Брусилов - Сергей Семанов

В этом же приказе командарм-8 требовал от подчиненных офицеров соблюдения справедливости и своевременности награждения отличившихся солдат. Несмотря на тяжесть боевой обстановки, генерал приказывал: «7. Обратить внимание на внешний вид частей. Требую, чтобы солдат походил на солдата; командирам частей проявить в этом направлении большую заботливость; в некоторых полках, например, до половины июля попадались нижние чины, еще одетые в папахи, невзирая на то, что фуражки есть в избытке и что об изъятии папах было многократно приказано. А что будут зимой носить?..»

Брусилову приходилось бороться со свойственным русской армии той поры, да и не только русской армии, неумением командиров управлять войсками. Потеря управления часто происходила ввиду неудачного выбора места командиров в бою. В начале июня 1915 года, когда на участке 12-го корпуса русские части принуждены были отходить, штабы некоторых дивизий разместились в том же пункте, что и штаб корпуса. «Не знаю, где в это время были командиры полков, — писал Брусилов об этом в приказе, — но допускаю, что, глядя на начальников дивизий, и командиры полков в это время собрались где-нибудь по два, по три. Генералы и командиры частей не только могут, но и должны быть сзади, чтобы управлять, но до поры до времени — раз какие-либо части дрогнули, вперед не идут, а некоторые уже и поворачивают — место начальника впереди, а не на центральной телефонной станции, где можно оставить и адъютанта. Никаких оправданий в малом числе штыков и быть не может: чем их меньше, тем легче перейти от управления к командованию, а это зачастую только и дает успех». Брусилов считал, что командирам, как правило, не следует разлучаться со своим штабом и его начальником, в особенности давать начальнику штаба поручения, отрывающие его от прямых обязанностей.

В апреле 1915 года при посещении передовых позиций (он делал это постоянно) Брусилов обнаружил, что два батальона одного полка, усиленные двумя батальонами другого и частями общего резерва, вели атаку. Возглавлял ее командир одного из батальонов. На вопрос Брусилова, что же делает командир полка, последовал ответ: «наблюдает за действиями». Такое явление Брусилов назвал «совершенно неожиданным, непонятным и крайне печальным».

В другой раз дивизия вела бой на фронте в 4 версты, а начальник ее находился в 8 верстах от места боя. Участок атаки трех полков этой дивизии (две версты по фронту) был поручен командиру бригады, и он тоже поместился рядом с начальником дивизии. Такой вопиющий беспорядок вызвал резкие замечания Брусилова. «Характер такого управления, — писал он, — заранее предрекает результаты атаки. Если при настоящих больших фронтах, на которых развертываются корпуса, командир корпуса не имеет возможности видеть хотя бы большую часть своего фронта, а потому вынужден управлять, пользуясь только сетью телефонов, находясь подчас в значительном удалении от боевых частей, то это не снимает и с командира корпуса обязанности при длительном расположении сторон в тесном соприкосновении проехать иногда к боевым частям, познакомиться на месте, хотя бы в общих чертах, с теми условиями, в которых находятся вверенные ему части, и кое-что проверить. Смею заверить, что из таких поездок и для командира корпуса, и для подчиненных будет польза. Дивизия в большинстве случаев занимает такой фронт, что для начальника дивизии представляется возможным выбрать такой наблюдательный пункт, откуда он может следить за ходом боя, хотя бы на важнейшем участке дивизии. Личная же рекогносцировка начальника дивизии обязательна, а когда дивизия длительно стоит перед позициями противника, то обязательно на месте изучать расположение противника. Про командира бригады, а тем более командира полка, говорить не приходится: они ведут в бой вверенные им части, которые должны быть у них на глазах. Предлагаю старшим начальствующим лицам взвешивать и очень обдуманно избирать место своего нахождения во время боя…»

Известно, что при отступлении (а в 1915 году русским войскам приходилось большей частью отступать) у войск возникает боязнь охватов, окружения. Наблюдая это явление, Брусилов писал в приказе в июне 1915 года: «Не пугаться прорывов и обходов, прорывающихся брать в плен, а обходящих обходить в свою очередь, для чего иметь резервы и живо, всеми силами помогать соседям». Содействие соседу, взаимная выручка — боевой долг офицера. Сознание этого приучает офицера смотреть на поставленную ему задачу с точки зрения общих интересов и целей. Брусилов учил подчиненных, когда это позволяла обстановка и задача, двигаться на выстрелы и уже одной угрозой глубокого обхода, даже если и нельзя ввязываться в бой, заставлять отступать противника. В сентябре 1915 года он отдал особый приказ по этому поводу. «Что мне совершенно непонятно, — значилось в приказе, — так это то, что соседи атакуемого участка как бы рады, что их не трогают, и остаются пассивными зрителями, в особенности если это части другой дивизии, а тем более другого корпуса; выходит не выручка товарища в бою, а применение пословицы: моя хата с краю…».

Русская армия отступала: враг уже вторгся на территорию Белоруссии и Литвы. А как же союзники?

Еще в августе — сентябре 1914 года русское командование пришло на помощь армии Франции. Резонно было бы ожидать, что в предельно тяжелые для русской армии весну и лето 1915 года союзники не останутся в долгу. Увы!

Неоднократно в мае — июне командование просило союзников что-то предпринять, чтобы отвлечь хотя бы часть германских войск с русского фронта, но тщетно. 7 июля в Шантильи собралась первая межсоюзническая конференция, на которой обсуждалась проблема координации военных операций. Русский военный атташе во Франции А. А. Игнатьев просил нанести решительный удар на западе, ведь войска Германии скованы в России. Но определенных обещаний не поступило: на западе будут предприняты «локализованные действия», а большое наступление начнется лишь по накоплении запасов снарядов и увеличении артиллерии. Недаром многие с горечью повторяли тогда фразу: «Союзники будут вести войну до последней капли крови… русского солдата».

Но если уж союзники так ценят свою живую силу, рассуждали в России, так, может, они окажут помощь боеприпасами, ведь промышленность Франции и Англии работает во всю мощь. Но и здесь эгоистические обыкновения западных буржуа, пресловутых Шейлоков, восторжествовали над справедливостью и благоразумием, в конечном счете — над интересами общего дела. Россия не получала практически ничего, кроме слов одобрения. Пройдет время, и западные политики (оказавшись задним умом крепки) станут сожалеть о том, что не оказали помощь русской армии. Один из этих политиков, Дэвид Ллойд Джордж, написал в воспоминаниях: «На каждое предложение относительно вооружения России французские и британские генералы отвечали и в 1914–1915 и в 1916 годах, что им нечего дать и что если они дают что-либо России, то лишь за счет собственных насущных нужд… Мы предоставили Россию ее собственной судьбе».