Искатель. 1964. Выпуск №3 - Артур Кларк

— Но эта рама?

— Пока это рама. Когда-нибудь люди станут строить такие звездолеты. Так я думаю. Здесь работает всего лишь фи-компонента гравиполя. Это поле непроницаемо для многих вещественных субстанций. А когда оно выключается, остается рама. И вот этот реактор. Легкость транспортировки, простота управления. И другие достоинства…

Холодовский развернулся рядом. В вытянутых верхних руках его скваммер нес готовый прибор. Так во время оно подавали на стол самовар — некогда тоже плод технической мысли и конструкторского остроумия.

— Ну вот, — облегченно вздохнул Холодовский, словно он опустил тяжелую ношу, и вытер пот со лба. — Только что это испытывалось в закрытом доке, и все оказалось в порядке. Берет направление с точностью до градуса, больше нам пока, по сути, и не нужно. Сейчас испытаем в пустоте.

— Что он будет принимать?

— Гур зайдет со стороны экранов с пороховой ракетой. Она пройдет мимо и оставит пахнущий след. Несколько в стороне от направления, в котором я сейчас ориентирую озотаксор — так мы его назвали. Дуг, не лопни в своей раме от самодовольства.

— А что? — сказал Дуглас. — Это уж, Слава, ну, ну… Обзор исключительный, на ходу легка. И забот всего — через месяц заменить элементы реактора. Вот покатаюсь в свое удовольствие — отдадим на Землю. Пусть запускают в серию.

— Что ж, пусть… — рассеянно отозвался Холодовский. — Кедрин, держи: блок записи. Еще не закреплен, так что держи на руках и старайся не дергать: полетят провода… Твое дело следить, как будет писаться. Гур, где ты там?

— Я здесь, любезный друг. Скучаю по позиции и ожидаю решительной команды.

— Ты взял прицел точно?

— О, конечно, нет, — сказал Гур.

— Ну, Гур, — сказал Дуглас. — Ну, ну… Только не старайся, чтобы твоя ракета угодила в нас.

— Не буду стараться, — пообещал Гур.

— Внимание, — сказал Холодовский. — Наблюдать. Гур, пять. Четыре. Три. Два. Один. Да!

Кедрин не отводил глаз от толстого стекла, за которым неподвижная круглая пластинка, кажется, никак не собиралась реагировать на запуск небольшой сигнальной ракетки. Кедрин уже хотел сказать, что запись не работает, как вдруг пластинка медленно тронулась с места, закрутилась, подставляя магнитной головке все новые участки. Затем пластинка остановилась, и это означало, что все кончено.

— Очень хорошо! — сказал Холодовский. — Гур, вторую… Пять, четыре, три…

Была выпущена вторая, и третья, и пятая. Прибор действовал — да иначе, собственно, и быть не могло. Испытания кончились. Дуглас сказал:

— Теперь бы настоящий запах — для окончательной уверенности…

— Не каркай, о мой дотошный друг! — сказал издалека Гур.

— Не думаю, что надо еще убеждаться, — сказал Холодовский. — Все ясно. Надо монтировать мобильный экран и считать проблему решенной. Запаха больше нет. Максимум, что еще можно сделать, поставить еще парочку таких агрегатов с разных сторон. Хотя те направления и не столько метеороопасны… Например, нет никаких оснований предполагать, что какая-то группа метеоров может вторгнуться в нас, скажем, со стороны девяносто — семнадцать. Или двести семь — ноль восемь — сто…

Холодовский не успел закончить. Высокий, пронзительный вой раздался в телефонах. Кедрин невольно зажмурился. Вой повторился, затем негромкий голос произнес:

— Тревога номер один… Тревога один… Метеоры высокой энергии, пакетами, направление девяносто три — восемьдесят семь — пятнадцать. Угроза кораблю. Угроза кораблю. Немедленно принять меры. Укрыться в спутнике. Метеорный патруль начинает отсчет… Заградители, огонь! Заградители, огонь! Пять минут ровно. Четыре пятьдесят восемь. Четыре пятьдесят шесть…

Анатолий ДНЕПРОВ

СЛЕДЫ НА ПАРКЕТЕ

Я убежден, что для создания современного научно-фантастического произведения необходимо знать современную науку. Конечно, от писателя-профессионала нельзя требовать знания научного предмета во всей его полноте и глубине. Однако общие принципы, которые положены в основу научно-фантастического произведения, не должны противоречить тому, что знает читатель из школьных учебников.

Конечно, научно-фантастическое произведение не является ми научным трактатом, ни научной статьей. Это прежде всего художественное произведение. На мой взгляд, идейная направленность и художественная значимость произведения определяют объем «научного» и «фантастического».

В любой науке всегда есть много нерешенных проблем, по поводу которых высказываются различные точки зрения. Чем необычнее предположение, тем легче оно может быть использовано для построения «научной интриги» фантастического произведения. Однако наука не стоит на месте, накапливаются новые экспериментальные факты, и в конце концов из множества разнообразных гипотез «выживает» только одна. Она превращается в достоверное знание. Что же при этом происходит с художественными научно-фантастическими произведениями, которые были построены на ложных гипотезах? Даже при очень высоком художественном качестве они много теряют, особенно в глазах грамотного, следящего за развитием науки читателя. Вот почему, мне кажется, создание фантастического произведения-гипотезы очень сложное и ответственное дело.

Рассказ «Следы на паркете», по существу, не является научно-фантастическим рассказом, а скорее рассказом о некоторых научно-фантастических рассказах-гипотезах. В последнее время их в научно-фантастической и даже научно-популярной литературе было немало. Путем остроумного сочетания разрозненных фактов авторам удавалось построить якобы «достоверную» теорию непонятного явления природы. Кажущаяся логическая строй-кость и остроумие таких построений придают произведению видимость научной достоверности. Этот прием ставит иного читателя в тупик: из научных трудов ему известно одно, а писатель доказывает совершенно противоположное. Кому же верить!

В связи с этим я не могу не вспомнить небольшой «трюк». Еще в студенческие годы я проделывал его с теми своими знакомыми, которые не очень хорошо знали элементарную алгебру. Я предлагал написать на листке бумаги любые числа, причем количество их было совершенно произвольным. Посмотрев на эти числа «таинственным» взглядом, я писал уравнение соответствующей степени, корнями которого как раз и являлись наугад взятые числа. Сами числа были случайными, но, оказавшись корнями уравнения, да еще высокой степени, они вдруг приобретали какое-то особое, «магическое» значение. Существует совершенно формальное правило, как любые числа сделать корнями уравнения, причем сделать это можно разными способами. Аналогично любой конечный набор разрозненных фактов можно множеством путей «вогнать» в логическую схему. Однако от этой схемы до достоверной теории еще очень далеко.