Старый дом - Михаил Климов

Даже если, как он, Прохоров предполагал, явится сейчас к ней полиция на звук взрыва, то что увидит?

Сидит одинокая женщина и плачет об утраченном счастье…

Ничего компрометирующего ее в квартире нет, потому что Прохоров – здесь, с этой стороны.

Динамит кончился, труп отсутствует, и пистолет исчез вместе с ним…

К чему придраться?

Даже если они были уверены, что именно здесь скрывается ужасный преступник, убийца лучших агентов полиции, то как можно предъявить что-нибудь Наде? Они ведь сами следили за домом последние несколько дней, неусыпно следили, да только никто предосудительный из него не выходил.

А в квартире все стены целы, это Слава проверил сам, никак они сюда не подкопаются…

Да, утащат, наверное, в участок на допрос, придется отвечать на всякие глупые вопросы.

Но что они могут выяснить? И что предъявить Надежде?

Если она будет стоять на своем: ничего и никого не знаю, ничего не было, что за взрыв, не ведаю…

Ничего не смогут предъявить, ноль, зироу…

Прохоров очнулся.

Телефон трезвонил и заливался, как потерпевший, и наш герой достал его, наконец, из кармана.

Звонил «неизвестный», значит, скорее всего, Горох.

Ищет Вадика, наверное…

Слава нажал на зеленую кнопку – надо было возвращаться в жизнь…

71

С Горохом он разобрался быстро.

«Да, был, отдал… Откуда я знаю?»

Слава понимал, что это только самое начало разборки, посвященной поиску Вадика.

Что есть еще машина быка недалеко от подъезда…

Что есть камера, которая неусыпно снимает сам подъезд…

Что в записи видно, как Вадик заходит, а вот как он выходит, увидеть вряд ли получится…

Что там же, на той же камере запечатлен и его, Прохорова выход. С компом за плечами и шляпной коробкой в руках.

И все это надо будет как-то объяснять…

И если с первым, вторым и третьим пунктами повестки можно было легко разделаться – идите вы на фиг, я за вашими бугаями следить не нанимался – то с четвертым сплошные непонятки.

Надо было что-то придумывать, как-то истолковывать такое странное поведение. Слава понимал, что ситуация стремная, но она стала в тысячу раз менее опасной после того, как исчезло тело Вадика.

Он знал, что что-нибудь измыслит…

… например, что выскочил из дома, потому что показалось, что здание качнулось, не будет же Горох посекундно проверять, когда был толчок и когда Прохоров вышел из дома, а разница там около минуты…

… и что некоторый запас времени у него все-таки есть, не меньше целого дня, пока Горох со товарищи возьмутся всерьез искать «бычару» (вон просто позвонили, а он боялся, что сразу приедут и найдут тело), поэтому пока махнул рукой на эту проблему. И потому еще Прохоров так легко отнесся к ней, что знал – за спиной у него сокрушительный аргумент:

«Ты что, всерьез думаешь, что я замочил твоего бугая, я с двумя инфарктами и тремя позвоночными грыжами – тренированного бойца? А потом расчленил его тело и вынес по частям? Куда и самое главное – зачем?»

Однако, выкинув из головы мысли о Вадике, он тут же попался в плен к другим: никогда не увижу больше Надю и никогда не увижу больше ни дочери, ни внуков, ни ставшего за последнее время таким близким Володю…

И отвлечься от всего этого надо было обязательно…

Иначе можно с ума стронуться…

Как-то заснуть еще надо бы сегодня ночью…

Но никогда и ничего я о них даже узнать не смогу…

Отвлечься и попробовать поспать…

И остался я совсем один, приятели и знакомые не в счет…

А чтобы поспать – нужно было попробовать себя утомить…

Когда кончатся физические силы, может, и думать будет уже нечем…

Убогий, никому не нужный старик…

И он попробовал взять себя в руки, отвязаться от истерики и… взялся за уборку.

И мозги занял размышлениями о сегодняшних делах.

Для начала оттащил гороховские коробки обратно к стене. А пока таскал, конечно, с паузами и передышками, размышлял – не отказаться ли от этого заказа вообще? Зачем ему теперь деньги?

У него их – как у дурака махорки…

От нечего делать, надо же занять чем-то это проклятое серое вещество, чтобы не хотелось выть, принялся считать. И насчитал, что если он сейчас поменяет всю свою зелень на рубли, а рубли возьмет полтинниками, то при пятидневной рабочей неделе и восьмичасовом рабочем дне плюс отпуск ему понадобится примерно десять лет, чтобы просто выкидывать в пять минут по бумажке…

И зачем ему тогда гороховский гонорар за описание библиотеки?

Тут было два пути: пойти, упасть перед ним, покаяться и заплатить штраф за то, что взялся и не сделал.

Или найти кого-нибудь достаточно грамотного, кто приходил бы сюда и все описывал. И такой человек у Славы был, звали Юрка, работу эту он мог сделать гораздо лучше Прохорова, однако обладал единственным недостатком – никогда, ничего не писал на компе. Но это была вообще уже техническая проблема…

Да и коробки кончились…

Тогда Слава, передохнув пять минут, взялся мести пол и собирать то, что осталось от кирпича Фаберже.

Осталось немного, но, как показалось Прохорову, вся серебряная фурнитура была цела, только у одного длинного уголка чуть замялся край.

«Продам Матвеичу за пятерку, – решил Слава, – он найдет подходящий кирпич и восстановит, а потом продаст дальше…»

А на фига ему эта пятерка?

С другой стороны, наш герой отлично знал, что антикварщики, в точности как офицеры КГБ, не бывают бывшими, это на всю жизнь, и он понимал, что и сам остановиться не сможет, все равно, пока жив, будет что-то покупать и продавать.

Пока жив…

От грустных мыслей избавиться удавалось плохо, однако захотелось есть и Слава вспомнил, что с утра во рту не было ни росинки, а время уже к ночи.

Он бросил уборку, тем более что и убирать больше было почти нечего, подумал, что жизнь теперь придется всю перестраивать, скорее всего, искать домработницу, чтобы хотя бы стирала за ним, что раньше делала Маринка.

И полез в холодильник.

Нашлось какое-то печенье (для внуков покупалось), кусок сыра и пачка ряженки. В морозильнике обнаружились пельмени, которые Слава и поставил варить, прикинув, что и тут, с продуктами, надо что-то решать. Повесить готовку, которую наш герой не любил, все на ту же мифическую домработницу?

Еще бы знать, где ее взять…

Он включил комп, жуя в качестве салата сыр с ряженкой (от печенья решительно отказался).

Мельком просмотрел первую страницу Яндекса, автоматически перешел на недавно обнаруженный сайт, где какой-то энтузиаст собирал и выкладывал антикварные новости.

«Чушь, не было такой книжки… А это смешно, столько просить… – приговаривал он про себя, проглядывая заголовок за заголовком, изредка открывая сами страницы, чтобы прочитать подробности. – Молодец, Абросимыч, знай наших… – прокомментировал он удачную продажу старым приятелем дорогой книги на лондонском Сотби. – Открыли завещание какого-то придурка в Новой Зеландии… Странно, какое отношение это к нам имеет – где мы, а где Новая Зеландия?»

И пошел к плите, выключить и слить пельмени.

Но вдруг подскочил, развернулся и бросился к столу. Лихорадочно открыл нужную страницу, впился в текст.

«Сегодня во исполнение воли известного новозеландского коллекционера и специалиста первой половины двадцатого века по русскому искусству Владимира Горностаева, умершего почти шестьдесят лет назад, был вскрыт конверт, который хранился все эти годы с надписью: «Вскрыть точно двадцать первого июля 2013 года». Конверт этот был единственным в обширном наследии коллекционера, который он в свое время не передал в библиотеку университета Кентербери. И все эти годы специалисты гадали, что же именно там находится. Содержимое превзошло все ожидания: там оказалась первая книга Марины Цветаевой «Вечерний альбом». Издание редкое и дорогое, но не в самой книге дело. Сегодня специалисты по русской литературе всего мира обсуждают, как могла никому тогда неизвестная Марина Цветаева в 1913 году подарить свою книгу Надежде Мандельштам. Они, безусловно, были знакомы, но произошла их встреча на девять лет позже и особым дружелюбием друг к другу эти две великие женщины не отличались. Да и Надежда Яковлевна в то время еще не встретила Осипа Эмильевича, это произошло, вроде бы, только в 1919 году, а все еще носила свою девичью фамилию – Хазина».

– Господи, – сказал вслух Слава, – да ведь это Володя шестьдесят лет назад придумал, как сообщить мне, что у них все в порядке…

72

Почивал Прохоров эту ночь странно…

Не сказать, что плохо, не сказать, что хорошо.

Ему вообще казалось, что он не спал ни секунды…

А встал выспавшимся и посвежевшим…

Как-то вчерашнее Володино послание взбодрило его…

А в том, то это именно проделки «зятя», Слава не сомневался ни на секунду. Еще как-то книга, купленная им недавно с автографом, полученным несколько дней назад Надеждой, могла гулять по миру…