Здравствуй, брат, умри - Макс Острогин

А один из диких в моей клетке, здоровенный такой, как стог, попытался закопаться, принялся с визгом рыть землю, дурак. Дурак потому, что думать не умеет. Клетки ржавые, давно тут стоят, и земля эта только сверху, надо же понимать. Так оно и случилось, дичара обломал себе все ногти и докопался до решетки. Я бы засмеялся даже — морда у него такая безнадежная сделалась, что смеяться мне захотелось. Но общий момент неподходящий был. Должно было что-то тут случиться, и смеяться не стоило.

А Глазунья тоже металась по клетке и все на меня смотрела. Я сделал ей знак — все хорошо будет, но она, конечно, не поняла, так все и суетилась, как птичка совсем.

А я не стал прятаться. Стоял возле решетки и глядел на все это. Решил, что не буду больше прятаться и бегать, набегался, я не страус какой-то. И лицо я постарался сделать такое, презрительное, чтобы знали эти яблони — не боюсь я их. И щурился изо всех сил, глаза-то болели.

Ну, и Рыжий тоже. Не испугался. Наверное, устал всю жизнь бояться, хорек волосатый. Что ж, это первый шаг. Не бояться. Человек не боится, ну, во всяком случае, старается со страхом бороться, только так и можно стать человеком.

И Волк мой тоже повел себя крайне мужественно — оскалился и зарычал. Молодец, звереныш, я в нем не ошибся.

Чудища занимались своими чудовищными делами. Открыли пустую клетку и принялись выгонять из своих машин зверей и диких. И те и другие пребывали в заторможенном состоянии, двигались вяло, как во сне. Наверное, это от газа, твари легко набили пустую клетку животными вперемежку с дикими, сопротивления никто не оказывал.

Затем рядом с клеткой, в которой сидели звери, установили что-то вроде пушки. То есть сначала мне подумалось, что это пушка, нет, к пушке присоединили две кишки, которые утянули аж за холм. Одна тварь устроилась за пушкой, что-то там сделала и из ствола ударила водяная струя. Мощная — она попала в того самого лося с запутавшимися рогами, и рога сломались, а самого лося отбросило от решетки. А струя принялась месить всех остальных, через некоторое время они все даже кричать перестали, сплелись все в один мокрый тяжелый ком и лежали, а одна тварь приблизилась к решетке и кинула что-то внутрь, и тут же клетка заполнилась белым газом.

Твари выждали немного, открыли клетку и стали вытаскивать оттуда. Сначала животных. Набрасывали на голову петлю из троса и вытаскивали. Сильные, очень сильные, одна тварь легко справлялась с медведем.

Животных подводили к открытым люкам машин, что-то делали с ними, и животные падали. Просто падали. А твари брали их за лапы и забрасывали внутрь.

А потом пришла очередь диких. Их тоже вытаскивали петлями, они тоже падали, их тоже зашвыривали…

Дикие, те, что остались в других клетках, стали кричать. А я не мог почему-то… Я смотрел на все это, во мне что-то такое сдвинулось, я точно окаменел…

Над клетками стоял вой, ужас, ужас был сильнее вони, он будто собрался в воздухе в тяжелые сгустки, и стало трудно дышать. Я поглядел под ноги. Волк извивался на земле, хрипел, глаза вылезли, Волк грыз переднюю лапу. Я наклонился и ударил его по голове. Сильно, чтобы он отключился. Волк отключился, я продолжил смотреть.

Я увидел слоненка, он был привязан к одной машине, к дальней. Тот самый слоненок, Дружок. Вид у него был не очень. Синий какой-то. И ребра торчали. А одно ухо почти совсем оторвано, как у меня почти. Даже не оторвано, даже измочалено как-то, свисало до земли кровавой бахромой. Хобот болтался, а вокруг глаз круги бордовые. Нехорошо выглядел Дружок.

Его подвели ближе, и тварь стала мыть его из пушки. Дружок был крепким, на ногах держался. Его мыли, потом вдруг грохнуло, и я узнал огнестрел, так грохать мог только огнестрел, я огляделся и увидел у одной из тварей в руках оружие. А в голове у Дружка образовалась большая красная дыра. Слоненок упал, твари зацепили его петлей за задние ноги и втроем потащили к одной из машин.

Они тащили, за слоном тянулась широкая красная полоса. Зачем они его убили? Им же рабы…

Я повис. Руки держались за прутья… Но я поднялся и продолжил смотреть, надо было смотреть и запоминать…

Я увидел ягуара. Это был настоящий ягуар. Даже больше, это был черный ягуар, королевский — очень редкий. Ягуары такие ловкие, не знаю, каким образом твари его схватили. Наверное, тоже газом. Пустили газ, ягуар с дерева брык…

Я смотрел. Глаза болели, я боялся, что они вдруг могут лопнуть, но все равно смотрел.

Ягуар, он был как все — не сопротивлялся, одна из тварей тащила его за шиворот, как котенка совсем. Хвост болтался по земле, я заметил, что этот хвост был раздавлен. Сильно раздавлен, был похож на хвост бобра, плоский такой, я еще подумал — теперь с таким хвостом ягуару будет очень удобно плавать…

Тварь подтащила его к люку машины, но почему-то остановилась. И к ней подошла другая тварь. Первая подняла ягуара, вторая взяла его за горло. Не знаю, что им от него было нужно — в колесо его не посадишь, работать не заставишь никак, хоть разорвись… Я читал, что раньше вроде как была такая привычка охотиться с леопардами, может, для охоты… А может, просто на мех. Мех у ягуара хороший, густой, подшерсток толстый, никогда не намокает. Из ягуара можно отличную осеннюю куртку сделать — и теплую, и водоотталкивающую. Может, тварям нужна куртка? Комбинезоны у них резиновые, наверное, не очень теплые… Зачем-то они слоненка убили ведь…

Тут это и произошло.

Ягуар дернулся, изогнулся и ударил тварь лапой по морде.

Тварь зарычала, сжала кулак, и я услышал, как хрустнула ягуарья шея. Просто. Просто.

Все, ягуар был мертв. Он обвис как мешок. Вторая тварь заухала, то ли в ярости, то ли в одобрении. Первая зарычала, подбросила зверя в воздух и одним стремительным и неуловимым движением содрала с него шкуру. Всю, разом.

Представить не мог, что такое возможно. Я вообще не мог снять шкуру без того, чтобы не прорезать мездру, даже Хромой, даже Хромому требовалось почти полчаса на ошкуривание… Тварь сделала это за секунду. Непонятно как…

На землю упала красный и ободранный кусок мяса. Дикие за моей спиной замолчали.

Тварь повернулась в сторону нашей клетки. Дикие сбились в кучу в противоположном углу, вокруг Рыжего.

Я смотрел.

Тварь направилась к нам. В несколько широких шагов она приблизилась к клетке.

Я не отступил и не отвернулся. Я же человек. И должен смотреть. А чудовищ я не боюсь уже с трех лет. Чудовищ нет. Хромой мне всегда говорил, что чудовищ нет, и я приучился в это верить, однако оказалось, что Хромой был неправ…

Чудовища есть.

Чудовище приблизилось к клетке и швырнуло в меня шкуру ягуара. Я закрыл глаза.

А когда я их открыл, то я уже знал, как я отсюда выберусь. Шкура попала мне в лицо. Она была еще теплая и еще живая, она сползла по моему животу до ног, и, когда она сползла до ступней, я понял.

Тварь вернулась к своей машине. Ссутулившись, царапая руками по земле, желтый горб на ее спине желтел почему-то более ярко, тварь убила ягуара и будто наполнилась внутренним удовлетворенным светом…

Шкура сползла, и я оказался перемазан липкой кровавой юшкой. Я посмотрел на себя, взял шкуру, свернул ее в валик, вернулся в свой угол и стал ждать. И отдыхать. Я должен был отдохнуть.

Стемнело скоро. Небо и без того было затянуто тучами, и сумерки спустились быстро и глухо. Твари затихли в своих машинах, дикие затихли, только ветер шумел деревьями и негромко урчал во сне Волк, после того, как я ударил его кулаком, он взялся спать, наверное, устроил я ему легкое сотрясение рассудка.

Потом время пришло, я выдохнул и стал как всегда — спокойный и уверенный.

Я огляделся. Было тихо. Я поднялся на ноги, распустил шкуру. Она не засохла, так, немного подзагустела, но это было даже и лучше. Я надел шкуру на голову и тщательно измазался в жиру и внутренних кровавых соплях. Потом измазал плечи, спину, руки-ноги, одним словом, покрылся весь этой подшкурной ягуаровой жижицей. После чего прижался к решетке.

Эти сразу все поняли. Дикие. Я был удивлен. Дикие заволновались, загукали, зашевелились, грязные вонючие животные. Поняли.

За моей спиной замычали.

Я обернулся.

Дикая. Незнакомая. Смотрит на меня через свои космы. Дрожит нижней губой, воняет. И я воняю. Я стал как дикий. С дикими поживешь — сам завоняешь. Выберусь отсюда — первым делом побегу к ближайшей реке и хорошенько вымоюсь. Пусть вода холодная, пусть, буду мыться, растираться песком, пока не стану скрипеть. А потом еще натрусь еловой хвоей, чтобы хорошо пахнуть. И буду жевать смолу, чтобы из легких ушла эта вонь.

И забуду, все забуду. Забуду.

Дикая опять промычала. Дура. Мне захотелось треснуть ее по морде, если она так мычать будет, твари могут и услышать.

— Замолчи, — твердо сказал я. — Замолчи.

Дикая замолчала. Только смотрела на меня своими глупыми глазами.