Кукла в чужих руках - Алексеева Наталия

Серж резко повернулся к своей подруге и угрожающе навис над нею. Пылающий огонек сигары оказался всего в нескольких миллиметрах от нежной кожи. Софья испуганно отпрянула, прижалась к деревянному подлокотнику.

— Нет, Серж! Я все сделала! Но мне так нужна твоя нежность! — голос ее сделался плаксивым. — Ну же, Серж, прошу тебя, скажи, что ты меня любишь!

— Где деньги, Софья? — Он сжал тонкое девичье запястье.

— Они здесь! Я спрятала! Я покажу!

— Хорошо! Очень хорошо. — Он отпустил ее и довольно откинулся на спинку дивана.

Видя, что настроение его улучшилось, Софья вновь приникла к его плечу. На ее бледных щеках появился румянец, взгляд устремился на предмет обожания.

— Они в коробке из-под конфет, Серж. Помнишь тот вечер, когда ты впервые пришел ко мне?

Опустив глаза, она смущенно зарделась. Серж хмыкнул и выпустил густую струю табачного дыма.

— Ах, я храню эту коробку как напоминание о той минуте, когда ты в первый раз поцеловал меня. Я сложила в нее все: и деньги, и свой паспорт, и…

— Так где же она? — перебил ее молодой человек.

— Всё там, я принесу.

Но она не сдвинулась с места, а взволнованно прижала руки к груди.

— Мне так боязно, Серж! Но все это ради тебя! Страшно подумать, что будет, если меня уличат! Меня отправят на каторгу! Боже!

— Не бойся! Они не заявят в полицию, когда обнаружат пропажу, — опять ухмыльнулся Серж.

— Отчего же?

— Оттого, что сами заполучили монеты неправедным путем! — он рассмеялся, показав крепкие ровные зубы, слишком крупные для его тонких губ.

— Как славно! — она потерлась щекой о лацкан его пиджака. — Когда мы уедем, у нас будет маленький домик, увитый плющом. Говорят, в Америке все играют в бридж, совсем как в Англии! Мило, правда? Мы будем приглашать соседей… Мы будем выходить в свет! Ах, я так мечтаю о путешествиях!

Он не ответил, лишь затянулся и выпустил целое облако синеватого дыма. Запаха табака я не ощущала. Похоже, в этом призрачном мире, куда я попала, из всех чувств оставались только зрение и слух. Но вязкий туман притуплял видимость и приглушал звуки. Софья робко потянула своего кавалера за рукав.

— Серж! Дорогой! Мы ведь сможем выписать в Америку мою матушку? У нее никого нет, кроме меня! Она не помешает нашему счастью, дорогой, — боясь отказа, она залепетала быстро и жалобно: — Ты же знаешь, я не всегда ходила в прислугах! Мы с матушкой очень близки! Она тебе понравится! Она читает и музицирует на фортепиано. Мы ведь заберем ее к себе? Да?

На лощеном лице гостя проступила гримаса брезгливости, будто речь шла о чем-то неприличном, вроде ночных горшков или помоев для скота.

— А еще мы потащим за собой через океан всю твою родню: кузин, кузенов и старую бабушку!

— У меня нет бабушки, — растерянно прошептала Софья и тут же догадалась: — Ты смеешься надо мной? Ах, Серж!

Она оттолкнула его и, закрыв лицо передником, всхлипнула. Серж расхохотался и игриво ущипнул ее за руку выше локтя.

— Все устроится как нельзя лучше. Я тебе обещаю!

Она откинула передник и с недоверием заглянула ему в лицо. Серж, воспользовавшись замешательством девушки, быстро схватил ее щеки ладонями, притянул к своему лицу и принялся целовать.

— Ах, как будет славно, — радостно защебетала Софья, когда он ее отпустил, — мы поженимся, уедем в Америку, и я буду блистать! Послушай, когда я забирала те злосчастные монеты из хозяйкиной спальни, я сделалась такой храброй! Все ради тебя, дорогой! Но я прихватила кое-что и для себя! — она хихикнула.

Но Серж вдруг вскинулся, смахнул с плеча ее руку и вскочил.

— Что ты сделала? Повтори!

— Взяла кое-что для себя. — Улыбка слетела с ее лица.

— Что? Что ты взяла, дура?!

— Только маленькие сережки с комода, — пролепетала Софья, напуганная его гневной гримасой. Она опасливо отстранилась и сползла с дивана на пол. Потом вскочила и затараторила: — Ах, они такие хорошенькие, с голубыми камешками! — и снова заныла: — Если бы ты видел, как они мне к лицу, то не сердился бы!

Но Серж прищурился и начал наступать на нее:

— Ты дура! Дура!

Софья попятилась:

— Не бранись так! Если ты меня любишь, прекрати сейчас же!

— Ты посмела взять, что тебе не принадлежит! Где? Где все это?! Куда ты все спрятала, подлая воровка?!

Серж продолжал наступать, и девушка, пятясь, медленно приближалась к светлеющему за ее спиной прямоугольнику окна. Вскоре широкий подоконник уперся ей под колени, и она испуганно схватилась за плечи своего гостя.

— Ах, Серж! Разве ты не любишь меня? — Ее хорошенькое личико скривилось в слезливую гримасу, и она заплакала. — Ты меня используешь! Признайся! Или я немедля все расскажу хозяйке! Уж она-то поверит, что это ты меня заставил украсть!

И она с такой силой сжала пальцы на его плечах, что под тонкой кожей запястий выступили голубые венки. Серж зарычал от боли, схватил Софью за талию и, оторвав от пола, рывком отшвырнул от себя. Бросок был настолько силен, что оконное стекло разлетелось звенящими брызгами, а Софья выпала наружу.

На мгновение Серж замер, а потом суетливо заметался по комнате. Я стояла, вжавшись в упругую стену, и смотрела, как он судорожно выдергивает ящики из комода, заглядывает под матрац, ворошит белье на полках. Ничего не найдя, он пробежал мимо меня в коридор, подхватил свою шляпу и выскочил вон.

Я стояла затаив дыхание. Хотя в этом странном, вязком воздухе, казалось, вовсе не было нужды дышать. Неизвестно, сколько прошло времени, но, когда дверь комнаты снова открылась и на пороге появилась Софья, мой лоб покрыла испарина — она ведь только что на моих глазах вылетела за окно! Квартира на последнем этаже, и шансов уцелеть нет! Но вот она стоит прямо передо мной, бледная, в длинном черном платье с кружевным воротничком, белоснежном переднике, и выискивает кого-то глазами. И вдруг я поняла — она ищет меня! Она знает, что я здесь!

Софья вытянула перед собой руки и на ощупь пошла вдоль коридора. Она удалялась, и я чуть слышно выдохнула. Софья остановилась и чутко прислушалась. Медленно поворачивая голову, огляделась вокруг себя:

— Я знаю! Ты здесь!

И неуверенно зашагала ко мне. Я вжалась в стену и прекратила дышать. Софья медленно подступала. Страх, тот самый — потусторонний страх — окатил меня ледяной волной, парализовал, лишил возможности бегства. Софья приближалась. В густой ватной тишине шелестел подол ее платья, поскрипывали деревянные половицы у нее под ногами. Наконец она подошла и тяжело опустила ладони мне на плечи. Могильный холод, словно коконом, окутал нас обеих. И я узнала ту гнетущую тяжесть, от которой не могла избавиться последние несколько месяцев — с той самой минуты, как приняла от Кирюхи в подарок серьги, не принадлежавшие никому из нас.

— Ты здесь! — выдохнула Софья, и словно порыв холодного ветра пронесся по коридору. — Я чувствую тепло твоей души! Ты останешься тут, со мной, навсегда!

Я рванулась из ее рук, но она лишь сильнее вдавила ладони мне в плечи и медленно склонила голову. Я отчетливо видела ее серые глаза, опушенные густыми ресницами. В них не играла, не искрилась жизнь. Только тоска и уныние. Мертвые глаза покойницы смотрели на меня.

— Я не вижу тебя. Как жаль, — снова прошелестела она. — Но я знаю, какая ты. Я видела тебя в зеркалах. И у тебя есть то, что принадлежит мне!

Тонкие, холодные как снег пальцы паучьими лапками пробежались по моему лицу. Софья ощупывала его, как это делают слепцы, знакомясь с чертами собеседника. Но как только кончики ее пальцев коснулись мочки уха, невидимая пелена между нами упала. Софья распахнула глаза, но зрачки ее не увеличились, как это бывает при удивлении, а остались игольными остриями зрачков мертвеца.

— Серьги! — воскликнула она. — Они мои!

И она попыталась сорвать их. Но что-то не давало ей сделать это, хотя я стояла ни жива ни мертва и готова была отдать все, что она захочет, лишь бы этот кошмар закончился.

— Они мои! — застонала Софья и, отпустив меня, спрятала бледное лицо в ладони.