В перепутье дорог - Наталья Алексеевна Добровольская

– Ну, будет, будет, – Миша тоже был взволнован, – полно, успокойся! Я и так не жалею, ты вон как нам в гостинице помог! Но пора уже ехать, дорога дальняя, время поджимает!

И с этими словами они уселись в возок и вновь выехали из Смоленска.

На этот раз дорога до ближайшей станции в Курдымово была спокойной, накатанной, погода хорошей, морозец небольшим, и лошадь одолела дорогу в 35 верст очень быстро. Но как бы там ни было, ей требовался отдых – это же не машина, которой нужен только бензин. Да и самим путешественникам требовался и обед, и передышка.

В это время сельцо было небольшим, всего в один двор, в котором проживало двое мужчин и девять женщин. Одна из версий о происхождении названия деревни рассказывает о том времени, когда местные жители занимались углежжением – изготовлением древесного угля. Поэтому над этим местом стоял темный, едкий – «курный» – дым. Возможно, так и появилось название Курдымово, со временем превратившись в Кардымово.

Станция была тихой, так что Миша со своей компанией смог и перекусить, и отдохнуть немного. До Соловьево оставалось еще около двадцать верст, и Миша решил посоветоваться с Никитой – ехать дальше или не рисковать, остаться здесь ночевать. Никита решил осмотреть лошадь и потом решить, стоит ли продолжать дорогу. Через некоторое время он вынес вердикт, что лошадь устала не сильно и вполне способна одолеть оставшуюся дорогу. Так и сделали – всем хотелось добраться домой поскорее.

Никита сильно не гнал свою верную помощницу, но и она сама торопилась скорее добраться до места, так что и остальная дорога была завершена благополучно, хоть и уже поздно вечером. Все так устали, что смогли только раздеться, поужинать наскоро и лечь спать в небольшой комнатке почтовой станции в Соловьево.

Утром им предстояло переправиться через Днепр по льду, так как моста здесь еще не было. Место это было древнее, первые поселения появились еще во втором тысячелетии до нашей эры. Сама Соловьева переправа была известна с XV века как Соловьев перевоз, через который переправлялись войска литовцев, в XVII веке через этот перевоз переправлялись уже поляки. Почти три века в домах соловьевских мужиков хранились и использовались в хозяйстве якоря, оставленные литовцами. Позже они пригодятся в войне 1812 года и будут использованы для строительства мостов, по которым будет переправляться русское войско.

Соловьева переправа располагалась на исторически важном пересечении двух путей развития Руси: сухопутного – Старой Смоленской дороги и водного – великой славянской реки Днепр, в водах которого крестили Русь. В этом святом месте они пересекаются в виде православного креста.

Чтобы попасть на другой берег, летом использовался понтон, на котором помещалось около тридцати человек. В зимнее время понтон не работал, и реку предстояло преодолеть по мосткам. По дороге туда они переезжали реку вместе с другими повозками, ехали в середине «поезда», как тогда называли несколько повозок, едущих друг за другом. Поэтому они как-то и не заметили опасности переправы. А в этот раз они были одни на дороге, поэтому Никита решил не рисковать и попросил Мишу и Миньку выйти из возка, а сам вел лошадь под уздцы.

Никита вел лошадь осторожно, строго по мосткам, проложенным по льду, объезжая полыньи и сугробы, которые встречались на пути. За ним с большой опаской шли Миша и Минька. И хотя ширина реки была не очень большой, перетрухнули все знатно, и были очень рады выбраться на твердую землю и снова сесть в возок. Но прежде чем это сделать, Миша подошел к верной лошадке и от души ее поблагодарил, пообещав дома накормить самым лучшим овсом.

Оставался последний участок пути – до Васино было еще сорок верст. Следующей остановкой была уже знакомая почтовая станция в Михайловке, до которой было около 25 верст. Тут уже не спешили, решили переночевать. На станции Мишу узнали и приняли как родного, смотритель начал всем рассказывать о нападении разбойников и смелом поступке молодого человека. Присутствующие ахали, а Миша, хоть и краснел, был очень рад такой оценке его поведения.

Присутствующие предложили Мише выпить, и как он ни отнекивался, его усадили за стол и чуть ли не насильно заставили выпить несколько бокалов вина. Последнее, что помнил Миша – как он пил с каким-то военным за славных гусар его полка, причем он уже и не помнил, какого.

Опять пришлось верному Никите, ворча, нести его в возок и укладывать туда спящего. Миша, проснувшийся через несколько часов, чувствовал себя ужасно – голова болела, во рту было горько и противно, руки и ноги дрожали, и он дал себе зарок уже больше никогда не пить спиртного, а тем более с гусаром. Минька подал барину рассолу, и, выпив его, Мише стало чуть лучше. Не найдя свой верный жилет, он похолодел – неужели все деньги пропали? Но, к его счастью, все тот же Минька подал ему одежду, укоризненно глядя на него:

– Это я ваш жилет припрятал, когда вы с военным пить стали – жарко вам показалось!

Мише стало очень стыдно, и он сказал:

– Зарок даю, больше никогда пить не буду! А теперь давайте поедем быстрее домой!

И они вновь отправились в путь. Теперь уже всем не терпелось окончить эту долгую дорогу, и все с нетерпением подгоняли отдохнувшую лошадку. Она и сама была рада оказаться вновь в родной конюшне и ехала скоро и быстро! Не успели они оглянуться, как показался Дорогобуж. Родной город, родные стены! Но здесь они остановились лишь на небольшой отдых, посещение ювелирной лавки Якова Ильича и рассказ о поведении его знакомого из Смоленска. Ювелир охал и ахал, но по мнению Миши, не был особо удивлен этим рассказом – видимо, такие поступки были не впервой.

Остальное – потом, все потом, скорее, скорее увидеть родные лица! Всю небольшую дорогу до Васино Миша сидел уже как на иголках, нетерпеливо подгоняя и так спешившего Никиту. Но вот, наконец, родная усадьба и голос Катюшки:

– Барыня, барышня, смотрите, Михаил Иванович приехали!

– Всё, – выдохнул радостный Миша, – вот мы и дома!

И он выпрыгнул прямо в радостные объятия Полетт, которая целовала его со слезами на глазах. Рядом Катюша обнимала смущенного Никиту, а Минька крутил головой и с интересом всех рассматривал.

Миша, обнимая Полетт и улыбаясь Маше и Наталье Алексеевне, понял окончательно, что именно здесь навсегда его дом и его близкие. А сейчас он хотел помыться в бане, что-нибудь поесть и лечь спать