Война Чарли Уилсона - Крайл Джордж

Пени неустанно напоминал Авракотосу, что рискованные методы могут привести его за решетку, но этот лысоватый и пучеглазый человечек исправно выполнял все порученные задачи. При обсуждении секретных инициатив, требовавших юридического сопровождения, Авракотос посылал Пенна в качестве своего представителя. «Тайный советник» получал инструкции пользоваться эвфемизмами и утомлять присутствующих уклончивыми речами и обтекаемыми фразами.

С точки зрения Авракотоса, ему предстояло провести тайную операцию внутри самого Агентства, чтобы получить свободу действий за рубежом. Но он вовсе не был таким радикалом, как может показаться[30]. Главной причиной его смелого отношения к законникам была другая интерпретация «президентских заключений».

Когда Авракотос говорит о «президентских заключениях», подписанных Джимми Картером вскоре после советского вторжения в Афганистан, создается впечатление, что речь идет едва ли не о священных документах. По его словам, эти обширные послания были равнозначны объявлению войны от лица президента США. Вдвойне необычно, что они были подписаны убежденным либералом и предполагаемым критиком тайных операций ЦРУ Джимми Картером. Впрочем, Авракотос настаивает, что Картер не имел представления, к каким последствиям может привести такой карт-бланш. Это выглядит правдоподобно, принимая во внимание, что операции на основе «президентских заключений» способствовали гибели до 25 000 советских солдат[31].

Авракотос говорит, что его предшественник, предложивший эти документы на подпись Картеру, тоже не имел намерения использовать их для тотальной войны. «Они были частью страховой политики Агентства, — объясняет он. — Мой предшественник написал их, потому что не хотел оказаться с голой задницей на сковородке, если Картер заставит его заниматься идиотскими грязными делами в Афганистане, а потом Конгресс решит провести расследование. Он прикрыл свою жопу от всевозможных нюрнбергских, уотергейтских и ведьмовских процессов, как сделал бы любой умный парень на его месте».

Авракотос находился у руля в те годы, когда в Афганистан была переправлена большая часть оружия, закупленного на деньги ЦРУ. По его словам, «президентские заключения» Картера все время лежали в ящике его письменного стола. «Я посоветовал своим людям сделать копии и постоянно держать их при себе. Это распоряжения президента США, и они сохраняют силу до тех пор, пока не будут аннулированы. Своим юристам (т. е. Ларри Пенну) я приказал никогда не обращаться за разъяснениями, никогда не спрашивать, дают ли эти документы право делать то, о чем в них говорится. Я подумал: когда война закончится, они еще могут нам пригодиться. Я спрятал их и храню до сих пор. Впрочем, меня можно считать динозавром, и будет чудом, если они когда-нибудь понадобятся еще раз».

Расстройство Авракотоса вполне объяснимо. Впервые в истории холодной войны ЦРУ действовало на основании «президентских заключений», уполномочивавших Агентство на проведение операций по убийству советских солдат в Афганистане. По сути дела было бессмысленно объявлять законными поставки миллионов патронов, сотен тысяч АК-47, десятков тысяч пулеметов и тысяч пехотных мин для моджахедов и одновременно утверждать, что оснащение афганцев снайперскими винтовками нарушает президентский запрет на «сговор с целью убийства».

Но цели юристов не совпадали с намерениями Авракотоса. Они старались защитить Центральное разведывательное управление и хорошо помнили о том, что происходит в Вашингтоне, когда политический ветер начинает дуть в другую сторону. Их цель заключалась в поиске самых пристрастных и несправедливых интерпретаций понятия «тайная операция», и если хотя бы одна такая интерпретация — независимо от ее абсурдности — открывала возможность для судебного преследования, они ставили перед Агентством запрещающий знак.

На всем протяжении своей работы по афганской программе Авракотос регулярно совершал поступки, за которые его мог бы уволить любой, кто предпочел бы окинуть его поле деятельности взглядом государственного обвинителя. Но ему не просто повезло. Он обладал необыкновенной практической смекалкой и остро сознавал степень риска в той или иной ситуации. Поэтому он всегда максимально затруднял работу тем, кто мог бы попытаться достать его.

Авракотос не оставлял бумажных следов. Он всегда окружал себя изгоями-единомышленниками, понимавшими и одобрявшими его нормы поведения. Но прежде всего он мастерски манипулировал бюрократической системой Агентства и проталкивал решения, немыслимые для всех остальных.

Впрочем, по признанию самого Авракотоса, без Чарли Уилсона все дальнейшие поразительные достижения в Афганистане были бы невозможными. Но летом 1983 года Уилсон вовсе не напоминал защитника обиженных и угнетенных. Скорее, он был похож на жалкого стареющего пьяницу, который вот-вот вылетит из политической обоймы правительства США.

ГЛАВА 12.

США ПРОТИВ ЧАРЛИ УИЛСОНА

Адвокат Чарли Уилсона по делам о наркотиках — энергичный мужчина приятной внешности, необыкновенно уверенный в себе. Когда он вошел в офис Уилсона в начале 1983 года, его меньше всего на свете волновала война в Афганистане. Он был специалистом по преступлениям среди «белых воротничков», спасающим очередного политика, который оказался в щекотливом положении.

Такие юристы чувствуют себя как рыба в воде, когда проплывают над останками кораблекрушения в жизни выдающихся людей. Но после того как Пирсон миновал роскошных секретарш в приемной и обменялся рукопожатием с обаятельным техасским конгрессменом, он остро почувствовал физическое различие между собой и своим клиентом.

Пирсон невысокий человек, и он как будто еще уменьшился в размере, когда опустился в одно из огромных кресел ручной работы с кожаной обивкой, расположенных перед письменным столом Уилсона. Это казалось нелепым, но он быстро осознал, что Уилсон пытается поставить его на место. Конгрессмен не только демонстрировал ему все шесть футов и четыре дюйма своего роста, но и расхаживал по комнате. Рокочущий баритон Уилсона звучал мирно и дружелюбно, как будто Пирсон явился к нему с обычным визитом вежливости.

Но Пирсон ощущал опасность в агрессивном неприятии действительности со стороны конгрессмена и решил быть с ним предельно откровенным. Поэтому, когда Уилсон наконец спросил: «Что наихудшее может со мной произойти?» — он ответил: «Вы не только расстанетесь с политической карьерой, Чарли, но и можете отправиться в тюрьму». Пирсон деловито объяснил, что агенты ФБР неглупы и придут к выводу, что Уилсон причастен к сети распространения наркотиков на Капитолийском холме. «Конгрессмен, предположительно нюхающий кокаин, должен получать его в надежном месте. Естественно, что следователи заподозрят существование сложной дилерской сети, снабжающей политиков».

По словам Пирсона, на практике это означало, что федеральные агенты будут проверять всех сотрудников, знакомых и собутыльников Уилсона. Любой может обвинить его в реальных или воображаемых преступлениях. «Дело не только в свидетельских показаниях Лиз Викершэм, — сказал он. — В вашем офисе есть другие люди, которые могут причинить вам вред». Произошла удивительная перемена: Пирсон вдруг вырос и стал более внушительным, когда потрясенный Уилсон осознал, что его судьба может находиться в руках этого человека.

Любой адвокат, специализирующийся на подобных делах, попервоначалу создает защитный механизм, чтобы уберечь своих клиентов от еще больших неприятностей. Еще до этой встречи Пирсон понимал, что здесь нужно действовать особенно быстро. Он изучил Уилсона, словно психоаналитик своего пациента, и пришел к выводу, что до сих пор поведение конгрессмена было ниже всякой критики. Когда Брайан Росс из NBC загнал его в угол со своей съемочной группой, Уилсон совершил большую ошибку. Словно взломщик, попавший под луч полицейского фонарика, он отпрянул назад и ретировался в своей номер.