К югу от мыса Ява - Алистер Маклин

— Это здесь? — были первые слова, произнесенные им со времени ухода из кампонга.

— Это тот дом, — прерывисто проговорил Телак. — Самый большой в Бантуке.

— Как и следовало ожидать. — Николсон помолчал, утирая пот. — Они прибудут этой дорогой?

— Другого пути нет. Они пройдут здесь. Если, конечно, еще не прибыли.

— Если еще не прибыли, — эхом отозвался Николсон. Впервые страх чуть не привел в смятение рассудок, грозя свести на нет весь замысел; но старший помощник безжалостно отогнал его. — Если они уже там, рассчитывать не на что. Если нет, то мы можем немного отдышаться — мы не должны действовать полумертвыми от усталости. Как вы считаете, боцман?

— У меня руки чешутся, сэр, — тихо сказал Маккиннон. — Давайте начнем прямо сейчас.

— Много времени это не займет, — успокоил его Николсон, и повернулся к Телаку. — Над стенами, я вижу, шипы?

— Верно, — мрачно ответил Телак. — Сами по себе шипы — дело преодолимое, но они под током по всему периметру.

— Так это единственный вход? — тихо спросил Николсон.

— И единственный выход.

— Понятно. Даже очень. — Минуты две разговор не возобновлялся. В тишине слышалось лишь становившееся более ровным дыхание. Николсон с нечеловеческим терпением ждал момента, когда силы восстановятся максимально. Наконец он выпрямил плечи, вытер ладони об обгоревшие остатки своих защитных штанов и повернулся к Телаку.

— По этой стороне мы миновали высокую стену примерно шагов за двадцать отсюда?

— Правильно, — кивнул Телак.

— За стеной, близко от нее, растут деревья?

— Я тоже их заметил, — опять кивнул Телак.

— Давайте вернемся туда. — Николсон, держась ограды, неслышно направился обратно.

Все было проделано за какие-то две минуты, и в двадцати шагах никто не услышал и намека на звук. Николсон лег на землю у основания стены и тихо застонал. Тишина. Он застонал громче и жалобнее. Через несколько секунд один из часовых выпрямился и настороженно уставился на дорогу. Мгновение спустя второй проделал то же самое. Солдаты переглянулись, торопливо перекинулись парой фраз и, поколебавшись, побежали вниз по дороге. Один включил на ходу фонарь. Николсон заохал еще громче и скрючился на земле, повернувшись к подбегавшим спиной, чтобы в нем не сразу узнали уроженца Запада. В мечущемся луче фонаря он уловил мерцающий блеск штыков — любой взвинченный до предела охранник, вероятно, все-таки предпочел бы иметь дело с трупом, нежели с живым неприятелем, независимо от того, сколь сильно он ранен.

Громыхая по мощеной дороге тяжелыми ботинками, солдаты перешли на шаг, остановились рядом с лежащим, наклонились над ним и в таком положении умерли: один — со всаженным в спину по самую рукоять кинжалом спрыгнувшим сверху со стены Телаком, второй — с сомкнувшимися вокруг шеи жилистыми руками Маккиннона, сразу как Николсон внезапно выбил ногой винтовку из его рук.

Старший помощник быстро вскочил и всмотрелся в бездыханные тела. Слишком малы, с горечью подумал он, слишком заметно малы. Он рассчитывал на униформу для маскировки, но они одна не была впору никому из них. Времени же терять было нельзя. Телак и Николсон подняли одного охранника за лодыжки и запястья и, раскачав, перекинули с помощью Маккиннона через высокую стену с глаз долой. Второго постигла та же участь. Вскоре все трое уже были на территории особняка.

Хорошо освещенная подъездная аллея была окаймлена высоким кустарником и подстриженными деревьями. По правую руку, за деревьями, шла лишь стена с электрическим ограждением поверху. Слева покато расстилалась широкая лужайка, кое-где с небольшими прогалинами, но в целом прекрасно ухоженная, с разбросанными по ней Небольшими купами карликовых деревьев. Свет на лужайку лился с аллеи и фасада дома, освещая ее, впрочем, лишь частично. Бесшумно перебегая от одного дерева к другому, они достигли кустарников, примыкавших к крыльцу особняка. Николсон наклонился к уху Телака.

— Вы были здесь прежде?

Телак покачал головой в темноте.

— Что-нибудь знаете о других дверях? Не слышали, окна зарешечены, оснащены сигнализацией или под напряжением?

Телак не знал.

— Это решает дело, — прошептал Николсон. — Парадная дверь. Они не рассчитывают, что такие посетители воспользуются парадной дверью. — Оттянув ремень, Николсон вытащил врученный ему Телаком паранг и медленно встал с колен. — Без шума, безо всякого шума. Быстро, тихо и спокойно. Мы не должны обеспокоить хозяев.

Он почти шагнул вперед, когда под давлением Маккиннона вновь почти упал на колени, подавив приглушенное восклицание. Маккиннон весил добрых двести фунтов и был феноменально силен.

— Кто-то приближается, — выдохнул Маккиннон. — Должно быть, здесь есть наружная охрана.

Николсон секунду вслушивался, затем покачал во мраке головой, ничего не слыша. Но боцману он все-таки верил — слух Маккиннона был под стать его удивительному зрению.

— Не по гравию, а по бордюру, — пробормотал Маккиннон. — Идет в эту сторону. Я возьму его на себя.

— Оставьте, — решительно покачал головой Николсон. — Слишком много шума.

— Но он услышит наши шаги по гравию. — Голос Маккиннона стал еще тише, и теперь и до Николсона донесся шелест ног по мокрой траве. — Шума не будет. Обещаю.

Николсон кивнул и в знак согласия сжал руку боцмана. Человек находился уже практически напротив них, и старший помощник поежился. Этот солдат должен был стать четвертой за ночь жертвой тихого и мирного шотландца-боцмана, и пока что лишь одной из них удалось издать некое подобие звука. Как же долго можно прожить с человеком — три года в данном случае — и так его толком и не узнать…

Человек стоял совсем рядом, повернув голову к освещенным окнам и доносившемуся из-за их спин отдаленному гулу голосов, когда Маккиннон вырос словно ниоткуда, бесшумный, как призрак, и стальной хваткой сдавил его шею. Не было никакого шума, ни малейшего его признака.

Оставив труп в кустах, опасаясь бродивших по территории особняка охранников, они спокойно и осторожно пересекли гравий, поднялись по ступенькам крыльца и беспрепятственно миновали распахнутые настежь двойные двери.

Мягко освещенный люстрой просторный холл с высоким сводчатым потолком и обшитыми чем-то, очень напоминавшим дуб, стенами блестел мозаичным паркетным полом из западноавстралийского эвкалипта, каури и еще какой-то светлой твердой тропической древесины. С двух сторон холла наверх плавно изгибалась широкая лестница более темного, чем обшивка стен дерева, смыкаясь с поддерживаемым колоннами широким балконом, опоясавшим три стены. Двойные двери у подножия лестниц были заперты, а в глубине холла, одностворчатая, открыта.

Николсон знаком показал Маккиннону и Телаку встать с каждой стороны двойных дверей справа, а сам, мягко ступая, направился по холлу к открытой. Он чувствовал под ногами твердый холодный пол — должно быть, во время изматывающе долгого бега он стер последние, полуистлевшие при выносе Ван Эффена из полыхавшего дома остатки подошв. Мозг автоматически отметил это и тотчас отторгнул из сознания, уже долгое время противодействовавшего боли, терзавшей сырую обожженную плоть. Ледяное чувство индифферентности по-прежнему оставалось с ним.

Плотно прижавшись к стене, старший помощник прислушался к звукам за открытым дверным проемом. Поначалу тишина казалась абсолютной, затем он уловил неявные далекие отзвуки голосов и случайный звон посуды. Очевидно, кухня и помещения слуг, — что вполне предположимо, учитывая подходящее для поздней вечерней трапезы время. Значит слуги — или слуга — могли в любой момент войти в холл, миновав видневшийся за дверным проемом коридор. Затаив дыхание Николсон подался впереди на мгновение выглянул за дверь. В длинный, тускло освещенный коридор выходили три двери, две боковые были закрыты, а из третьей, в дальнем конце, — падал белый прямоугольник света. Убедившись, что вокруг никого нет, Николсон шагнул в коридор, нашарил с другой стороны двери ключ, вытащил его, вышел обратно в холл и, мягко прикрыв за собой дверь, запер ее.

Затем снова неслышно пересек холл и присоединился к стоявшим у белых двойных дверей Маккиннону и Телаку. Оба не отрывали от него глаз. Маккиннон по-прежнему был мрачным и непримиримым, а перепачканный кровью Телак с посеревшим от усталости смуглым лицом выглядел ужасно, однако было ясно, что жажда мести поддержит в нем силы и энергию, сколько потребуется. Николсон шепотом отдал ему краткие указания и подождал, пока он не проскользнет за лестницу справа.

Приглушенный гул голосов за двойной дверью иногда прерывался взрывами грубого хохота. Несколько секунд Николсон вслушивался, приложив ухо к щели, затем проверил каждую створку по очереди бесконечно осторожным касанием указательного пальца. Обе едва заметно поддались, и Николсон, удовлетворенный, выпрямился и кивнул Маккиннону. Они подняли оружие, и, распахнув дверь одновременным ударом ног, вошли в комнату.