Вайделот - Виталий Гладкий

На пиру главный повар отнесся к монаху и менестрелю не очень приветливо – из-за обилия забот, но когда святой отец однажды побеседовал с ним на разные отвлеченные темы, кухмистер проникся к нему не просто дружескими чувствами, а христианской любовью. Это только менестреля монах никак не мог достать своими проповедями, но других людей он вмиг опутывал незримыми путами своего краснобайства, и потом мог лепить из них все, что угодно, – язык у отца Руперта, несмотря на некоторую медлительность натуры, был подвешен отменно. На кухне его всегда ждала кружка пива и еда – пусть не изысканная, но достаточно сытная.

После того как Мохнатый Тео договорился с Хубертом, что тот будет месяц работать без содержания, он сразу же прекратил кормить менестреля и монаха бесплатно – так сказать, авансом. Плутоватый жонглер не стал с ним спорить, благоразумно решив, что месяц – это недолго, и когда пробьет нужный час, он сдерет с харчевника три шкуры. Да и денежки у него водились, поэтому он не сильно переживал, что отощает. К тому же у менестреля всегда была отличная возможность подхарчиться и выпить, присев за чей-нибудь стол. А поскольку он стал в Эльбинге выдающейся личностью, приглашения разделить трапезу сыпались на него со всех сторон.

Чего нельзя было сказать про отца Руперта. Увы, менестрель не мог таскать его за собой везде, как комнатную собачку, поэтому несчастный монах сидел где-нибудь в уголке харчевни, жевал постное мясо, запивая его скверным пивом, и пожирал глазами ухаря-менестреля, который после каждой второй или третьей по счету песни поправлял свое здоровье кубком доброго вина и закусывал свежим жарким с чужого стола.

Когда монах заикнулся, что неплохо бы выделить ему на обеды в харчевне денежек побольше, Хуберт не стал грубить, хотя мог бы ответить просто: «А с какой стати, ваше преподобие? По-моему, я не состою с вами в родственных отношениях и уж тем более не подписывался кормить всех бездельников, встретившихся мне по пути».

Он всего лишь надел на себя постную маску ханжи и сказал: «Святой отец, между прочим, грех чревоугодия стоит пятым в списке семи смертных грехов. Он – подобие греха алчности, когда человек жаждет многого и при этом распускает себя, теряет силу воли, ум и приходит в итоге к греху уныния. Придется вам потерпеть, ведь денег у меня немного, а что будет дальше, знает только Господь». Поэтому предложение кухмистера приходить к нему для душещипательных бесед почаще отец Руперт воспринял как дар небес.

Прусский знахарь-вайделот внимательно осмотрел Ханса фон Поленца, который был в забытьи, провел несколько раз руками над ним, не касаясь тела, и сказал:

– Я берусь его лечить. На нем нет крови моих братьев.

«Пока нет…» – печально подумал Хуберт.

Знахарь попросил менестреля принести кувшин горячей воды, затем в чашу, сделанную из какого-то диковинного камня – молочно-белого, с розоватыми и коричневыми прожилками, – отсыпал несколько щепоток разноцветных порошков из доброго десятка кожаных мешочков, залил их водой, тщательно взболтал гусиным пером (жидкость в чаше даже запенилась) и заставил рыцаря выпить эту дьявольскую смесь. Бедняга, до этого вялый и апатичный, вдруг рыкнул, как зверь, и резко сел, безумно вращая округлившимися глазами, которые, казалось, готовы были выскочить из орбит.

«Ой-ей! – подумал испуганный менестрель. – А что, если после этого “лечения” рыцарь умрет? Тогда все, конец, меня вздернут на первом попавшемся суку. На кой ляд ты, дурень, связался с этим дикарем?! Уж не дьявол ли нашептал тебе мысль обратиться за помощью к варварам-идолопоклонникам?»

Тем временем прусский знахарь разжег некое подобие кадильницы, шатер наполнился отвратительно пахнущим дымом, и прусс, бренча колокольчиком, начал прыгать вокруг ложа с больным рыцарем, исполняя некое подобие вакхического танца. Хуберт, которого оттолкнули в сторону, дабы он не мешал, несколько раз чихнул и, чувствуя, как с головой начало твориться что-то непонятное, поторопился выскочить наружу, где неприкаянно топтался Эрих.

– Ну что там? – с надеждой спросил он менестреля.

– Лечит… – хмуро буркнул Хуберт, одним ухом прислушиваясь к тому, что творилось за тонкими стенами шатра;он был весь в сомнениях и терзаниях.

Изнутри послышались завывания знахаря, который начал распевать какие-то варварские гимны, как показалось менестрелю. Так продолжалось довольно долго. Эрих, у которого не хватало терпения, порывался несколько раз хотя бы одним глазом заглянуть в шатер, чтобы увидеть, чем занимается знахарь, но менестрель не позволил. Наконец кошачьи вопли варвара затихли, и он совершенно тихо и неожиданно нарисовался на фоне шатра, будто из-под земли выскочил. Эрих даже шарахнулся от него в сторону.

– Злой дух покинул тело рыцаря, – на ломаном языке сказал знахарь. – Посмотрите…

Менестрель и Эрих вошли в шатер и увидели изрядно исхудавшего рыцаря, который рылся в ворохе одежды, разыскивая свои портки. Он все еще был бледен, но бодр, а когда увидел Эриха, то рявкнул:

– Какого дьявола ты не принес мне поесть?! Тащи сюда жаркое и побольше вина. Да поторапливайся!

Обрадованного оруженосца словно ветром вымело из шатра, но тут его поймал за руку менестрель и, кивнув в сторону знахаря, властно сказал:

– Заплати за услугу!

Тяжело вздохнув, Эрих полез в свой кошелек, достал медную сарацинскую монетку, которая была в ходу среди рыцарей-крестоносцев, и положил ее на заскорузлую ладонь дикаря. Но в руке знахаря она долго не задержалась. Он с негодованием бросил ее под ноги оруженосцу и снова требовательно протянул к нему ладонь. Эрих хотел было возмутиться от такой наглости, но тут менестрель бесцеремонно отобрал у него кошелек, выудил оттуда три серебряных генуэзских гроссо[45] и дал их знахарю. Тот попробовал одну монету на зуб, оскалился по-волчьи, – наверное, это он так улыбался – и сказал:

– Щедрость – дар богов. Возьми это, – он протянул Хуберту кожаный мешочек со снадобьем. – Будешь давать рыцарю по щепотке три раза в день перед едой. Можно не с водой, а с пивом или вином. Поить ровно семь дней. После этого наступит полное выздоровление.

– Благодарю тебя… – менестрель вежливо поклонился.

Знахарь присмотрелся к нему внимательней и вдруг сказал:

– Ты хороший человек, поэтому мой тебе совет – держись подальше от воды.

С этими словами он быстрым шагом направился к околице селения, где воины-стражи сделали вид, будто его не заметили, и вскоре исчез за поворотом дороги. Эрих побежал в харчевню, чтобы принести обед своему господину, а несколько смущенный менестрель еще долго смотрел вслед знахарю, хотя того уже и след простыл. Что этот дикарь имел в виду, когда предупредил его, чтобы он держался подальше от воды?