Книги крови V—VI: Дети Вавилона - Клайв Баркер

— Где вы? — окликнул Клив, подойдя к порогу кухни с открытой духовкой, с посудой в раковине, где из крана бежала вода. — Покажитесь.

Глаза уловили движение, и он посмотрел через дверь. Там был человек. Он был там все время, понял Клив, но стоял так тихо и был такой неотъемлемой частью комнаты, что оставался незамеченным, пока не посмотрел в сторону гостя. И Клив почувствовал прилив беспокойства. Он подумал, что в каждой комнате, которую он разглядывал, непременно находился либо один преступник, либо несколько убийц, замаскированных неподвижностью Человек понял, что его увидели, и шагнул из укрытия. Средних лет. На щеке порез после утреннего бритья.

— Кто ты? — спросил человек. — Я тебя видел прежде. Ты проходил мимо.

Голос тихий и печальный, не похож на злодея, подумал Клив.

— Просто гость, — ответил он мужчине.

— Здесь не бывает гостей, — возразил тот, — только будущие жители.

Клив нахмурился, стараясь понять, о чем говорит мужчина. Но разум, погруженный в сон, медлил, и прежде, чем он сумел разрешить эту загадку, возникли другие.

— Я тебя знаю? — спросил человек. — Я чувствую, что забываю больше и больше. А это не дело, верно? Если я все забуду, я никогда не уйду, так ведь?

— Уйдешь? — переспросил Клив.

— Совершу обмен, — произнес человек, приглаживая волосы.

— И куда ты пойдешь?

— Обратно. Вновь совершать это.

Теперь он пересек комнату и подошел к Кливу. Вытянул руки ладонями вверх — их покрывали пузыри.

— Ты можешь мне помочь, — сказал он. — Я заключу сделку с лучшими из них.

— Я не понимаю.

Человек явно решил, что Клив прикидывается. Верхняя губа с подкрашенными черными усами оттопырилась.

— Понимаешь, — отозвался он. — Прекрасно понимаешь. Просто ты хочешь продать себя, как и все делают. Просишь самую высокую цену, не так ли? Кто ты — наемный убийца?

Клив покачал головой.

— Я просто сплю, — ответил он.

Приступ веселья у мужчины закончился.

— Будь другом, — попросил он. — Я не обладаю властью, как некоторые. Знаешь, кое-кто приходит сюда и уходит обратно через несколько часов. Они профессионалы. Они договариваются. А я? Что до моего дела, это было преступление на почве страсти. Я пришел неподготовленным. И я останусь здесь, пока не сумею заключить сделку. Пожалуйста, будь другом.

— Я не могу тебе помочь, — сказал Клив, не вполне понимая, о чем его просят.

Убийца кивнул.

— Конечно, — произнес он. — Я и не ожидал…

Он отвернулся от Клива и двинулся к очагу. Пламя там вспыхнуло сильнее, и возник мираж конфорки. Мужчина небрежно положил одну из вспухших ладоней на дверку духовки и закрыл ее, но почти сразу же она со скрипом отворилась вновь.

— Знал бы ты, как возбуждает аппетит запах жареной плоти! — сказал мужчина, опять повернувшись к дверке и пытаясь ее закрыть. — Кто может обвинять меня?

Клив оставил этого человека наедине с его бессвязной болтовней. Если здесь и присутствовал смысл, он вряд ли заслуживал того, чтобы в него вдаваться. Разговор об обменах и бегстве из города ускользал от понимания Клива.

Он побрел дальше, больше не вглядываясь в дома. Он увидел все, что хотел видеть. Утро близко, скоро звонок затрезвонит на этаже. Наверное, он сейчас проснется, думал Клив, и на сегодня покончит с путешествием.

Едва он подумал так, он увидел девочку. Лет шести-семи, не больше, она стояла на ближайшем перекрестке. Явно не убийца… Он направился к ней. Либо от смущения, либо по какой-то менее достойной причине девочка повернула направо и побежала прочь. Клив последовал за ней. Когда он достиг перекрестка, она оказалась уже далеко на следующей улице, и он опять пустился в погоню. Когда преследуешь кого-то во сне, законы физики неодинаковы для участников погони. Девочка, казалось, двигалась легко, а Клив боролся с густым, словно патока, воздухом. Однако он не останавливался, а спешил вслед за девочкой. Скоро он удалился на значительное расстояние от знакомых мест, в тесноту дворов и аллей, представляющих, как он полагал, многочисленные сцены резни. В отличие от центральных улиц, это гетто включало в себя более полные фрагменты пейзажа: травянистая обочина, скорее красная, чем зеленая; фрагмент виселицы с петлей; груда земли. А теперь вот просто стена.

Девочка завела Клива в тупик, а сама исчезла, оставив созерцать гладкую кирпичную стену, сильно выщербленную, с узкой прорезью окна. Очевидно, это и было то, на что его привели посмотреть. Он уставился сквозь пуленепробиваемое стекло, с внешней стороны запачканное потеками птичьих испражнений, и обнаружил, что разглядывает одну из камер Пентонвилла. Желудок его сжался. Что за игра — вывести из камеры в город сновидений лишь для того, чтобы привести обратно в тюрьму? Но несколько секунд изучения успокоили: это не его камера. Это камера Лоуэлла и Нейлера. Картинки приклеены скотчем к серому кирпичу, кровь разбрызгана на полу и на стенах, на постели и на двери. Это еще одна сцена убийства.

— Господи всемогущий, — пробормотал Клив. — Вилли…

Он отвернулся от стены. На песке у его ног спаривались ящерицы, ветер, отыскавший дорогу в эту тихую заводь, принес бабочек. Клив смотрел на их танец, и тут прозвенел звонок в блоке Б. Наступило утро.

Это была ловушка. Механику ее Клив не постигал, но в назначении не сомневался. Билли скоро отправится в город. Камера, где он совершил убийство, уже поджидает его, и из всех гнусных мест в том скопище склепов эта пропитанная кровью каморка, несомненно, была самым гнусным.

Мальчик не может знать, что приготовлено для него. Дед лгал ему о городе мертвых, он рассказывал не все и не подумал поведать Билли о тех случаях, когда приходится оставаться там. А почему? Клив мысленно вернулся к уклончивому разговору, который он вел с человеком в кухне. Что за слова об обменах, о заключении сделок, о возвращении назад? Эдгар Тейт раскаялся в своих грехах, ведь так? По прошествии лет он решил, что он не экскремент дьявола и что вернуться в мир вовсе не так уж плохо. Билли стал средством для возвращения.

— Ты не нравишься моему деду, — сказал мальчик, когда после второго завтрака их вновь заперли в камере.

На второй день расследования все дела, развлечения и работа были отменены, пока камеру за камерой допрашивали относительно смерти Лоуэлла и Нейлера.

— Не нравлюсь? — переспросил Клив. — А почему?

— Ты слишком любопытен, когда ты в городе.

Клив расположился на верхней койке, Билли сидел на стуле у противоположной стены. Глаза мальчика покраснели, его била слабая, но постоянная дрожь.