми, эти расходы просто переложили на Средмаш…

Еще один сетевой график я отдала в СНТО, где большая группа студентов занялась (под общим руководством Валентины) придумыванием разной «автоматики» для сборки полупроводников. Не только для помещения транзисторов в корпуса, но и для сборки уже гибридных схем…

И казалось, что дел на меня навалили просто кучу — но если точно известно, как свою (причем чисто управленческую) работу оптимизировать, то оказывается, что куча-то не особо и большая. Вообще, можно сказать, кучка — так что теперь времени у меня вполне хватало и на учебу, и на всякие развлечения. А в Москве с развлечениями было очень даже неплохо: в большом количестве открывались кинотеатры и клубы, так что можно было и кино посмотреть, и просто «культурно отдохнуть»: в клубах при институтах были организованы всякие кружки — и музыкальные, и театральные, так что стало чего послушать и посмотреть. Потому что молодые музыканты довольно часто выдавали народу свои собственные (и иногда очень неплохие) творения, в студенческих театрах тоже предпочитали играть не «классику», а собственные пьесы (в основном комедии из студенческой же жизни) — и культурная жизнь просто бмла ключом. В том числе и потому, что отвечающий в том числе и за «культуру» товарищ Пономаренко эти родники народной культуры заткнуть вообще не пытался. Конечно, антисоветчина всякая на сцену и на экраны не проникала — но не из-за запретов каких, а потому что все знали: за свои слова придется отвечать. И отвечать главным образом своим кошельком: те, кто «позволял себе лишнее», как-то быстро от