Кукла в чужих руках - Алексеева Наталия

Те жгучие, из холодного металла, с голубыми камешками. Как во сне я взяла со стола стеклянную вазочку, и серьги тяжело упали в ладонь. По очереди я нацепила их и замерла, прислушиваясь к себе. И спокойствие пришло. Кто-то обнимал меня, но не ласковыми теплыми объятиями, а ледяными, убивающими чувства руками. И сердце перестало бешено стучать, дыхание успокоилось, ладони похолодели. И вот я уже смотрю на себя со стороны и знаю, что должна сделать, чтобы это умиротворение длилось вечно.

Откинув занавеску, я прижалась пальцами к замерзшему стеклу, распластала ладони и надавила. Стекло упруго не поддалось. Тогда я подергала ручку, но ее заклинило.

Решив, что есть и другие варианты, я бесстрастно подошла к шкафу и открыла мамину половину. На полках, где она хранила свои инструменты и материалы для маникюра, стояла маленькая черная сумочка. Я расстегнула молнию и заглянула внутрь так уверенно, словно кто-то указывал, где искать. Обнаружив небольшое бритвенное лезвие, я улыбнулась и направилась в коридор. Я больше ничего не чувствовала. И это было прекрасно! Наверное, такое же блаженство успокоения испытывает муха, когда паук впрыскивает первую порцию яда в ее бьющееся в предсмертном ужасе тело: один укол, и она замирает, цепенеет и не сопротивляется.

Я зашла в ванную, присела на бортик и включила горячую воду. Кирюхи дома нет, и спустить воду в туалете некому.

— Кира! Прости, но это будет последняя злая шутка меж нами, и выиграю в негласном соревновании я!

Когда ванна наполнилась, я, не снимая платья, забралась в горячую воду. Жарко. Я слизнула соленые капельки над верхней губой, но холод внутри оставался таким же жестоким. Равнодушно я наблюдала, как мои пальцы, направленные чужой волей, зажали лезвие и протянули им по коже запястья. В воде расцвели багряные пионы. Сначала они трепетали бутонами, затем распустили лепестки и выбросили стрелы побегов. Голова закружилась, я перестала смотреть на бордовые цветы, положила голову на край ванной и закрыла глаза.

Глава 27. Призрачная девушка

Очнулась я, будто плавно вынырнула из теплой глубины. Но обнаружила себя не в воде, а внутри пустой ванны. Расфокусированный взгляд уперся в кафельную стену. Она оказалась белого цвета, новая и блестящая, а не зеленая и обшарпанная, как раньше. Кранов почему-то стало два, и торчали они посередине, да и сама ванна была другая — большая, в такую я могла, вытянувшись, погрузиться целиком.

Испытывала я неимоверную усталость: руки и ноги налились свинцом, голова болела, подташнивало и хотелось прилечь. Словно я без подготовки пробежала марафон. Я лишь мельком удивилась переменам и с трудом поднялась. Переступив через край ванны, босыми ногами ступила на холодную, как мрамор, кафельную плитку. Вышла в коридор и растерянно остановилась: что-то было не так. Другие обои, натертый до блеска, выкрашенный коричневой краской деревянный пол. И воздух густой как туман, и приходилось вглядываться сквозь него.

Я испуганно глянула на руку — на коже темнели две багровые полоски спекшейся крови. Потрогала пальцем — не больно. Я оперлась ладонью о стену, но она вдруг податливо прогнулась, мягкая и упругая, будто пружинный матрац. В ужасе я отдернула руку. Что же это такое?! Что происходит?! Что случилось с реальностью?!

Я бросилась бежать, но оказалось, что это невозможно! Движения были замедленны, как в воде, в глубоком бассейне, — шагаешь, а продвигаться получается только на небольшое расстояние. Кое-как я добрела до соседской двери.

Против обыкновения, она оказалась заперта, но продавливалась совсем как стена. Я поспешила ко входной двери, но и она не поддалась. В отчаянии я забарабанила по ней кулаками. Звуки получались глухие, словно я колотила в подушку. Не зная, что предпринять, я сжала руки и привалилась к стене. Что это за место? Как мне выбраться?

И вдруг дверь нашей с мамой комнаты начала медленно открываться. Почти не дыша, я смотрела, как она движется — словно в фильме на медленной перемотке. Наконец дверь полностью раскрылась. На пороге стояла девушка. Я сразу ее узнала. Это была та, что гналась за мной в клубе, склонялась над моей кроватью и обещала забрать с собой, та, портрет которой я нарисовала, а потом сожгла в печи. На ней было длинное черное платье с кружевным воротничком и белоснежный передник. Подобные наряды я видела на картинах прошлых веков — так одевались служанки из богатых домов.

Надеясь, что она меня не заметит, я вжалась в податливую стену. Служанка шагнула в коридор и огляделась. Туман, заволокший это странное место, в которое превратилась наша квартира, мешал ей меня увидеть. Девушка снова ступила вперед, но тут раздался требовательный перезвон.

Медленно, как во сне, я повернула голову. Над дверью, настойчиво призывая открыть, раскачивался допотопный медный колокольчик. Служанка взметнула руки, поправила прическу и поспешила навстречу беспокойному гостю. В квартиру быстро вошел молодой мужчина. Он снял длинное темное пальто и остался в коричневом костюме в тонкую полоску. На ногах его блестели лаковые ботинки. Он снял цилиндр, небрежным жестом отдал девушке и пригладил напомаженные волосы. Его слащавое лицо украшали пышные усы.

— Ах, Серж! — воскликнула девушка и подалась ему навстречу. Голос ее доносился глухо, как из-под одеяла.

Молодой человек небрежно чмокнул ее и скрылся в комнате. Она суетливо оглянулась и бросила цилиндр на тумбочку с короткими львиными лапами вместо ножек.

Я отлепилась от податливой стены и крадучись прошла за ними следом. Заглянула в комнату и поразилась перемене: из знакомых мне предметов тут осталась только печь. Вместо моей кровати стояла другая — с высокой черной спинкой, застеленная ажурным покрывалом. Возле нее притулился диванчик, на котором и устроился гость.

— Серж, ах, Серж, наконец-то ты пришел!

Девушка, примяв юбку, опустилась на пол и страстно обняла его колени. Со своего места мне было хорошо видно, как она прильнула щекой к его ногам, а потом запрокинула голову и преданно заглянула в лицо. Молодой человек равнодушно достал из внутреннего кармана пиджака толстую сигару и, откусив кончик, сплюнул.

— Софья, — сказал он, и я вздрогнула, — принеси-ка огня и чего-нибудь выпить.

Она мгновенно вскочила на ноги и бросилась к печи. Распахнула металлическую дверцу и черными щипцами, похожими на длинные ножницы, вытащила алый уголек. Осторожно на вытянутых руках поднесла щипцы к дивану. Молодой человек прикурил и вальяжно откинулся на спинку.

— Выпить, Софья! Я просил принести чего-нибудь выпить.

— Серж, — она виновато потупилась, — ты же знаешь, господа не позволяют нам держать спиртное.

— Так я и поверил, маленькая лгунья! — Серж самодовольно рассмеялся. — Уж где-нибудь за шкафом у тебя найдется графин с наливкой, украденный из столовой!

— Что ты такое говоришь. — Девушка смущенно улыбнулась и поставила щипцы к печи. — Это было всего только один раз и лишь для тебя!

Она села рядом с ним на диван, поджала под себя ноги и обняла молодого человека за плечи.

— Серж, ты так долго не приходил! Ах, как тяжко делать вид, что мы едва знакомы! Ты…

— Не говори мне «ты»! В этом городе, где каждая собака знает меня в лицо, ты не должна этого себе позволять!

— Но, Серж, мы одни. Лизавета еще не вернулась. И у нас есть немного времени, пока твоя тетушка не позвонит к ужину. У, этот противный колокольчик! Трезвонит и трезвонит каждую минуту, вечно твоей тетушке что-то от меня требуется! — Она надула губки. — А как неприятно притворяться, прислуживая за столом! Но ты ведь меня любишь, Серж? Любишь?

Она схватила его гладко выбритый подбородок и развернула к себе.

— Софья! — Он высвободился из ее ладоней.

— Но мы ведь уедем? Уедем? Ты обещал, Серж! Я так много тебе отдала!

— Невелик подарок! — отмахнулся он. — Скажи, ты сделала, как я велел?

— Нет, ты мне скажи, готов ли ты исполнить свои обещания?

— Ты ставишь мне условия?!