Разумная жизнь - Мэри Уэсли

Хьюберт трясся от смеха, когда в свете луны, проникавшем сквозь ставни, увидел, что Флора открыла глаза и ее губы шевелятся.

— Что? — спросил он шепотом.

— Мы делали то, что делали мои мать и отец, а я увидела, и люди в том кино, в борделе, так отвратительно и смешно.

— Это не отвратительно и не смешно, если не смотришь со стороны.

— Я про это не подумала. Вот спасибо, что сказал. — И она отвернулась, тесно прижавшись ягодицами к самому низу его живота.

ГЛАВА 39

Было рано, воздух был свеж, солнечные лучи косо падали через платаны, и от этого тротуар стал пятнистым, они освещали скатерти в кафе. Хьюберт ушел, когда Флора спала на животе, зарывшись лицом в подушку. „Боже мой, что я буду с ней делать, — подумал он. — Ей же только семнадцать“.

Официант принес кофе и поставил на стол тарелку с хрустящими булочками и блестящим маслом. „Не хочет ли месье газеты?“ — „Да, пожалуйста“.

Намазывая маслом булочку, Хьюберт смотрел, как жирные голуби сновали между столиками в поисках крошек, которые более шустрые воробьи склевывали у них из-под носа. Порыв страсти, вырвавший его из безопасной скуки работы и заставивший проехать через всю Францию, чтобы перехватить Флору, улегся. Овладев ею, он теперь не знал, что с ней делать дальше. „Она прилипнет ко мне, — думал он, наливая себе кофе и выпив залпом, — она ведь может и забеременеть и станет ждать, что я женюсь на ней. О Боже! Попался в ловушку собственной похоти. А мне нужна свобода, я еще столько хочу сделать“. Он угрюмо жевал булочку, а потом наперекор этим мыслям ему вспомнилась предыдущая ночь, и укол желания пронзил тело. Волна огромной нежности захлестнула его.

Официант, молчаливый и наблюдательный, принес газету. „Посмотрим, что творится в мире, что там Гитлер и Муссолини и эти напуганные коммунистами британцы, какими они представляются в глазах французов? — Хьюберт тряхнул газету, раскрывая. — Я не думаю, что Рамсей Макдональд прав, когда говорит, что война выйдет из моды, — подумал Хьюберт, — воинственность свойственна человеческой натуре“, — и он налил себе еще кофе.

Краем глаза он увидел, как из отеля вышла Флора, перешла через улицу и исчезла за дверями аптеки. Что-то заболело? Что случилось? Не он ли виноват? Волнение скрутило все внутри. Флора снова вышла, перешла через дорогу и подошла к нему.

— Привет, — сказала она. — Доброе утро.

Хьюберт встал и выдвинул стул для нее.

— Хочешь позавтракать? Кофе и булочки очень хороши.

— Спасибо. — Она села, улыбаясь. Она выглядела прекрасно.

Хьюберт заказал кофе и булочки.

— У тебя все в порядке? — спросил он.

— Надеюсь, что да.

— Я видел, как ты заходила в аптеку, ничего не болит?

— Нет. — Она улыбнулась официанту, принесшему кофе, молоко и булочки.

— Может быть, мадам предпочитает рогалики?

— Нет, спасибо. Она вполне довольна булочками. — Она удивленно прикусила язык от того, что ее назвали мадам. Хьюберт все еще с тревогой наблюдал, как она ест. С аппетитом у Флоры было все в порядке.

Позабыв о крошках, голуби-самцы уже преследовали самок, торопливо сновавших в лабиринте ножен столов и стульев. Самочки недовольно хлопали крыльями, желая уклониться от внимания к себе.

Флора пила кофе и ела булочки.

— То, что мы делали сегодня ночью, это то самое, что делают супруги? — Она смотрела на улицу, туда, где старая леди медленно шла со шпицем, так медленно, чтобы он мог остановиться, понюхать, задрать ногу, чтобы ему не мешал поводок. Это был такой же шпиц, как и у Ирены Тарасовой, Князь Игорь, но другого цвета. — Помнишь шпица мадам Тарасовой, ну того, давнего?

— А, того паразита, помню. Но, отвечая на твой вопрос… — Хьюберт взмок, — так сказать… да, хотя, как я знаю…

Флора повернулась к нему, глядя большими темными глазами.

— У нас в Оксфорде был преподаватель, который без конца повторял „так сказать“, и это звучало очень солидно… да, женатые люди занимаются этим, и… гм… и любовники тоже. Люди, которые любят друг друга или… — Хьюберт заколебался и умолк.

— А ты собираешься на мне жениться?

— Нет! Да, я хочу сказать, что… гм… — у него вспотело под мышками и в паху. — Я… я…

— Потому что я — нет, — сказала Флора.

— Что „нет“?

— Не хочу выходить за тебя замуж. Ну, в общем-то, и не могу. — Не может же она объяснить ему, что еще есть Космо, есть Феликс, хотя Феликс, оказалось, уже женат. — Я не могу, — покачала она головой. — Извини.

Почувствовав, что гора свалилась с плеч, но и ощутив странную ярость, Хьюберт раздраженно проговорил:

— Какого черта нет?

— Я слишком жадная.

— Но в прошлую ночь ты…

— А, это было прекрасно, — сказала Флора, — замечательно.

— Тогда почему…

— Ты сказал, что этим занимаются женатые люди или любовники и те, кто просто любят друг друга. Так они же не все женаты, поэтому…

— Поэтому ты…

— Да.

— Но, предположим, у тебя будет ребенок, ты легко его можешь заиметь, — его уже охватило беспокойство: ей же должно было хотеться выйти за него замуж, привязать его к себе законными узами навсегда.

— А я не собираюсь заводить ребенка, — хмыкнула Флора. — Поэтому я и пошла в аптеку, чтобы купить, ну… в общем… лечение, — сказала смущенно Флора. — Всякое бывает.

— О, дорогая, — Хьюберт взял ее за руку. — А у тебя все в порядке?

— Конечно, все в порядке. (Ну, немножко саднит, но она ни за что не скажет ему об этом.)

С порога кафе официант смотрел в темноту зала, где за своим столом сидела хозяйка. Она вздернула подбородок, сардонически усмехаясь. Она заметила их раньше и слышала то восклицание Флоры „О, как здорово!“

Флора несколько трогательно заявила:

— Может, я ничего не знаю про ночные клубы, но я кое-что почерпнула из основ биологии.

— О, дорогая, но иногда вмешивается судьба. Она дает нам возможность быть разумными.

Флора, не совсем поняв, спросила:

— Так как мы поступим?

ГЛАВА 40

Ангус Лей, подстригшись у Трамперса, быстро шел через пари в свой клуб на Пэлл-Мэлл. Он бы там полистал газеты, выпил шерри и в одиночестве посидел за ленчем. Хотя бы ему повезло и никто не докучал бы ему в клубе, чтобы не пришлось изображать любезность. Но, пройдя мимо Сент-Джеймского дворца, он повернул на Пэлл-Мэлл и сразу увидел Фредди Варда и Яна Макниса, которые направлялись туда же. Он замедлил шаг, а когда они отошли подальше, юркнул в „Хардис“, где, осматривая все прелести, находившиеся там, боролся с собственной совестью. Старина Фредди и Ян пока еще не были уж совсем скучными, но находились на пути к этому. И всегда жаждали общаться с ним.

— А вон та самая, я еще не видел такую. Нет-нет, я не могу больше покупать. У меня и так всего полно.

— Ну да, может, и так, как вы говорите, да, мой сын рыбачит и зять тоже, интересно узнать, что они думают…

— Да, если бы вы это мне прислали, спасибо. До свидания.

Выходя на холодную улицу, внутренним слухом он услышал не „до свидания“ продавца, а слова Милли: „Больше никаких рыболовных снастей. Ну правда, дорогой! Ты никогда не в силах пройти мимо этого магазина, разве нет? Дом битком забит всем этим“. И так далее, и так далее…

— И так далее и так далее, — шумно вздохнул он и столкнулся с девушкой на тротуаре.

— Генерал Лей, — сказала она. — Привет.

— Привет, моя дорогая. Какая встреча! — Ангус с радостью узнал ее. — Ты как раз то, что мне надо. Можешь помочь? У тебя есть полчаса?

— И то и другое, — сказала Флора.

— Я накупил всяких дорогих ненужностей, и, чтобы оправдаться, мне надо купить что-то для Милли. Понимаешь?

— Да, — кивнула она. — Понимаю.

— Умница. Так куда мне пойти?

— Во „Флорис“?

— Ого!

— Или „Фортнум“?

— Или в „Фортнум“? Почему бы и нет?

— Шоколад?

— Разумеется. — Ангус просунул руку Флоры себе под локоть. — Пошли.

— Слушай-ка, это не Ангус ли, — указал Макнис, глядя из окна клуба, — с девушкой?

— Точно, — сказал Фредди Вард. — Его дочь?

— Да не похожа на дочь. Его дочь светлая.

— Ах, они уже завернули за угол, — сказал он.

— Ты с кем-нибудь идешь на ленч? — спросил Ангус, когда они выбрались из „Фортнума“ на Жермен-стрит.

— Нет.

— Так, может, со мной? Ты можешь вот это понести?

— Да, пожалуйста.

— Может, было бы лучше зайти еще и во „Флорис“, — сказал Ангус. — Тогда бы мы позавтракали в „Куаглиносе“. Знаешь это место?

— Нет.

— Тогда пошли, скажешь мне, что ей купить во „Флорисе“. И у меня будет совершенно чистая совесть, и я с наслаждением поем в твоей компании.

Флора рассмеялась.

„Она думает, что я у жены под каблуком, — подумал Ангус, глядя, как Флора выбирает Милли масло для ванны. — Она выросла, ничего не утратив из прежнего очарования. Интересно, что она делает сейчас. Что в ней всегда так привлекало? Сдержанность? Тайна? Все пытались отгадать, и, я думаю, даже мальчики; а если они не обращали на это внимание, то они дураки“.