Искатель. 1964. Выпуск №3 - Артур Кларк

— Тоннельные диоды, — сказал Холодовский.

— Маленькие, милые, старые тоннельненькие диодики, — сказал Гур. — Ну и что?

— Это годится, — сказал Кедрин. — Это стоит продумать. А я пока подумаю над антенной.

— Тогда отключись, — сказал Дуглас. — Тебе мешают голоса?

— Нет, — сказал Кедрин. — Когда отключаюсь, нет.

Он на мгновение напрягся — и каюта с тремя людьми ушла куда-то, осталась пустота, и в ней четкие синусоиды колебаний, резкие и совсем слабые, и образующая. Потом образующая осталась одна, синусоиды исчезли — и надо было лишь восстановить их, поймать и подвести к тому, что сейчас продумывали трое монтажников. Как это сделать? Кедрину представились какие-то еще не совсем ясные ему силы в виде крючков, которые протягивались со всех сторон и старались выудить из пустоты одну синусоиду и оттащить ее от остальных, но это не удавалось. Потом сбоку появилась вторая слабая синусоида; она мерно пульсировала, колебалась, и это был резонанс.

Он записал резонанс где-то в левом верхнем углу плоскости, которая представлялась ему, и стал думать дальше. Он начал мыслить формулами, но невооруженный мозг оказался не столь пригоден для этого, как «Элмо». Тогда он вернулся к резонансу, потому что другие схемы, чертежи и графики, которые он представлял себе, не дали никакого намека на необходимое решение. Он вернулся к резонансу и понял в общем, что именно следует вводить в машину, которую ему обещали предоставить. После этого он, вздохнув, проник в оставленный было мир действительности.

Остальные трое молчали, очевидно тоже найдя свои задачи и отключившись от всего остального. Кедрин отдыхал, голова казалась какой-то пустой. Вскоре встрепенулся Дуглас, поднял голову, задумчиво посмотрел на Кедрина, видимо еще не узнавая его, потом узнал.

— Я представляю так, — сказал он. — Вот тело прибора. Вход. Фильтр. — Он взял невидимый фильтр и поставил его на место, присоединил. — Здесь идут каскадные блоки. Усиление «А» и «а» малое… — Он продолжал точными движениями размещать элементы прибора. — И вот выход на озометр. За ним — выходы на запись и на контроль. Все.

— Чудесно, мой проектирующий друг! — Гур вступил в разговор легко, словно и не выключался. — Чудесно! Отфильтрование по амплитуде у меня вроде бы получается. Остается лишь подождать, пока вернется наш друг Слава, и если окажется, что и у него все в порядке…

— У меня не все в порядке, — мрачно проговорил Холодовский, не открывая глаз. — Я же говорил, что не могу думать в такой сутолоке мыслей. Мне нужно большое помещение. Пожалуй, пойду в док.

— В доке стоит транссистемник «Балтика». Ему надо менять гравигенную аппаратуру, выработался весь ресурс.

— Кстати, — сказал Кедрин. — А почему за «Гончим псом» не посылают транссистемник? Ведь в конце концов орбита Трансцербера относительно недалеко, за бывшими рубежами солнечной системы, за орбитой Цербера. Неужели он не дошел бы за три месяца?

— Увы, изобретательный друг мой, — сказал Гур. — Импульсному транссистемнику туда идти полгода. У него ведь не диагравионный привод, а всего лишь ионный. Это медленные транспортные корабли, транссистемники. Их задача — заходить за орбиту Сатурна, не дальше. Ведь дальше вообще проникают считанные экспедиции. Их возят длинные корабли, которые чаще всего забрасывают их по дороге — по дороге к звездам.

— А обратно?

— Обратно их, как правило, забирают тоже длинные. Сроки экспедиций заранее рассчитаны, а посты на дальних планетах не меняются чаще, чем раз в год.

— Не хотел бы я попасть на дальнюю планету, — сказал Кедрин.

— Обещаю, что в ближайшие дни ты туда не попадешь, — сказал Гур. — Но если ты хочешь попасть к вычислителю, который я забронировал для тебя на часок, то время торопиться.

Кедрин вскочил.

— К вычислителю! — ликующе сказал он. — Вот это да!

— Не радуйся, это не «Элмо»…

— Все равно. Хотя, конечно, было бы намного легче работать, если бы здесь была нужная степень автоматизации. А то ведь Дугласу пришлось самому компоновать прибор. У нас в институте это отдали бы в композиционное устройство и на программу.

— Вот они, — сказал Гур, укоризненно качая головой, — вот они, привычки кабинетников! Мало вычислить — еще и скомпоновать, и запрограммировать, и еще, наверное, передать автоматам не только для изготовления, но и для испытания. Так?

— А как же иначе?

— Нет, — сказал Дуглас.

— Зачем, о друг мой? Зачем лишать себя радости? Можно работать и головой и руками. И, придумав прибор, его делают. Хотя бы опытный экземпляр. Это доставляет радость. Союз рук и головы. Ведь руки сделали человека человеком. Руки! И мозг.

— Слепцов, мой руководитель, говорит, что это устарело.

— Кушать за себя ты тоже доверишь машине? Нет? А почему?

— Да простится мне это! — сказал Холодовский. — Целовать женщину ты будешь сам? Или и это доверишь машине? Чтобы она делала это для тебя?

«Не красней, — сказал себе Кедрин. — Не красней, слышишь?»

— Довольно, монтажники, — сказал Гур. — Вы вогнали его в краску, о мои язвительные друзья! О, как томит его сознание собственного консерватизма! Томит ли, о друг мой?

— Томит — мрачно ответил Кедрин.

— Посему ступай же на вычислитель, сделай расчеты.

И тогда…

Дверь каюты начала растворяться медленно и неумолимо — так медленно и неумолимо, словно за нею стояла сама судьба. С минуту никто не входил. Затем на пороге показался Герн, глаза его задумчиво смотрели из-под нависающего лба. Он остался стоять в дверях, глядя куда-то вдаль и всем своим видом выказывая крайнее удивление.

— Если он удивится еще сильнее, брови окажутся на затылке, — хладнокровно констатировал Гур.

— Ага, — сказал Герн, и брови его на миг заняли нормальное положение. — Это вы. Мне так и казалось с самого начала, но я не был уверен.

— Гур, он узнал тебя по перлам остроумия, — сказал Холодовский.

— Допустим, — сказал Герн. — Так зачем я пришел? А, вот что: мы разобрались в этих фотографиях. Конечно, это было нелегко, но мы разобрались.

— Ну? Что это такое? Что это было?

— Вот именно! — сказал Герн. — Что это было? Этого никто не знает. Я склонен лишь думать, что это было нечто, чего теперь уже нет. Потому что, по моему убеждению, это было явление взрывного порядка. Если аннигиляция, то мог взорваться корабль. Если атомный взрыв, то могла взорваться и не очень большая планета.

— К чему такие сравнения? — сердито проговорил Холодовский. — Почему надо сравнивать именно с кораблем?

— Потому, — сказал Герн, — что направление-то мы установили точно. Это в пределах ошибки — направление на Трансцербер. Или на корабль. На таком расстоянии это практически одно и то же.